– Так ты и есть предатель, – рявкнул Нолан. – Ты предал меня. Дядю Малкольма. Маму. Это из-за тебя её похитили.
Саймон скорее предпочёл бы получить удар под дых, чем слушать ядовитые гадости, которые выплёвывал Нолан, вызывая в нём знакомую бурлящую ярость. Сдержав позыв превратиться, он глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Не получилось.
– Я тебя не предавал. Это у тебя осталась семья. А моя семья умерла на крыше Небесной башни, и вы с Малкольмом его не замените. И, да, я провожу с друзьями больше времени, чем с тобой, потому что я им нравлюсь и им приятно со мной общаться. А ты просто хочешь, чтобы тебе говорили, какой ты хороший. А это не так, – сказал Саймон, вставая и впиваясь в брата взглядом. – Хорошие люди никого не травят. Хорошие люди принимают других такими, какие они есть, не зовут других предателями и брошенками и не ведут себя так, будто мир вращается только вокруг них. Мой мир вокруг тебя никогда не вращался и не будет, понял?
– Да уж, понял, – злобно ответил Нолан. – Приятно знать, что ты обо мне думаешь. Небось считаешь, что мама ошиблась, да? Когда выбрала меня, а не тебя.
Саймон не стал отвечать. Он попросту вышел из кабинета и захлопнул дверь, и плевать ему было, если Малкольм на него разозлится. Он и так злился, а если Саймон с Ноланом не помирятся, то ничего не изменится.
Пока ученики заканчивали тренировку в яме, Саймон решил побродить по Логову, заглядывая в пустые классы и пыльную библиотеку в поисках Уинтер. Он даже ещё раз сходил в столовую, чтобы проверить, не пошла ли она завтракать, пока никого не было, но там было пусто. Тогда Саймон, на взводе, пошёл в корпус Рептилий. Он сомневался, что Уинтер там спрячется, учитывая, как ненавистна была ей собственная змеиная природа, но остальные ученики ушли на тренировки, так что шанс был. Все корпуса построены с учётом особенностей пяти Царств, и Рептилии жили в знойной песчаной пустыне. Саймон бывал там всего пару раз, но машинально посмотрел вниз, чтобы не наступить кому-нибудь на хвост.
В общежитии Рептилий был оазис – видимо, для тех, кто не переносил жару. Взрослый крокодил бросил на Саймона любопытный взгляд, когда он обошёл небольшое болотце. Но Уинтер в комнате не оказалось, и в общей гостиной тоже её не было.
К тому времени, как он выбрался из корпуса Рептилий, тренировка уже почти закончилась, и оставалось только вытряхнуть песок из одежды и направиться на первый урок: историю мира анимоксов. Она была куда интереснее всяких войн и революций, о которых говорили в обычной школе, а ещё её обожала Уинтер.
Но когда он дошёл до класса, место Уинтер пустовало. Он сел между Джемом и Арианой, пытаясь не обращать внимания на Нолана, сидящего через три ряда от него.
– Сходил в медпункт? – спросил он Джема, который успел переодеться и сменить очки.
– Ага, меня подлатали, – отозвался тот. – Но медсестра сказала, что несколько дней придётся посидеть на суше. Генерал не обрадуется.
Зато сам Джем явно был рад возможности почитать, а не заниматься нескончаемой подводной строевой подготовкой. Саймон коротко ему улыбнулся, и он улыбнулся в ответ.
Урок начался, и их учитель, мистер Барнс, высокий мужчина со всклокоченной козлиной бородкой и впалыми щеками, кашлянул. Саймон выпрямился, готовясь записывать лекцию, чтобы потом передать её Уинтер. Так у него хотя бы будет предлог её поискать.
– В ходе истории роль анимоксов в мире меняется, – начал мистер Барнс, медленно расхаживая перед учениками, заложив руки за спину. – Мы подстраиваемся под современные технологии, количество естественных для нас мест обитания уменьшается. Мы давно научились с лёгкостью переключаться между человеческой жизнью и жизнью животного, и вопреки множеству пережитых войн наш вид продолжает процветать. Несмотря на то, что за последние века законы, которым мы подчиняемся, много раз менялись, есть три основополагающих устоя, которые разделяют все пять Царств. Так, кто знает три правила мира анимоксов?
Джем вскинул руку, но мистер Барнс поглядел не на него, а на Ариану. Та, провернув ручку в пальцах, облокотилась на спинку и закинула ноги в военных ботинках на край стула, стоящего спереди.
– Первое: уважать природу и естественный порядок вещей. Второе: не охотиться на других анимоксов. И третье, самое важное: никогда и ни за что не говорить людям о существовании анимоксов.
– Отлично, мисс Вебстер, – сказал мистер Барнс. – Можете рассказать классу, почему для нас так важна скрытность?
– Эксперименты, – произнёс Нолан, не успела Ариана даже рта раскрыть. – В Средневековье, если анимоксы попадались людям, их пытали до смерти или сжигали на кострах, как ведьм.
– Жить стало бы легче, если б можно было наколдовать твоё исчезновение, – пробормотала Ариана, продолжая вертеть в руках ручку. Если Нолан её и услышал, вида он не подал.
– Именно поэтому скрытность ценится в нашем мире превыше всего, – сказал мистер Барнс. – Те, кто посмел превратиться перед кем-то или раскрыть тайну друзьям и любимым, всегда дорого за это платили. Не сомневаюсь, большинству из вас родители говорили об этом с самого детства, задолго до того, как вы научились превращаться, и этого правила мы придерживаемся по сей день.
– А что делать с первым превращением? – поинтересовался Саймон. К нему тут же обернулся практически весь класс, но он не отвёл взгляда от мистера Барнса, только сжал руки в кулаки, представляя, что было бы, если бы в кожу впивались когти, а не ногти. – Его же невозможно контролировать, да?
– Да, однако нечасто встретишь анимоксов, которые растут среди людей, – таких, например, как вы, мистер Торн. Большинство из нас предпочитает держать детей среди собственного народа, – заметил мистер Барнс. – У всех Царств есть собственные среды обитаний и общины, разбросанные по всей стране, подходящие под особенности каждого отдельно взятого вида.
– А если родители не знают, в каком Царстве окажутся дети? – спросил Саймон. Ученики вокруг неуютно поёжились, переглядываясь.
– Вы про… гибридов, да, конечно, – сказал мистер Барнс, кашлянув. – Если дети растут в среде, не подходящей для их облика, которую, конечно, невозможно определить до первого превращения, то это может привести к… запутанным последствиям. Именно поэтому браки между разными Царствами не поощряются, – добавил он. – На данный момент некоторые общины изгоняют гибридов из своих рядов, так как их присутствие зачастую приводит к социальному неприятию и прочим видам негативного поведения.
– Но ведь гибриды не виноваты, – сказал Саймон. – Их нельзя за это наказывать.
– Согласен, – сказал мистер Барнс, глядя на Саймона сверху вниз с явной жалостью во взгляде. – Но, боюсь, мало какое решение удовлетворит сразу всех. Пока что, к нашему стыду, гибриды зачастую оказываются изгоями общества, даже когда проходит их превращение, – особенно те, кого растили не в том Царстве.
Воцарилась тишина, и когда Саймон понял, что мистер Барнс ждёт от него реакции, то коротко кивнул. Тут же мистер Барнс сменил тему, а Саймон уткнулся в тетрадь, всем телом ощущая на себе пристальные взгляды.
Он оставил их без внимания. Теперь он хотя бы понимал, почему Уинтер так стыдилась признать, что была змеёй, выращенной Птицами, и всё оставшееся утро пытался придумать, как ей помочь. Он был готов заступаться за неё, пока Нолан со своими зверями не отстанут, и был готов оставаться рядом, пока она сама позволит. Больше всего на свете Саймону хотелось поговорить с ней – дать понять, что она не одна. Но его всю жизнь травили ребята, которые больше и сильнее его, и Саймон прекрасно знал, как бессмысленно говорить, что всё наладится. Потому что, конечно, наладится – но уже после школы, а в данный момент времени всё плохо, ему просто хотелось покоя. И Уинтер, наверное, хотелось сейчас того же.
– Как думаете, куда она ушла? – спросил Саймон, пока они с Джемом и Арианой шли на урок зоологии. – Я всё обыскал.
– Иногда она сбегает наружу, – сказала Ариана, которая, несмотря на протесты Джема, несла его рюкзак. – В корпусе Рептилий тоже есть тоннель.
Джем заморгал, широко распахивая глаза. Его новые очки были толще старых, и из-за этого он походил на сову больше обычного.
– Откуда ты знаешь? – спросил он.
– Кто-то ведь должен за ней приглядывать, – сказала Ариана. – Она ведь не к Небесной башне ходит, в самом деле. Она просто гуляет по зоопарку.
– Я схожу за ней в обед, – сказал Саймон. Выходить из Логова рискованно, ведь утром Малкольм его уже поймал, но от мысли, что Уинтер сейчас одна, становилось просто невыносимо. Он готов получить пару отработок, лишь бы убедиться, что с ней всё хорошо.
Как только зоология закончилась и начался обед, он, быстро попрощавшись с Джемом и Арианой, направился в корпус Альфы. Сбросив рюкзак, он нырнул в комнату Нолана и застыл при виде тяжёлого шкафа, перекрывшего вход в тоннель.
– Прохода нет, – сообщил Феликс, вскарабкавшись по ноге Саймона в его ладони. – Я уже проверил. И вообще, тебе мало неприятностей на сегодня?
Он даже не представлял, насколько прав, но Саймон быстро рассказал мышонку всё, что случилось за завтраком.
– Думаю, Уинтер на улице, – наконец сказал он. – Придётся пройти через другой тоннель, но стая скоро вернётся. Сможешь покараулить?
Феликс дёрнул усами.
– Если Альфа узнает, он зажарит меня с чесноком и съест на ужин.
– Ничего он не узнает, а если что – я тебя защищу. Ну пожалуйста, Феликс, – больше ни о чём не попрошу до конца года.
– Ты ведь понимаешь, что этого не будет. – Он тяжело вздохнул. – Ладно. Но если тебя поймают, я сбегу, понял?
– Спасибо, Феликс, – сказал Саймон и спрятал мышонка в карман чёрной формы, игнорируя его бормотание.
На противоположном краю атриума, за зелёной травой и высокими деревьями, скрывалась дверь в кабинет Альфы. Саймон бывал внутри всего несколько раз, но воспоминания остались лишь неприятные. Изначально кабинет принадлежал Селесте Торн, но потом Малкольм изгнал её и отобрал титул Альфы. Теперь офис принадлежал ему, но Саймон видел дядю только в кабинете над ямой.
Вытащив Феликса из кармана, он поставил его на пол.
– Пискни, если кто-нибудь придёт, – сказал он и открыл дверь. Петли скрипнули; Саймон дёрнулся, но обратного пути нет.
Кабинет был самым обычным, с большим столом из красного дерева и холодным, пустым камином. На стенах висели портреты, и хотя в темноте детали различить не получалось, Саймон прекрасно знал, кто на них изображён. На одном была сама Селеста, на двух других – сыновья, которых она потеряла: Дэррил и Люк, отец Саймона, которого она усыновила и вырастила, как своего собственного. Отчасти Саймону хотелось включить свет и посмотреть на отца. Он не видел портрет уже два месяца и боялся, что забыл, как он выглядит. Но времени до конца обеда оставалось немного, и сейчас нужно было сосредоточиться на Уинтер.
Он потянул за край портрета Селесты. Рамка щёлкнула и отошла от стены, открывая проход в ещё один тоннель. Саймон забрался внутрь; этим лазом он ещё не пользовался, в отличие от Уинтер, но она говорила, что он ведёт куда-то в зоопарк. Саймон просто надеялся, что так оно и было.
Несмотря на то, что Малкольм – и Ариана – сегодня утром едва не застали его, он прикрыл глаза и вновь велел телу превратиться в мышь. В темноте тоннеля не было видно, но он чувствовал, как пространство вокруг увеличивается, пока сам он не стал размером с Феликса. Заморгав, он дёрнул хвостом, убедился, что твёрдо стоит на ногах, а потом бросился бежать в сторону улицы.
Спустя несколько минут он добрался до выхода, закрытого листвой и явно давно не используемого. Ничего удивительного тут не было – доступ к портрету имели лишь те, кто жил в корпусе Альфы, но стае тоннели были не нужны: они и так могли свободно выходить в зоопарк. Приняв обличье человека, Саймон раздвинул листву, выполз на холодную землю и сощурился от неожиданно ударившего в глаза солнца.
Уинтер не соврала. Тоннель вывел его на самый край зоопарка, к черепашьему пруду. Облегчённо вздохнув, Саймон поднялся и отряхнул грязь с колен. Маленькая девочка лет четырёх, стоящая неподалёку, уставилась на него огромными глазами. Саймон прижал палец к губам и прошмыгнул мимо неё.
Людей в зоопарке было немного – типичная картина для середины ноябрьских будней, – Саймон обыскал все тропинки и постройки, но так и не нашёл Уинтер. Поникнув, он остановился у киоска, торгующего игрушками. Может, она всё-таки не пошла на улицу? Но тогда куда? Неужели, сбежала? Он оглянулся на силуэты домов, среди которых виднелась Небесная башня, стоящая в паре кварталов от парка. Если взлететь, то он успел бы добраться до неё и вернуться до конца обеда.
Саймон уже собирался поискать какой-нибудь угол, чтобы превратиться, но тут краем глаза заметил знакомую статую. На первый взгляд в каменном волке не было ничего особенного, и большинство посетителей проходили мимо, даже не удостоив его своим вниманием. Но Саймон знал, что волк стоит на могиле его дяди. Саймон подошёл к могиле дяди. Он не мог уйти, не навестив его, раз уж был рядом.
– Привет, – шепнул он, потирая морду волка и скользя пальцами по шраму, бегущему по его правой щеке. – Прости, что давно не заходил. Малкольм держит своё обещание, и мне всё сложнее сбегать…
Он замолчал. У основания статуи, наполовину скрытая камнями, лежала какая-то пёстрая бумажка, которую легко было принять за мусор. Присев, Саймон отодвинул камень, и из потаённого углубления высунулась картонка.
Нет, не так.
Открытка.
Сердце забилось в горле; Саймон поднял с земли живописную фотографию пустыни Аризоны и перевернул. На обратной стороне знакомым маминым почерком были выписаны пять простых слов:
Вот бы ты был здесь.
4
Райские птицы
Держа открытку в дрожащих руках, Саймон перечитал её снова, а затем ещё раз и ещё, пытаясь убедиться, что это не шутка. Его мама была у Ориона. Она не могла вернуться в Нью-Йорк, чтобы оставить послание.
На его плечо опустилась воробьиха и громко чирикнула.
– Саймон Торн нашёл тайник! – провозгласила она, гордо распушив пёрышки.
– С открыткой? – спросил он, показывая ей послание. – Это ты её оставила?
– Это от птицы из пустыни, – сказала она, легонько поклёвывая его ухо. – Еда?
Надежда волной разлилась по телу; пошарив по карманам, он отдал воробьихе сухарик, который собирался дать Феликсу, и она улетела, а Саймон, пошатываясь, пошёл к центру зоопарка. В голове носились тысячи мыслей.
Значит, мама была в Аризоне. Именно туда Орион отвёз её в поисках обломков Хищника. Он вновь поглядел на открытку, скользя пальцами по аккуратно выведенным словам. На фотографии присутствовала змея – видимо, они искали осколок, принадлежащий Рептилиям. Вряд ли нашлись бы другие Царства, решившие спрятать оружие в пустыне.
Саймон сглотнул. Нужно было как-то добраться до Аризоны. Может, накопленных за прошлые годы карманных денег хватит на билет на самолёт? А может, получится одолжить денег – он предпочитал не называть это словом «своровать» – у Малкольма. Как бы то ни было, маме нужна помощь, и он не собирался больше её подводить. Он понятия не имел, как давно она отправила открытку, – возможно, они уже нашли обломок и отправились за следующим. Но других зацепок у Саймона не было, и ему нужно действовать. Как можно скорее.
Он бы так и не понял, что пробежал мимо Уинтер, если бы не влетел в стаю голубей у её ног. Она, не шевелясь, сидела на скамейке напротив вольера с тюленями, а на коленях у неё стояло ведро застарелого попкорна. Голуби клевали зёрна, валяющиеся на земле, и она просто смотрела на них, не поднимая взгляда на Саймона.
– Да неужели. Ты уже дважды мимо проходил, – колючим голосом сказала она.
– Я просто… отвлёкся. – Саймон убрал открытку в карман и присел рядом, даже не спросив разрешения. Уинтер не отстранилась. – Я думал, ты терпеть голубей не можешь.
– Другие птицы ко мне теперь не подходят, – пробормотала она. – Что ты здесь делаешь?
Саймон замялся.