Ученики, учителя - Коллектив авторов 22 стр.

— Ну, ты даешь! Что я мог сделать после такого удара?

— Сколько секунд ты еще воспринимал окружающее? Ты стоял, когда я выдернул клинок.

— Ну, — на измазанном лице Николая отразилось полное изумление. — Стоял… Увидел кровь, и изо рта хлынуло. Тогда стало больно. Потом ничего не помню.

— Так сколько прошло времени?

— Секунды две — три…

— Так быстро не умирают. Секунд десять ты держался на ногах, а если бы ты не испугался крови, то было бы больше. Для нашего мозга даже полное прекращение поступления кислорода не так катастрофично, как для мозга смертных.

— Ну, допустим, и что я мог сделать?

— У тебя за спиной была река!

— Так я должен был еще и утонуть?

— Ты должен был спасать свою голову, а место, где ты очнешься — это вопрос десятый. Постарайся это запомнить.

Он развернулся и, ни разу не оглянувшись, ушел в дом. Там подбросил в топку дрова, поставил котел с водой на огонь. Выглянул в окно, удостоверился, что ученик выполняет его указание.

«Упрямый таки мужик, толк, наверное, будет».

Залез в кладовке на верхнюю полку стеллажа, где в дальнем углу хранился спирт, выданный для «производственных надобностей», отлил стакан. Подумал, что самому тоже не мешало бы принять, но удержался. Опять выглянул в окно. Николай сидел на земле, прислонившись спиной к валуну.

— Черт, — Джордано вытащил шкуру из сваленной у дверей стопки и вернулся к реке.

— Ты что, загорать тут собрался? — он поднял дрожащего крупной дрожью ученика, завернул в шкуру и повел в дом. Там, усадив его у теплого бока печи, снял ботинки и засунул ноги в таз с горячей водой. Николай только замычал.

— Ничего, сейчас легче будет, — Джордано достал второй стакан, наполнил его красным вином. — Бери, выпей.

Прислонившись к печке, Николай сидел, закрыв глаза, и ни на что не реагировал.

— Черт, — еще раз повторил Джордано. — Красна девица, а не бессмертный.

Сел рядом, оторвал от теплой стенки и слегка встряхнул, заставляя открыть глаза:

— Да пей же, я сказал. Тебе зубы ножом раздвигать!? — угроза подействовала. Николай начал пить, а к концу даже взял стакан в руку.

— Вот и молодец! — Джордано разделил спирт пополам и разбавил его теплой водой.

— До лежанки сам дойдешь?

Как сомнамбула Николай перебрался на расположенную в углу у окна широкую лавку, покрытую овчиной. Сжался калачиком, кутаясь в шкуру.

— Погоди, перевернись на живот, — Джордано стащил с Николая шкуру и завернул ею распаренные ноги, потом снял промокшую рубашку и начал растирать ученика спиртом. Сначала спину, потом грудь. Шрама на груди уже не было видно. Джордано вытащил вторую шкуру и накинул ее на Николая, сверху еще укрыл одеялом.

Ученик на мгновение открыл глаза.

— Потерпи. Это от потери крови. Прости, что так получилось, — но Николай, похоже, уже опять ничего не слышал. Глаза закрылись, дыхание выровнялось, ученик спал.

С ликвидацией последствий утренней тренировки Джордано провозился почти весь день. Отстирать рыжее пятно с рубахи Николая так и не удалось, это его несколько расстроило. Лишней одежды не было.

Один съем параметров он пропустил. Вечером перед выходом на связь с базой пришлось заняться аппроксимацией утренних данных, и, вдобавок ко всему, он чуть не опоздал с передачей. Отстучав суточные данные, он опустился за стол. Сидел, устало глядя на догорающий в печи огонь и пытаясь ни о чем не думать. К вечеру все рассуждения о допустимости утреннего эксперимента казались мерзостью.

Однообразно, на одной ноте, с минарета кричал муэдзин. Горячее пятно солнечного света от затянутого решеткой отверстия под самым потолком лежало в центре камеры, заливая ослепительным светом корчившееся в судорогах тело. Наконец мучения начали отступать. Нехотя возвращающееся сознание тупо повторяло крик муэдзина: «Нет Бога кроме Аллаха, и Муххамед пророк его».

Джордано открыл глаза и тут же зажмурился от слепящих лучей. Собравшись с силами, он отполз к стене камеры на брошенную охапку свежей соломы. Отстраненно подумал, что раз заменили подстилку, значит, дрался он сегодня удачно. Некоторое время лежал, прислушиваясь к своим ощущениям, и вспоминая бой.

Противниками сегодня были новые, сильные молодые воины. Наверное, их цена была достаточно высока, все были в латах. Правда и скорость движений это снижало так, что двоих Джордано сумел вывести из строя, прежде чем третий рассек ему правый бок. Это придало Джордано злости, он не мог позволить себе выйти из боя. Висеть на дыбе до полуночи и быть в очередной раз выпоротым так, что кожу, казалось, просто заживо содрали со спины, было выше его сил. Когда это случилось последний раз три дня назад, он регенерировался только к утру. С трудом заставил себя подняться и выйти на плац. Но сил хватило только на то, чтобы отработать обязательные упражнения. Потом просто свалился в обморок.

Джордано усмехнулся: этого видно никто не ожидал. Сам Ахмед спустился вниз на плац, пнул безучастного раба сапогом по почкам и, не увидев никакой ответной реакции, кроме безвольно мотнувшейся головы, начал визгливо орать на Мустафу. Тот, упав на колени, пытался как-то оправдаться. Джордано оттащили назад в камеру, принесли полную миску горячего бараньего плова и две спелых грозди винограда. Вечером, когда Джордано окончательно пришел в форму, Мустафа приказал ему подняться на плац. Там у стены надзиратели выстроили пятерку его вчерашних противников. Ахмед сидел в кресле на помосте для наблюдений. Джордано толкнули на колени перед помостом. Мустафа встал рядом и поклонился бею.

— Объясни мне, что вчера произошло. — Ахмед обратился к охраннику.

— Твой раб, господин, не бился в полную силу, как подобает воину. Он подставился противнику, позволил тому нанести удар в левое легкое и прекратил сопротивление.

— Джордано, подними голову! Мустафа говорит правду?

Джордано отрицательно мотнул головой. После костра он на самом деле долго не мог говорить, а потом, когда понял, что вернулась способность произнести что-то связное, решил, что показывать это кому-либо — ни к чему. Знал, что его немота злит Ахмеда, и это доставляло немного радости.

— Значит, он лжет?

Джордано опустил глаза, ждал, когда последует наказание.

— Так… — Ахмед поднялся, подошел к шеренге вчерашних противников. — Кто нанес тебе последний удар?

Джордано обреченно указал на стоявшего в центре человека. На свободе он наверняка был воином. Крепкий, с широкими плечами и открытым взглядом светло-серых глаз он нравился Джордано.

— Если Мустафа лжет, убей его!

Джордано поднялся, взял протянутый Мустафой меч и направился к центру площадки для поединков.

— Нет, драться надо было вчера. Сейчас ты должен просто убить врага.

Джордано остановился, обернулся к Ахмеду и отрицательно покачал головой.

— Ты должен просто убить. Иди сюда.

Джордано попятился и упал на колени, униженно согнул спину.

— Если ты не можешь, они умрут все.

Джордано еще униженнее припал к земле и услышал натужный выдох Ахмеда. Замах и голова крайнего пленника глухо ударилась об утоптанную землю плаца. Тело казненного осело рядом. Джордано готов был закричать от ужаса и безысходности, но где-то на краю сознания вспыхнула мысль, что ведь в его руках меч, даже если Ахмед действительно такой же урод, как он сам, и его нельзя убить, то причинить ему боль, это ведь в его силах. Джордано внутренне напрягся и затаился, пытаясь ничем не проявить своих мыслей. Он чувствовал, как взгляд хозяина остановился на его согнутой спине.

— Иди сюда.

Джордано медленно поднялся, не поднимая глаз, чтобы не выдать принятого решения, двинулся вперед и остановился напротив сероглазого пленника.

— Ну же! Чего ты ждешь?

Джордано начал движение, плавно переводя направление удара в сторону Ахмеда. Он не рассчитывал на такую скорость ответной реакции. Меч Ахмеда, казалось, сам выскочил из ножен, отражая удар, а сзади в спину ударили тяжелые арбалетные стрелы. Упав лицом в пыль, Джордано не смог сдержать вскрик отчаяния и боли.

Очнулся он опять подвешенным на дыбе. Ахмед сидел в кресле на помосте, скучающе рассматривал бьющееся в судорогах тело, дождался, когда раб затих и открыл, наконец, глаза, потом неторопливо подошел к дыбе, острием кинжала поднял его голову.

— Что, поиграть захотел? Да ты муху не догонишь, а туда же. Еще подобная выходка, и я буду резать из твоей шкуры ремни! — Их глаза встретились.

Джордано все еще ощущал во рту привкус крови от в очередной раз разорванных легких, и он плюнул в ненавистную рожу. Клинок Ахмеда полоснул его по лицу.

— Бешеная собака! Ты будешь висеть здесь, пока эти сволочи не сдохнут. — Ахмед указал на четыре креста с распятыми пленниками.

Но провисел он только до вчерашнего полудня. После того как муэдзин прокричал призыв на молитву, Мустафа вышел на плац и подошел к Джордано.

— Ты не надумал прекратить пытку для тех несчастных? — Охранник кивнул в сторону распятых.

Джордано вопросительно вскинул глаза на Мустафу.

— Ты согласен закончить пытку?

Джордано в знак согласия опустил веки. Мустафа приказал отпустить блоки дыбы и спустить бессмертного на землю. Стоя на коленях и ожидая, когда охранник развяжет его руки и ноги, Джордано потянулся вначале левым, а потом правым плечом, заставляя вывихнутые суставы встать на место. Даже не обратил внимания на удивленный взгляд охранника. Когда его освободили окончательно, протянул руку за ножом и решительно направился к крестам. Джордано не стал ждать, когда их опустят, и с ловкостью кошки взобрался вначале по кресту с ударившим его пленником. Тот был еще в сознании. Поймав полный боли взгляд казненного, одними губами без звука Джордано произнес по латыни: «Прости» и перерезал пленнику горло, потом убил трех остальных.

Он бросил нож под ноги Мустафе и, не оглядываясь, ушел в свою камеру.

Джордано закрыл глаза и вытянулся на соломе. Боль окончательно ушла, хотя от потери крови он не сможет нормально двигаться еще часа три-четыре. Сегодня он достал четверых, а пятый сзади всадил клинок точно ему в сердце.

Интересно, они принесли ему что-нибудь поесть и попить? Осторожно, чтобы не закружилась голова, он сел и посмотрел в сторону двери. Там на столике с короткими ножками стоял кувшин и что-то из еды. Джордано знал, что пока не пройдет тошнота и головокружение, лучше не есть, а вот выпить было жизненно необходимо. Поднявшись, он подошел к двери и опустился на соломенную подстилку в углу у столика. Взял кувшин, отхлебнул. Оказалось молодое, только отбродившее красное вино. Джордано выпил половину, прислонился к стене, поставив недопитый кувшин рядом, и опять прикрыл глаза.

Скоро год как он находился в руках этих людей. Пытки инквизиции оказались детской забавой в сравнении с изощренностью его новых хозяев. Сколько раз ему казалось, что выдержать невозможно, но…

Когда-то он, наивный еретик, говорил, что живые существа могут быть бессмертными. Они — ангелы, не ведающие первородного греха, живут на далеких звездах в единении с Богом. Не с ограниченным богом христианства, а с Богом, что незримо разлит во всем бесконечном мире. Он — бессмертен, так он теперь что и есть тот ангел?

Джордано горько истерически засмеялся. Нет, именно теперь он знал, что такое грех, теперь, когда из него методически делали машину убийства, бездумную и бесчувственную. Вчера он впервые убил четверых и сегодня даже не испытывал сожаления. Кто выживет из его сегодняшних противников, он, скорее всего, даже не узнает. Все эти люди, используемые для его натаскивания, — смертники. Вопрос заключался лишь в том, когда каждый из них умрет. Позавчерашний демарш был совершенно бессмысленным, и его еще раз пнули носом в то, что любые попытки пожалеть противников приведут лишь к удлинению их страданий, реальных страданий смертных тел.

Единственно ради чего стоило затевать протест, это вырвавшееся у Ахмеда: «Бешеная собака». Джордано усмехнулся. Ради этих слов и удара кинжалом по роже, можно было поэкспериментировать еще. Втайне Джордано надеялся, что когда-нибудь Ахмед сорвется и убьет его. Он почему-то совершенно не верил в то, что таких, как он, действительно нельзя уничтожить, вот только нужно узнать, как это сделать.

В углу завозился Николай, сбросил одеяло и высвободился из шкур, но так и не проснулся. Джордано несколько раз в течение дня поил мальчишку остатками разведенного водой вина с медом. Сейчас он, наверное, был еще и изрядно пьян. Правда, раз ему стало жарко, значит, процесс восстановления окончательно закончился.

Джордано, с трудом отогнав запретные воспоминания, встал, разгреб угли в печке, подошел к двери, открыл ее и с минуту постоял на пороге, вдыхая предвесенний, чуть морозный воздух и слушая гул уже разбуженной реки. Потом, скользя по обледенелой дорожке, спустился на тренировочную площадку и забрал ящик с образцами.

Ежась от холода, он вернулся в дом, поставил ящик на стол, подошел к Николаю, убрал разбросанные шкуры. Попытался растормошить ученика:

— Вставай! Давай в кровать перебираться, — на станции у них было по крохотной комнатке, где помещались лишь кровать и что-то вроде сундука для немногих личных вещей.

Николай открыл глаза, сел на лавке, но окончательно не проснулся. Так, полусонного, Джордано и перевел его на кровать, укрыл одеялом. Возвратившись к столу, он зажег масляную лампу и сел.

В неровном свете почему-то привиделся Петербург — шпиль Адмиралтейства с корабликом, как их было видно из окон одной из последних его петербургских квартир. Хорошее было время. Образ приват-доцента, а потом и профессора Императорского Санкт-Петербургского университета ему всегда очень нравился, нравился больше всех других его ипостасей. Лаборатория на Васильевском острове, либерализм, студенческие коллоквиумы с рассуждениями о путях развития науки двадцатого века. Даже компания бессмертных, околачивавшихся в то время в городе, была почти безобидна, что там говорить, некоторые были почти друзьями.

Джордано встряхнул головой, отгоняя воспоминания. Какая связь между магрибским рабом, петербургским профессором и сегодняшней подлостью?

«Но он должен был почувствовать, как происходит регенерация!»

«Причем тут мальчишка. Ты же все подстроил!»

«Подстроил, ну и что? Да и не совсем подстроил, парень за зиму чему-то таки научился, — он удовлетворенно улыбнулся этой мысли. — Что тут такого, если я должен был посмотреть, как это происходит. Со стороны, не на собственной шкуре, да еще и собрать эти дурацкие образцы».

«Ну, ты и скотина! Был еретиком, им и остался».

«Еретик, так еретик. Кто б спорил. И я отлично знаю, как это — регенерация на собственной шкуре!»

Джордано выпрямился, и привычная саркастическая усмешка скривила губы. Вот она — правда. Она в этих рассортированных по времени кусочках тканей и размазанных по предметным стеклышкам каплях крови бессмертного. Он должен проанализировать, как происходит регенерация. Ему нужно было посмотреть на регенерацию здорового бессмертного, а не доходяги, каким был Николай прошедшим летом. Да тогда еще все было смазано действием опия. Опыт должен был быть доведен до конца.

Он раскрыл ящик. Чтобы сохранить все полученные образцы, предстоящая ночь должна была быть долгой.

Проснувшись утром, Николай понял, что учителя нет. Он вздохнул с облегчением. Видеть этого дьявола не хотелось. Вообще-то с ним, Николаем, все было в порядке. В полном порядке, если не считать того, что было в его голове.