— Об этом, — Майло посмотрел на него прямо. В его глазах читалось негодование и немой укор, и от этого тоже было немного не по себе.
— Ты оградил ее ото всех, — продолжал бичевать магистра лорд Вардас, — ладно от всего двора — это можно понять. Ты взял с меня слово, что я ее оставлю, Брекста с тобой! Но даже Браггитасу ты и то не дозволил с ней свидеться! Какого йодаса?! Зачем?
— Затем, что я не был уверен в твоем… отношении к ней! Да, именно не уверен. И дело не твоей корысти. Я знал, что ты был… привязан к Инге. Вполне возможно, что ее дочь вызвала те же старые чувства…
— Я любил Инге! И это верно, Эмбро. Ты это хотел узнать? Любил, потому что она была частью моего детства — всего светлого, что было в нем. Это она рассказывала мне сказки на ночь, когда я болел, это она утешала мою мать, когда Удвиг увез Герду навсегда из нашего дома. Не без твоего участия, кстати! Это она слала мне весточки из родного края, пока я гнил на чужбине, и передавала деньги на лечение Бригги. Именно Инге заботилась о маленьком Витгерде пока могла, вступив в должность бонны принца. Да, любил! Она была самым верным человеком, не способным на предательство, даже в отличие от Герды, которая за любовь, предала всю семью…
— Достаточно! — кубок в руке Сарфа поддался сжавшим его пальцам и изменил свою форму. — Мы сейчас выясняем отношения или пытаемся поговорить?
— Это тебе решать! — Майло был неумолим в своей ярости, которая скопилась в нем за столько времени. — Но я скажу правду — я любил Инге, как родного, близкого и, самого дорогого мне, человека. Но Гинтаре…
— Уже понял, извини, — кубок в руке магистра окончательно потерял форму, сжался, подобно скомканному листу пергамента, — я был не прав!
— Поздно. Она слишком обожглась со мной. И не простит никогда.
— Простит, Майло, если любит — простит. Вот меня — вряд ли. Да, и я сам себя не смогу простить, но мне нужно было, чтобы она научилась контролировать свое пламя. А вышло наоборот, без тебя стало хуже в разы. Вот и получается, что существование друг без друга причиняет вам боль, а окружающим — неприятности.
Лорд Сарф даже усмехнулся.
— Да, не смотри на меня так, — он повертел испорченную посудину в руке, — я считал, что твое присутствие все усложняет… эти бесконтрольные выбросы. Но оказалось все иначе. Как только ты оставил ее, еще и письмо это…
— Что случилось? — во глубине души Майло стало закрадываться ощущение горечи и страха.
— Мне пришлось сменить несколько жилищ, знаешь ли. Она однажды разворотила полдома.
— А Саурос ее рук дело?
— Да, но я хотел, чтобы Гинтаре сумела избавиться от цепей, — в голосе лорда Сарфа также проскользнуло сожаление, — стальные кандалы — единственное, чего я не учел в доме этого идиота.
— Зачем ты вообще потащил ее туда… — у Вардаса не находилось подходящего приличного слова, — в этот рассадник порока и зла?
— Ей когда-нибудь снова придется столкнуться лицом к лицу с противником, Майло, а меня рядом может не оказаться. И тебя тоже, — Эмбро многозначительно посмотрел на своего воспитанника. — Вспомни, хотя бы, турнир. Ей надо научится контролировать себя и свою силу, чтобы дать отпор недругу. To, с чем мы столкнулись в Сауросе, не поддается человеческому пониманию. Люди готовы во имя бессмертия и власти отринуть все человеческое в себе.
— А как же мы? Разве мы не отринули часть соей человечности во имя нашей богини.
— Не во имя богини, а во имя справедливости, которую она исповедует. И мы не приносим в жертву собственных детей, не пьем кровь младенцев, не оборачиваемся перевертышами.
— Нет, великий магистр, мы тоже чудовища! — Майло подошел очень близко к наставнику и взял из его руки помятый кубок. — Куда более опасные, чем монстры Гильтине. Возможно мы не оборачиваемся кабанами да волколаками, не едим своих детей на ужин, но наша бесчеловечность кроется гораздо глубже, чем кажется. Не мы ли жертвуем самым лучшим, что имеем, для достижения собственных целей?
— У тебя всегда есть выбор, — Эмбро Сарф забрал свой кубок из руки бывшего подопечного и стал разворачивать смятые стороны. — Оставаться монстром или стать кем-то большим.
— Ты чуть было не отправил Гинтаре на верную смерть, ради своих прихотей!
— Ты тоже. Я ведь все знаю про историю у Фонтана Роз. Ты ничуть не лучше меня, Майло. Но можешь стать лучше. Кем-то большим, чем я когда-то для Инге.
Магистр вложил в руку канцлера кусочек металла и растаял в тишине ночного мрака. Лорд Вардас задумчиво смотрел на падающий за окном снег, пока не опустил взор на собственные руки, в которых покоилась серебряная роза, созданная руками наставника.
Кем-то большим для Гинтаре, чем просто алчущий бездушный монстр? Тем, кто сможет гасить ее необузданное пламя. И просто любить… если Вардас еще способен был хоть кому-то довериться.
7.2
Сколько я пролежала в беспамятстве, не знаю, но в одно прекрасное утро я пришла в себя. Нестерпимая боль в запястьях тут же напомнила о себе, а еще о том, что проваляться в постели пришлось не так уж и много.
— Доброе утро, моя дорогая! — голос, поприветствовавший меня, принадлежал человеку, который, судя по бодрости тона, полночи занимался моим исцелением. Поэтому я так быстро и оправилась, тем более, что меня явно переправили в дом отца через портал.
— Вайдела Беата! — в один миг я выбралась из постели и поспешила в объятия к любимой наставнице. Но, будучи совсем неуклюжей и еще до конца не отойдя от ранения, что-то умудрилась свернуть.
Старушка сама нагнулась за упавшей металлической плашкой, шумным волчком закружившейся на полу, мне стало безумно стыдно из-за своей беспомощности и нерасторопности.
— Не спеши, ты еще довольно слаба, — наставница протянула мне то, что я только что уронила с кровати. — Это твое.
Она вложила мне руки странный предмет — серебряный цветок грубой работы, напоминавший розу.
— Спасибо! Но это не мое.
— Не знаю, — усмехнулась вайдела, — это принес лорд Вардас, пока ты спала, и оставил на твоей подушке.
— Кто?!.
Не думала я, что упоминание о нем заставит снова сумасшедшее сердце пуститься в безумный галоп.
— Я… не понимаю! — от волнения даже слова стали проговариваться с трудом. — Откуда он взялся?
— О! Мне не совсем ведомы последние события здесь в столице, произошедшие за прошедший месяц, но Вардас был очень возмущен. Мне даже показалось, что между ним и твоим отцом произошла ссора.
— Вайдела Беата! — я оторвалась от созерцания розы с подозрительной рваной чеканкой на лепестках, и неуклюже обняла свою наставницу. Подозреваю то, что мои руки не отвалились окончательно — ее заслуга. — Я очень рада вас видеть! Спасибо, что приехали.
Голос предательски дрогнул, но от слез я умудрилась удержаться.
— Как бы я не приехала, если ты была в такой опасности? — вайдела ласково погладила меня по волосам. — Да и выбора у меня особо не было. Канцлер меня готов был за ризу втащить в свой портал.
Вот это была новость так новость! Бедная вайдела.
— Все девочки нашей Обители, а также наставницы шлют тебе привет и скорейшего выздоровления.
— Спасибо! — я снова уткнулась в серебряный цветок- Это…
Слов так и не нашлось переспросить, наставница догадалась сама.
— Не знаю, дочка, что между вами происходит, — старая женщина тяжело вздохнула и посмотрела на меня своими проницательными умными глазами, от таких не спрятаться, не скрыться, разве что снова, опустить взгляд, пялясь на странный подарок в своих руках. — Посреди ночи он заявился из своего портала, напугав половину селения. Разыскав меня, потребовал срочно отправиться в Дейделис. Я даже не знала, как быть, пока этот лорд Вардас не пояснил, что ты попала в беду и срочно нуждаешься в помощи. Наши наставницы так перепугались, потом пригорюнились… в общем, как видишь, я здесь и так же злюсь на твоего батюшку!
Значит, все-таки Майло. В груди все разлилось благодарным теплом при мысли о нем. Какие же мы женщины глупые! Ну, почему, как только о нас проявляют заботу мужчины, готовы простить им все грехи? Он же мне плюнет в душу сразу же при первой нашей встрече. А я уже приготовилась забыть о всех обидах, и ввалиться в его объятия.
Нет, уж! От него надо держаться, как можно дальше. Не то, очень быстро останусь с горсткой стеклянной пыли вместо сердца, ибо его расколотят в дребезги.
— Захочешь, Гинтаре, сама все расскажешь, что промеж вами происходит. Не мое это дело — в чужие дела сердечного толку нос свой старческий совать. Человек он непростой, да и ты — не девица легких нравов. Но помни, та пара истинная и неприкасаемая, от обоюдных чувств которой в камне зажигается искра.
Я выпучила на нее глаза. Как это — искра? В каком камне? А у родителей моих так было?
— Да-да, — улыбнулась вайдела, — люди забыли об этом главном таинстве помолвочного камня. А ведь, говорят, что у последователей Брексты в этом самом камне часть души и заточена, от того и сияет их подарок пуще, чем остальные, когда оказывается на шее возлюбленной.
— Это легенда, вайдела, — я обняла любимую наставницу, — красивая, но грустная.
7.3
— Согласна, — старушка гладила меня по спине, принося в мою смятенную душу успокоение, — потому что сей факт забыт уже давным-давно.
Тем более, обидно вдвойне. Ведь нет ничего хуже, чем стать в пару с нелюбимым мужем и прожить с ним до конца своих дней.
— Сама я видела искрящийся камень только раз… — и тут вайдела Беата замялась, не зная продолжать начатое или лучше промолчать. Но мое любопытство уже было раззадорено, и я не собиралась пропускать мимо ушей, услышанное.
— У кого? — теперь я уставилась на наставницу пытливым взором.
Она покраснела и потупила взгляд. Ой, кажется, это немного запретная тема, но она первая начала, а мне теперь мучайся в догадках.
— Это давняя история, Гинтаре, — грустно произнесла вайдела Беата, — очень давняя.
— Камень, который заискрился, подарили вам! — неожиданно пришла в мою голову догадка. — Тогда почему же вы избрали совсем иной путь?
— Я же говорила, все не так просто, — опять грустно улыбнулась наставница, — не всегда дано право решать влюбленным — быть им вместе или нет. Ведь ты сама понимаешь это, зная историю своих матери и отца, историю короля Удвига и Герды Вардас.
— Какими они были — король и Герда Вардас?
— Можно подумать, я хорошо их знала!
— Но ведь знали, не так ли?
— Очень слабо, да и давно это было. Любили они друг друга безмерно, но много горя принесла эта любовь им и их близким.
— Разве такое случается? — я была потрясена словами вайделы до глубины души.
— Конечно, если эта любовь становится камнем преткновения в делах государственности. Старый Крайстут разбазарил всю казну на свои военные походы против Анорианской империи, а Дардасы времени зря даром не теряли, вовремя подсуетились и поставили уже королю ультиматум. Там, где есть деньги — истинной любви нет места. Только старый король и Дардасы сильно просчитались. На Удвиге, как оказалось, лежало страшное проклятие — он не мог иметь детей…
— Но как же тогда Витгерд?! — догадки одна страшнее другой закрадывались в душу.
— В том-то и дело, — наставница выдержала паузу и набрала побольше воздуха в легкие, будто решаясь прыгать с высоты или нет, — сына Удвигу могла родить только любимая женщина, и любовь эта должна была быть взаимной.
— Значит между ними были настоящие чувства, — задумчиво промямлила я себе под нос.
— Как бы там ни было, женой и королевой Герда Вардас так и не стала, умерев в тяжких родах, а вся ее семья полегла из-за ее выбора — Дардас не простил унижения и нанял целую ватагу первоклассных наемных убийц, чтобы извести все семейство, будь старый Витгерд в это время в Вардаритасе, возможно ему удалось бы отбить нападение. Его сердце не выдержало уже за несколько верст на подходе к Дейделису.
Какая-то жуть просто! Я слушала все это с каменным лицом. Невозможно было даже вообразить все чувства, переполняющие душу покойного монарха, от всего этого.
— Дардас мстил за дочь?
— Не столько за дочь, сколько за унижение, которое испытал он, так и не сделавшись отцом королевы.
— Но, откуда вам столько всего известно?
— Ты, думаю, тоже поняла, что я не всегда была вайдилутой, — горько проговорила женщина, — но ни минуты я не жалела об этом, ни одной секунды не страдала в изгнании. Луче быть невольницей на свободе, но рядом с возлюбленным, чем вольной в тюрьме брака с навязанным супругом.
Вот оно как!
— Вайдил Фьерн был вашим возлюбленным?!
— Ш-ш-ш, — приложила вайдела Беата палец к своим губам, — такая громкая, что мышей в округе распугать готова, — он был моим несостоявшимся женихом, но не более.
С нажимом произнесла наставница. А я даже не смела сомневаться в ее словах. Они оба — и вайдела Беата и вайдил Фьерн — были людьми сверхпорядочными и честными, заслужившими в моей душе особый уголок, где царило безраздельное доверие и крайняя приязнь. Никогда бы в жизни они не осквернили бы стены Обители, чем-то греховным и запретным.
— Как печально, — бухнулась я рыжей головой на колени вайделе, — как же все печально.
Мои мысли спутали, ворвавшиеся прямо из залов дворца Людя и Ютас, вернее король Витгерд, названный, теперь как я поняла, в честь деда. Почему в этом мире нет места истинному счастью?
— Этот Майло, кажется, — тихо произнесла вайдела, — очень настрадался, Гинтаре. Если есть в этом мире хоть кто-то, за кого я бы переживала бы не считая тебя, так это за него. Непосильный груз ответственности за судьбу целого государства. Изломанная жизнь, лишенная всех радостей судьба и такая же обреченная любовь.
— А я-то тут при чем? — я отвела глаза, но хотелось мне накрыть голову подушкой, чтобы скрыть воспылавшие щеки, сердце стало снова прыгать как сумасшедшее.
Да, что же это такое?!
— При том, что я видела, как он на тебя смотрел, и как переживаешь ты, при упоминании одного только имени канцлера.
Вот же ж, будь он не ладен — Майло Вардас. Никак не выпадет у меня из головы и из сердца.
7.4
Поговорить с батюшкой не вышло, а очень надо было. Кое о каких вещах, произошедших в Сауросе потолковать не пришлось, по сему выходило, что мной попросту воспользовались, как желанной для хищника приманкой на охоте. И не кто-нибудь, а близкий человек.
Но отцу, как всегда, было не до меня. Дела государственной важности куда важнее.
Утром я только настроилась на серьезные беседы, переживательные вздохи и мучительно-печальные взгляды, а лорда Сарфа даже в доме не оказалось. К завтраку он не спустился, а когда я поинтересовалась почему — то мне сообщили будто бы батюшка отбыл еще накануне поздно вечером по срочному велению монаршей особы. Естественно на радостях перепоручив меня заботам уставшей вайделы Беаты — забота наивысшего порядка. Может и правда стоило вернуться обратно в Обитель — там бы я почувствовала себя не только желанной и необходимой, но и в окружении большой и дружной семьи.
От досады, хотелось от души поделиться мыслями по поводу всего происходящего, не стесняясь в использовании народной словесности, и с батюшкой, и с монаршей особой, и с кузеном, и даже с лордом Вардасом — без этого никак. Но я мужественно сдержалась, к тому же до королевского замка было далековато добираться. Смысла впадать в уныние и изображать из себя истеричную даму не видела, да и скучно мне не было — со мной была старая наставница, от того на душе становилось теплее и радостнее.
Завтракать я отправилась в полном одиночестве, отправив вайделу отдыхать — она, взаправду, еле на ногах держалась, после ночных бдений и борьбы за мое здоровье.
Хотелось просто перекусить у себя в покоях, не покидая согретого ложа, но строгие слуги лорда Сарфа заявили мне, что так не положено, и накрыли мне в помпезной зале для гостей. Одиночество и скука в ней ощущались особенно идеально, а развлечь себя можно было громким чавканьем, которое эхом отражалось от стен, разлетаясь по всему помещению.
Правда, не успела я отведать румяных оладий с яблочным повидлом, как прямо в трапезную, где я намеревалась откушать сего яства, ввалился кузен Легарт Браггистас — собственной рыжей персоной. Растерянное его лицо, потрепанный сюрко и взлохмаченные волосы от чего-то вызвали во мне чувство легкого злорадства. Неужто так спешил на встречу к любимой родственнице, что даже с коня свалился?