До меня только дошло, что он не поддавался замедлению времени, и, можно сказать, участвовал в нашем обряде.
Я и сам хотел задать этот вопрос, но присутствие того, кто разговаривал со мной через алтарь, вдруг стало… другим. Я почуял угрозу, злость, ненависть!
«Кто рядом с тобой, частица Абсолюта?» — голос спросил, едва сдерживая ненависть.
— Здравствуй, владыка, — Эзекаил засмеялся, — Слава тебе!
И меня пронзил взгляд сверху. Полный ненависти, уничтожающий. На плечи упала чужая воля — сила неизмеримо высшей меры надавила, едва не расплющивая по алтарю.
«Твою-то мать…», — прошептал Белиар, пытаясь очухаться, — «Так вот он чего хотел.»
Ночь вдруг стала чёрной, кромешной. Я поднял голову — все звёзды закрыли чёрные тучи.
Эзекаил отступал от алтаря, воздев к небу руки, и хохотал:
— Вот он я, владыка, любимое моё святейшество, — он кричал исступлённо, словно в припадке, — Славу тебе я воспеваю!
Стало заметно светлеть, тучи налились багровым огнём. Небеса горели, закручиваясь в огненную спираль.
И словно смерч спускался с неба, вытягивался из пылающих туч, пытаясь коснуться земли своим хоботом. На самом конце его сияла фигура, казалось, что она состояла из чистого света.
Уже отсюда было видно, что бог, спускающийся вниз, был гораздо больше любого ангела. Это Эзекаил был ему, наверное, по колено. Меня взяло сомнение — при таком могуществе наверняка под силу принять любой облик.
— ПРЕДАТЕЛЬ! — голос бога звучал уже с небес, словно гром.
Одна стопа его коснулась зубца на крыше, и камень забурлил, вскипая и дымясь. Верховное существо слегка растерянно крутило головой, разглядывая окрестности.
— Да, владыка мой Каэль, — засмеялся падший, — Я всегда прятался в том месте, куда ты стыдился смотреть.
Я не отрывал взгляда от силуэта, чувствуя, что начинаю слепнуть.
«Не смотри на него, идиот!» — зарычал Белиар.
Я зажмурился, опустив голову. Вокруг меня сталкивались такие силы, что даже моя мера человека казалась крошечной.
Мне показалось, что пол вокруг алтаря стал искрить сильнее, вырисовываясь причудливыми узорами, оплетающими всю крышу.
Глава 15. Каэль
— О, Каэль, господин, — голос Эзекаила резал по ушам, как сирена, — Недостоин я был твоего пришествия…
Я не мог больше смотреть на огненное существо, его облик выжигал мне глаза, и зажмурился, смахнув слёзы.
«Не смотри, нельзя! На бога нельзя смотреть. Один прецептор может!»
Я чувствовал, что Белиар тоже боится, но при этом он подмешивал в меня жажду… Настоящую жажду власти.
«Твою поднёбную мать, сколько силы, Марк! Там столько духа, что моим внукам хватит…»
— Как смеешь ты, отродье Тенебры, разевать свой поганый рот?
Едва взгляд Каэля упал на меня, как мне стало тяжело дышать. То, как до этого на меня давили мерой всякие командоры и приоры… это были цветочки.
Белиар замолчал, не сразу смекнув, что его слышат, и тут меня откинуло от алтаря. Не ветром, не ударом — просто чужой волей прокатило по крыше, и я врезался в ограду.
Опять спиной…
Рядом зазвенел меч. Я зашипел от боли, что-то в позвонках хрустнуло ещё раз. Но машинально моя рука заёрзала вокруг: без оружия я себя чувствовал беспомощным.
Рука коснулась сначала лезвия, а потом я быстро перехватил рукоять.
«Поднёбыш, я попробую тебе спину подлатать. Только знай, я не ангел, это может быть больно!», — прошептал демон.
Я усмехнулся. Когда во мне сидела Халиэль, её лечение тоже не назовёшь ласковым.
По спине побежали неприятные мурашки, а потом стало жечь. Демону особо не из чего было выбирать — стихия огня, и всё тут.
Эзекаил крикнул:
— Мой господин, а как же барьер? Ведь он съедает твои силы, великий Каэль. Ведь он лишает тебя…
Его оборвали:
— Закрой рот, предатель, — хлестнул голос бога.
Падший рассмеялся.
Прикрываясь ладонью, как козырьком, я взглянул на Эзекаила. Тот будто действительно был счастлив видеть своего господина: в его руках не было оружия, и он раскрыл их в приветственном жесте.
За его спиной виднелись призрачные крылья… Одно ангельское, с белоснежными перьями, а другое… красное, кожистое, с загнутым когтем на сочленении.
«Поднёбыш, а ведь этот падший нам даже половину силы не показал.»
— Эзекаил… Отдай мне то, за чем я пришёл, — голос бога заставлял вжиматься в камень.
Я видел его пальцы, касающиеся зубцов башни, но их свет неимоверно слепил. Он босиком, что ли?
Меня взяла злость: какого, спрашивается, хрена я не могу на него посмотреть? Это тоже ограничение, вроде законов Неба, запрещающих нулям смотреть на человека?
— Господин, я тут слишком долго, и память отказывает мне… — ангел отвечал нагло, с вызовом.
— Падший серафим, ты смеешь насмехаться надо мной?
— Нет мне прощения, и мыслю я дерзко, — Эзекаил отвечал певуче, тянул слова, пытаясь попасть в какой-то ритм.
Мне кажется, он даже покачивался в такт своей песне.
«Алтарь, поднёбыш. Будет у нас ангел внутри, сможешь смотреть на него.»
— И рухнут небеса, и боги канут в бездну, — Эзекаил надрывался.
Я опять опёрся на локти, попытался подняться. Спина болит неимоверно, каждое движение отдавало болью.
«Давай, вставай, поднёбыш. Уж лучше спиной маяться здесь, в Регнуме, чем вагоны разгружать в родном мире!»
Вагоны… Какие, на хрен, вагоны?
«Поднёбыш, не сердись, у меня тоже паника!»
Вокруг всё тонуло в искрах, и среди этого сияния проглядывал алтарь. Рядом стоял Эзекаил, развернув призрачные крылья и раскинув руки.
Теперь мне ясно виделось, что на крыше замка какими-то магическими чернилами были начертаны узоры, вроде тех самых пентаграмм, что были в свитках.
На миг мелькнула мысль, а где я мог оставить свою сумку?
«Ползи, Марк… не думал, что скажу это, но нам нужна твоя Хали!»
А уж мне-то как нужна…
— Глупый человек, — меня приплющило взглядом бога, долбануло лицом об камень, и я почуял кровь на губах, — Джихаил был моим херувимом, и все его решения были подвластны мне…
Я, стиснув зубы, поднялся. Прикрыл глаза пальцами, стараясь разглядеть алтарь. Всё вокруг искрило, замок подо мной начал вибрировать.
— Марк… Неугомонная частица Абсолюта. Неужели ты думаешь, что дар судьи, которым наградил тебя Джихаил, сильнее моей воли?
— О, великий, нет ничего сильнее твоей воли, — Эзекаил вновь засмеялся, — Скорее поднимайся, Инфериор не будет долго терпеть.
— Издеваешься, серафим? Ты думаешь, я не вижу, что ты здесь устроил?
«Поднёбыш, этот падший устроил ловушку для бога!»
— Истинно так, Каэль… Ты не видишь!
— КАК СМЕЕШЬ!!!
И удар со всех сторон, будто меня попытались сжать в точку.
Пол затрясся, уходя из-под ног.
Я будто попал внутрь взрыва. Вокруг трескались камни, отлетали зубцы, подо мной разверзлась трещина, и проглянули нижние помещения замка.
И новый удар, и мою душу на мгновение выкинуло из тела…
Я парил далеко над горами, и с трепетом смотрел, как вокруг замка на перевале горят огненные круги. Меня сносило каким-то ветром, и мне стоило огромных усилий оставаться на месте.
Будто ураганный ветер относил, не давая вернуться обратно.
Магическая пентаграмма, нарисованная на крыше башни, была лишь малой точкой, центром огромного узора, расчерченного на сотни метров, если не на километры, вокруг. Они горели, и с них тянулись пламенные цепи… тянулись к богу, зависшему над разрушающимся замком.
Вот же на хрен, где-то там моё тело!
«Обидно будет вот так всё просрать…» — уныло протянул Белиар.
— Ты всё ещё со мной? — машинально спросил я, — Не в теле?
«Моя душа прилеплена к твоей, помнишь? Я вообще-то тебе её отдал.»
Башня замка, к которой протянулся язык огненных облаков, уже обвалилась, и над её руинами сверкали вспышки. Эзекаил бился с Каэлем?
«А падший оказался хитёр. Это невообразимо мощное заклинание, ловушка на бога.»
Я усмехнулся, оглядывая горящий мир. Пылало всё: и земля, и небо. Кажется, даже на облаках стали проступать узоры пентаграммы.
«Он долго ждал, когда в его узоре окажется всё, что нужно. И частица Абсолюта, и Просветлённый… Откуда он только достал кровь Каэля, интересно?»
— Может, она была в замке? Ещё человеческая?
«Может, ты и прав, поднёбыш».
Я не оставлял попыток вернуться в тело, и напрягал незримые мышцы. Хотя вид руин, в которые превратился замок, не внушал надежды. Может ли тело человека, третьей меры, пережить такие разрушения?
Раскаты грома разносились над перевалом, и непонятно было, голоса это, или грохочущие молнии?
Где-то сверху, над облаками, полыхали вспышки…
«Ангелы Медоса пытаются пробиться на помощь своему божку», — нервно засмеялся Белиар, — «Но он обречён, магия Абсолюта не различает ни богов, ни нулей.»
— Надо что-то делать, демон, — в очередной раз уткнувшись в стену ветра, рявкнул я.
«Там такие силы столкнулись…»
— А рука? Рука на моём теле, ты чувствуешь её?
«Эээ. Нет… То есть, я и не пробовал.»
— Что ты нарисовал там, на алтаре?
«Тот же призыв, что и ты, когда привязывал мою душу.»
Демон что-то проворчал, я почуял, как мы с ним завибрировали.
— Ну же, что там происходит?
«А ты сам попробуй почувствовать своё тело, если умный такой!»
Появилось новое ощущение. Меня стало сносить не только ветром, но и тянуть вверх.
«Твою поднёбную душонку… держи её!»
— Кого?!
«Душонку! Ты опять умираешь, Марк!»
— Опять?!
Моё сознание снова плыло в неведомом пространстве. Едва очнувшись, я огляделся. Вокруг туман непонятного цвета, то ли серый, то ли розовый, и свет льётся будто со всех сторон, пытаясь пробиться сквозь марево.
Чистилище? Как же давно я тут не был. Вроде мне кто-то говорил, что чем больше моя душа привязывается к Инфериору, тем реже я буду сюда попадать.
А смотри-ка, опять попал.
— Белиар! — позвал я.
Тишина…
— Есть здесь кто?
«Сильная воля, ты был так близок.»
Всё моё существо всколыхнуло от пронизывающего голоса. Абсолют, это было бесспорно.
— Где Белиар?
Тишина.
— ГДЕ БЕЛИАР?! — я надрывал незримые связки.
«Это демон, сильная воля. Душа, сделавшая неправильный выбор, выбравшая лёгкую дорожку вместо тернистой тропки.»
— Мне всё равно, кто он. Я обещал ему.
«Сильная воля, твоё слово имеет силу.»
О чём это он? Я в который раз убедился, что у меня не клеились разговоры с такими существами, разум которых непостижим.
Хоть бы кто научил дипломатии с высшими силами.
— О чём ты? — только и спросил я.
«Ты не сказал: «Да»».
Я чуть не рассмеялся. То есть, всё то, чем я занимался до этого, не было частью сделки?
Я почувствовал дыхание. Оно заполняло всё вокруг, и вдруг принесло мне воспоминания. Только они уже были смешаны со знаниями, которые я получил здесь.
«Я сижу под мостом, под ночной трассой. Сверху гудят машины, отдают мне в затылок вибрацией, а в животе у меня пуля…
Позади незавершённая месть. Я почти достал его, этого ублюдка, который лишил меня всего.
Кротов… Таинственный министр, который взял меня на работу, даже не дождавшись, когда я окончу учебку телохранителей.
Ну да, у меня был опыт горячих точек, хорошие рекомендации. Но я отлично помню, что вокруг было гораздо больше настоящих профессионалов. Но молодая кровь разве может думать?
«Ноль процентов ипотека, молодой человек», — говорил холёный, довольно пожилой мужчина, делая акцент на слове «ноль».
В чёрных волосах почти проглядывала седина. Тогда мне казалось, что проницательные глаза видят во мне желание работать, сделать семью счастливее.
Эта работа сулила всё. Престиж, деньги, квартиру, и даже будущую учёбу моей дочери. Это отнимало много времени, но я понимал, что так нужно. Не каждый день получаешь шанс на безбедное будущее.
«Мера у каждого своя», — говорил Кротов, — «Как ты себя покажешь, так тебя и отблагодарят».
Сейчас каждое брошенное министром слово было понятно…
«Очень трудно найти… по-настоящему ценных людей. Вокруг много пустышек, никчёмных нулей, но мне такие не нужны. Ты понимаешь, о чём я, Марк?»
Я кивал, думая, что понимаю, о чём он говорит. О мозгах, естественно, об ответственности, о выдержке. Всё это у меня было.
А потом он инсценировал свою смерть.
То, что меня подозревали в убийстве, было не самое страшное.
Теперь-то понятен смысл всего, что натворил Кротов. Резкое обнуление моих счетов, арест квартиры банком. И даже потеря всех рекомендаций, исчезновение данных о моей службе.
Частью обряда были убийство моих жены и дочери, причём все эти измазанные в крови стены.
Крайнее отчаяние, полное обнуление моей жизни. Для того, чтобы Кротов мог попасть в Нулевой мир.
Только ещё до того, как меня лишили семьи, мне удалось кое-что накопать. А потом случилась беда, и я не собирался отчаиваться, пока не отомщу.
Погони, стрельба, словленная пуля, и моя тихая смерть под мостом.
Я так и не достал его, зато теперь знал, что со мной пытались сделать.
Умереть спокойно, правда, мне не дали. Потому что голос Абсолюта я тоже хорошо помнил.»
Меня словно пронзило воспоминаниями, заставляя переживать каждый момент. Снова возвращая в тот омут боли, и распаляя жажду мести.
И желание вернуть близких…
«Ты действительно этого хочешь?»
Если б у меня были губы, я бы их поджал от досады. Ведь именно с этих слов началась тогда моя беседа с Абсолютом.
Я молчал, лихорадочно пытаясь переворошить в мыслях знания, которые сейчас мне мало чем помогут. Ох уж эти игры высших сил.
«Мне нужна твоя воля!»
С каждой секундой память опять подёргивалась дымкой, словно наползала пелена. У меня были родные, а их лица исчезают.
Теперь у меня в Инфериоре тоже полно близких, их жизнь тоже для меня очень ценная.
«Это и есть другой путь, о котором я говорил.»
— Не понимаю, что ты хотел мне показать, — наконец, сказал я, — Кротов в Нулевом мире?
«Да. Он завершил обряд.»
От Абсолюта прилетело видение. И я захохотал, жалея, что Белиар этого не видит. Мне было неприятно, что радуюсь чужим страданиям, но боль от утраты была свежей, и никакой жалости к Кротову я не испытывал.
Даже когда мне пришлось служить Серым Волкам, я не опустился до такого.
Грязный, в рваных обносках ноль, оттирает какой-то нужник. Зверь толкнул его, и тот упал, перепачкавшись… Покатилось ведро, разливая воду. Поднял взгляд, полный смирения, и, кое-как встав на коленки, стал дальше оттирать.
Тот холёный и дородный министр, которого я помню, и этот полудохлый оборванец мало чем были похожи. Лицо осунувшееся, кожа да кости, и даже взгляд поменялся.
Обрядовая чернь. Я мысленно произнёс эти слова с презрением, как когда-то Белиар.
Обломал Кротова Инфериор, кинув в тело нуля. Он хотел попасть в тот мир, в котором можно получить истинную силу. В Нулевой Мир, из которого вышли боги, и который никто не создавал.
Или создал тот, о ком никто и ничего не знает.
«Ты хочешь мести, сильная воля?» — голос оборвал мои размышления.
Я, отсмеявшись, сказал:
— Нет, конечно.
Пространство вокруг странным образом качнулось, Абсолют был явно обескуражен моим ответом.
О какой мести может идти речь, если сейчас жизнь этого министра — сплошной ад? Я приду, и закончу его мучения?