Джим колебалась, стоит ли вставлять в материал многократно упомянутый другими детьми факт: Том защищал Лиз… Стоит ли так унижать девочку в глазах миллионов зрителей? Забавно: дети говорили об этом с некоторой робостью, а то и с напускным возмущением, но не настолько хорошо они умели притворяться — у большинства этот факт почему-то вызывал восхищение и зависть. Должно быть, опекуны-психологи удовлетворились лишь тем, что зависть к Лиз испытывали преимущественно мальчики…
Джим вспомнила вдруг слова Хильди: «На этот раз негодяй от нас не уйдет!» Верней, не столько ее слова, сколько мурашки, прошедшие по спине от ее слов. Пятьдесят два процента «цисгендерных баб», Джим была уверена, клюнули именно на эти слова — и только после них заметили и рост, и силу, и бычью шею кроссдрессера… Животный инстинкт, доставшийся человечеству от далеких предков: потребность в защищенности.
Главные страницы личных дел пропавших ранее мальчиков тоже имели красные пометки. Первым был Саша Новак, инопланетник, сын беженцев с Дикой луны, он прожил в сообществе всего около года — неудивительно, что ему было трудно переосмыслить свои стереотипы и принять традиции Метрополии. Сам факт, что он воспитывался в гетеросексуальной семье, накладывал на мальчика отпечаток. И ничего странного в его ярко выраженной гендерности (по тестам зашкалившей) Джим не увидела — на Дикой луне живут дикие люди, не признающие равенства полов, с пеленок навязывающие своим детям гендерные стереотипы.
Второй ребенок, пропавший через месяц после первого, Франц Карлос, имел не только пометку выраженной гендерности, указание на дурную наследственность, но и клеймо «Альфа». И если красные метки требовали лишь легкой переориентации, то клеймо альфа-самца предполагало генетическую патологию — поведение можно скорректировать, но порченный ген никуда не денется. Впрочем, вряд ли Франц, когда вырастет, будет сильно страдать от того, что не может стать донором спермы. Джим осеклась: если вырастет…
Третий мальчик, как и Том, проявлял агрессию, но не к ровесникам, а ко взрослым (а кроме того — аутоагрессию и нездоровый альтруизм) и имел смещенную систему ценностей: его не заботило собственное будущее, он чуть ли не еженедельно менял профориентацию (и это за месяц до Посвящения!), а потому не успевал ни по одному предмету.
Никто из четверых пропавших мальчиков ни разу не выразил желания сменить пол, все четверо имели заметную потребность в повышенной физической нагрузке — от того, должно быть, и были крепкими ребятами. Все четверо одевались в гендерно-нейтральную одежду, имели русые волосы и светлые глаза, всем было около десяти лет. Наверное, аналитики еще по пути сюда определили сексуальные пристрастия серийного маньяка — вряд ли Джим откроет что-то новое своей наблюдательностью. И похоже, серийный маньяк был истинным гомосексуалистом-педофилом. Но Лиз? Почему на этот раз маньяк похитил и девочку?
Джим похолодела, когда поняла, что девочка убийце не нужна, он был вынужден взять и ее тоже, потому что иначе вызвал бы подозрения Тома. И если он не высадил ее из турбокара живой и невредимой, то Лиз, скорей всего, уже мертва…
Когда они с Ким заканчивали монтаж (устроившись на ступеньках крыльца учебного корпуса), к ним неожиданно вышел Эрнст Рено и окинул Джим скептическим взглядом. Джим могла бы ответить ему тем же: она никогда не любила истинных трансгендеров. Эрнст же явно потеплел, переключив внимание на Ким. Ким, мальчик-девочка, своей миниатюрной спортивной фигуркой привлекала любой пол и любому полу была готова ответить взаимностью.
— Не подумайте, что я чиню препятствия журналистскому расследованию… — начал Эрнст не вполне уверенно, но глаза его показались Джим холодными и… опасными. — Но я настоятельно прошу в репортажах не упоминать слово «Посвящение». Это может помешать нам остановить убийцу.
Вот как? Однако! Джим не обратила внимания, что все пропавшие дети исчезли до Посвящения, а не после. До переориентации — ведь всем пятерым (а не четверым вовсе) грозила переориентация. Что ж, Эрнст, это ты сказал напрасно…
— Давайте так: я буду придерживаться этого лишь до тех пор, пока не буду уверена, что сказанное действительно помешает остановить убийцу, а не наоборот… — уклончиво ответила она. — Вы можете что-нибудь сообщить о ходе расследования?
— Новости есть у Хильди — она сама расскажет. А у нас то же, что и у вас: истинный гомосексуалист-педофил.
— Значит ли это, что девочки уже нет в живых? — спросила Джим (Ким предупредительно включила мультикамеру и выпустила один дрон).
Эрнст фальшиво свел брови домиком и ответил:
— Это весьма вероятно. Преступнику трудно незаметно везти и одного ребенка, а двоих — это просто нереально.
— Скажите, почему три предыдущих похищения так и не были раскрыты? Насколько мне известно, именно ваша группа занималась поиском маньяка.
Эрнст пустился в долгие и неоригинальные пояснения об отсутствии связи между преступником и жертвами, помянув закон, защищающий права личности, в том числе право снимать наручный комм. Напомнил, что, пока не найдены мертвые тела, детей будут считать живыми, но, по его мнению, найти трех ранее пропавших мальчиков маловероятно. И хотя Метрополия просторна и на ней немало укромных уголков, удерживать детей живыми преступнику было бы слишком трудно.
На крыльце появилась Хильди, и Джим незаметно поманила ее пальцем.
— Хильди, мы беседуем о расследовании серийных убийств. Ты не хочешь что-нибудь добавить к нашему разговору?
Та пригладила короткую юбку и одним пальцем подправила прическу. Прокашлялась и кивнула Ким.
— Сначала о полицейском расследовании. — Она выразительно глянула на Эрнста с высоты своего роста. — Система безопасности торгового центра, где был найден темно-синий Лонли, засекла человека, который из него вышел. К сожалению, лишь со спины: преступник будто нарочно ни разу не повернулся лицом к объективам дронов.
Ким немедленно дала скан преступника в эфир — Джим ожидала чего угодно, только не этого: похититель был высоким крепким загорелым парнем в майке. А Хильди продолжила:
— Отсутствие лица затрудняет анализ 3D-записей, но теперь мы точно знаем, что к Лонли преступник не возвращался. Стоянку он покинул пешком. Очевидно, детей в Лонли уже не было. Обратите внимание: внешность преступника расходится с предположениями наших коллег из планетарного бюро.
Хильди еще раз с торжеством взглянула на Эрнста, но тот даже не повел бровью.
— Телосложение преступника лишь на шесть процентов эндоморфно, на сорок он экдоморф и на пятьдесят четыре — мезоморф. Наиболее вероятный возраст преступника — около двадцати четырех лет, его тело находится в конечной фазе роста. Кроме того, и без цифрового анализа можно предположить, что перед нами редкий экземпляр цисгендерного мужчины.
Да уж, на месте похитителя Джим остереглась бы носить столь вызывающую одежду… Впрочем, на своем месте она тоже при каждой возможности одевалась нарочито женственно. Никакой тотал-трансгендер никакой тренировкой не смог бы сделать себе таких бицепсов, не говоря о столь свободном развороте плеч. Жаль, черт возьми, что интересные мужики всегда или кроссдрессеры, или маньяки-педофилы…
— Что вы на это скажете, Эрнст? — подначила Джим.
Тот спокойно пожал плечами и ответил без улыбки:
— Скорей всего, преступник просто попросил незнакомого парня поставить турбокар на стоянку. Но следует помнить, что мы говорим о наиболее вероятном портрете преступника, на деле он может оказаться совсем не таким, как мы его себе представляем.
— Хильди? — подтолкнула Джим.
— На руке у человека, покинувшего темно-синий Лонли, не было комма.
— Комм он мог держать в кармане лишь для того, чтобы иметь ровный загар на запястьях… — заметил в ответ Эрнст. Эта мысль в голову Хильди, столь озабоченной своей внешностью, не пришла — она поглядела на собственное запястье с досадой. И Джим почему-то решила, что парню в зеленой майке тоже не приходила в голову мысль о ровном загаре на запястьях… А хорошо бы он оказался простым цисгендерным парнем, а не маньяком-педофилом: Джим почувствовала с ним некоторое родство душ — он тоже не боялся носить майку и джинсы, как она не боялась иногда надевать платья и красить глаза.
— Сейчас идет проверка всех угнанных средств передвижения в пределах пешей доступности от торгового центра, — продолжала Хильди. — Но проверка может не дать результатов, если хозяин угнанного транспортного средства находится в отъезде. Еще полиция опрашивает людей, находившихся неподалеку от торгового центра около часа пополудни.
— Хильди, будем с нетерпением ждать результатов. Но хочу напомнить о нашей беседе про серийных убийц. Ты говорила, что вами обезврежено немало маньяков-педофилов. Скажи, почему в вашем округе их процент выше, чем в целом по Метрополии?
— В нашем округе располагается более тысячи воспитательных сообществ: благодаря климату, дикой природе и особенному чистому воздуху. То есть число детей у нас почти в два раза больше, чем в других округах. Но именно поэтому и преступления, направленные против детства, нам приходится расследовать чаще, чем другим.
Хильди рассказала о профилактической работе, системах безопасности, которые фиксируют приближение взрослого к ребенку, привела два-три примера, когда полиции удавалось задержать маньяка-педофила: казалось бы, сигнал тревоги срабатывал на пустом месте, однако результаты тестов и биохимия крови полностью исключали невинность приближения педофила к ребенку.
— И все равно их число впечатляет, — заметила Джим. — Ты не слышала сетевых дискуссий о подавлении естественных сексуальных инстинктов, которое приводит к половым перверсиям вроде садизма и педофилии?
— Мне кажется, у нас, наоборот, отсутствует какое бы то ни было подавление естественных сексуальных инстинктов, — с усмешкой ответила Хильди. — И я, и Эрнст наглядные тому примеры.
В дискуссиях, которые упомянула Джим, сексуальные инстинкты Хильди и Эрнста как раз не относили к естественным, но говорить об этом она не стала.
— Эрнст, как серьезный аналитик: переориентация может приводить к подавлению естественных инстинктов? Накоплению подавленной агрессии или сексуальности?
Он просил не упоминать слово «Посвящение», а не «переориентация»…
— Переориентация принципиально не может приводить к накоплению чего бы то ни было: она необратимо изменяет именно тот участок мозга, который мог бы привести к этому накоплению. Так же как гормональная терапия, переориентация направлена не на подавление накопленных и нереализованных желаний — она препятствует этому накоплению, — без запинки ответил тот.
— Впрыск педофилов вштырил неслабо! — радостно выпалила шеф. — Все кому не лень умничают на тему переориентации и цитируют Эрнста. Общее число просмотров твоих репортажей зашкалило за тридцать миллионов! Каждый пятисотый в Метрополии видел хоть один твой репортаж. Мальчик с турбокаром хайпанул больше лайков и антилайков, чем Хильди! Говны бурлят! Радфемы развернули флешмобы за химическую кастрацию цисгендерных мужиков как источников неконтролируемой агрессии, устремленной на женщин и детей. Букмекеры принимают ставки, маньяк он или нет, и с каждого показа его скана мы имеем профит. Если бы не радфемки, ставки были бы один к десяти за то, что это не маньяк.
На детей, похоже, шефу было плевать — как и большинству зрителей в сети. Не закинуть ли в эфир еще одну тему для дискуссии? Пока нет новостей… И хотя программу редакции речи использовать было рискованно (интервьюируемый скажет потом «я этого не говорил»), Джим вызвала Джесса Ли и опекунов Тома и Лиз поближе к штабу поисков. Очень хотелось, чтобы слово «Посвящение» все же прозвучало в репортаже, — пусть и не от самой Джим. Она не верила, что это помешает поиску похитителя, — скорей всего, планетарное бюро следовало негласным указаниям правительства, отданным по какой-то непонятной простым смертным причине.
Умница Ким выбирала удивительные по красоте задние планы с крыльца учебного корпуса — каждый раз разные.
— Вся Метрополия с надеждой следит за поисками детей, — обратилась Джим к паре опекунов после стандартного вступления. — Скажите, поддержка стольких людей помогает вам держаться, надеяться?
— Мы получили почти три тысячи сообщений с соболезнованиями, — ответил один. — К сожалению, сейчас у нас нет сил не только ответить на них, но даже поблагодарить проявивших к нам участие. И, пользуясь такой возможностью, мы благодарим всех, кому не безразлично наше горе.
Три тысячи соболезнований — против трехсот тысяч лайков Хильди… Ну-ну… На провокацию клюнул только Джесс — да еще и заговорил почти без запинки:
— Я бы сказал, большинство из тех, кто следит за поисками, озабочено вовсе не спасением детей… И это не удивительно.
— Вы тоже считаете, что вынашивание детей в контейнерах и воспитание опекунами в специальных сообществах делает людей черствыми, не способными на любовь и сочувствие к детям?
Это «тоже» Джим ввернула, только чтобы Джесс расслабился и не боялся говорить. Но она ошиблась. Впрочем, совсем немного — в знаке.
— Нет, я так не считаю. — Старший опекун сообщества задрал подбородок. — Наоборот, я считаю, что это как раз доказывает правильность избранного пути воспитания детей. Воспитанием занимаются люди, имеющие к этому призвание, не говоря о специальном образовании. И до реформы… я говорю о реформе системы воспитания… люди в большинстве плевали на собственных детей, не говоря о чужих. Число чайлд-фри семей составляло более шестидесяти процентов, зато малолетние наркоманки, жалеющие денег на противозачаточные средства, плодили детей-инвалидов в неимоверных количествах. В семьях опекунов дети имеют гораздо больше любви и внимания, чем в дореформенных семьях, где оба родителя хотели работать.
Джим помнила свое дореформенное детство. И хотя ее родителям всегда было некогда, маленькой дома она чувствовала себя гораздо лучше, чем в школе. Потом это, конечно, прошло. Джим никогда не стремилась стать матерью. И с ужасом думала о тех временах, когда женщина была обречена рожать и воспитывать детей. Однако дети вызывали у нее теплое, щемящее чувство, не имеющее ничего общего с тем, что было принято называть любовью. И пожалуй, именно из-за этой разницы в чувствах она и не могла понять и принять педофилию.
— А вы не считаете, что педофилия спровоцирована запретами, которые мы все еще накладываем на естественную сексуальность?
Ответил второй из опекунов, по-видимому пассивный:
— Я считаю, что педофилию более провоцируют не запреты, а излишний либерализм в ее отношении. Я несколько раз видел в сети рассуждения о том, что педофилию давно пора приравнять к сексуальной норме, причем рассуждения аргументированные, с экскурсами в историю и примерами знаменитых педофилов. Педофилом объявляют даже покойного академика Брэйла, и лишь на основании того, что его жена отличалась миниатюрностью. Меня покоробил аргумент одного такого пропагандиста: якобы совсем недавно говорить о гомосексуализме как о сексуальной норме считалось дикостью, а еще раньше мужеложство тоже было уголовно наказуемо. Но особенно оскорбительно, что в педофилии чаще всего подозревают нас: педагогов, опекунов, преподавателей… Тех, кто работает с детьми: якобы все мы выбрали эту стезю только ради удовлетворения нездоровых инстинктов.
По мнению Джим, вышел скучнейший репортаж, однако шеф пришла в восторг от его результатов.
— Это был мощный впрыск! Джим, это самые шишечки! Говны бурлят, индексы цитирования зашкаливают! Одно вызывает жгучее огорчение: о пропавших детках никто уже не вспоминает. А нехреново было бы о них напомнить. Ты не нашла там никакой фитюльки?
— Нашла, но планетарные аналитики запретили говорить об этом вслух: это может помешать спасению детей.
— Н-да, не фортануло… Если в самом деле помешает, мы не отмоемся… А если нет?
— А если нет, они все равно затаскают нас по судам. Так что пока я молчу.
— Кстати, никто до сих пор не поднял вопроса, почему маньяк тырил деток из одного сообщества, а не из разных.
— Думаю, и полиция, и аналитики тоже обратили на это внимание, — ответила Джим. — Но я задам этот вопрос в эфире.