– Не целиком, – отвечает она.
Ее взгляд перебегает на Килорна. Готова поспорить, он все разболтал, опустив лишь самое болезненное. Гиза нервно наматывает на палец прядь волос. Темно-рыжий локон блестит.
– Но достаточно, чтобы догадаться, – продолжает она. – Новая королева, новый король и, разумеется, Монфор. Всегда Монфор.
Килорн кривит губы. Он проводит рукой по коротко стриженным светлым волосам – ему, как и Гизе, неловко. А еще он злится. Гнев кипит в нем, огнем горит в зеленых глазах.
– Просто не верится, что он согласился.
Я лишь киваю.
– Трус, – резко говорит Килорн. – Трус и идиот. Избалованный, капризный сукин сын. Как дал бы ему по зубам…
– А я бы добавила, – бормочет Гиза.
Никто их не упрекает. Даже я, хотя Килорн, несомненно, этого ожидает. Он смотрит на меня, удивленный моим молчанием. Я удерживаю его взгляд, словно пытаюсь заговорить, не называя имен. «Шейд отдал жизнь ради нашего дела, а Тиберий не смог даже отказаться от короны».
Интересно, знает ли Килорн, что мое сердце разбито? Наверняка.
«Вот так он чувствовал себя, когда я оттолкнула его? Когда сказала, что не питаю к нему тех же чувств? Когда не сумела ответить взаимностью?»
Взгляд Килорна смягчается, полный жалости. Надеюсь, он не знает, что я сейчас испытываю. Надеюсь, я причинила ему меньше боли. «Ты просто не можешь меня полюбить», – сказал он некогда. Жаль, что это было правдой. Жаль, что я не смогла избавить нас обоих от страданий.
К счастью, мама берет меня за плечо и решительно направляет к кушетке. О принце Калоре она ничего не говорит, и взгляд, которым мама окидывает остальных, достаточно красноречив. «Хватит».
– Мы получили твою весточку, – говорит она неестественно бодро, пытаясь сменить тему. – От того, другого новокровки, с бородой…
– От Тахира, – подсказывает Гиза, садясь рядом со мной. Килорн маячит у нас за спиной. – Ты решила, что нам надо переселиться?
Хотя она сама этого хотела, в ее голосе звучит досада. Сестра смотрит на меня, подняв бровь.
Я шумно вздыхаю.
– Я не принимаю решения за вас. Но если вы захотите уехать, премьер сказал, что в Монфоре вам будут рады.
– А остальные? – спрашивает Трами, устроившийся на подлокотнике кресла рядом с братом, и прищуривается. – Мы тут не единственные беженцы.
Он получает локтем в бок и складывается пополам. Бри хихикает.
– Думаешь про ту секретаршу, как ее там, такая кудрявая…
– Нет, – ворчит Трами, и его смуглое лицо заливается румянцем.
Бри пытается похлопать брата по щеке, и тот дает ему затрещину. Вечно они ведут себя как дети. Раньше это меня бесило, но только не теперь. Их привычное поведение – своего рода бальзам на душу.
– На это нужно время, – отвечаю я, пожав плечами. – Но для нас…
Гиза громко фыркает и раздраженно откидывает голову.
– Для тебя, Мэра. Мы не дураки – с какой стати лидеру страны оказывать нам услуги? Что он получит взамен? – своими тонкими пальцами она сжимает мою руку. – Что он получит от тебя?
– Дэвидсон – не Серебряный, – отвечаю я. – Я готова дать ему то, что нужно.
– Ты перестанешь это делать, только когда умрешь? – резко спрашивает сестра. – Когда с тобой случится то же, что и с Шейдом?
В комнате воцаряется тишина. Фарли, стоя у двери, в полумраке, отворачивается.
Я пристально смотрю на хорошенькое личико сестры. Ей уже пятнадцать, и она превращается из ребенка в девушку. Гиза немного похудела и обзавелась россыпью веснушек. Теперешних забот у нее тоже не было. Только обычные проблемы. Мы всегда полагались на маленькую Гизу. На ее умения и талант. Она могла спасти семью. С тех пор всё изменилось, и она не жалеет, что с нее сняли это бремя. Но тревога сестры вполне понятна. Она не хочет, чтобы груз лег на мои плечи.
Слишком поздно.
– Гиза, – негромко и предостерегающе говорит мама.
Я прихожу в себя и убираю руку. Мой позвоночник превращается в сталь.
– Нам нужны еще войска, и правительство Монфора должно согласиться, прежде чем дать Дэвидсону солдат. Я буду представлять нашу коалицию. Я объясню, кто мы такие. Докажу, что войну с Нортой и Озерным краем надо продолжать.
Моя сестра непоколебима.
– Я знаю, что ты хорошо умеешь спорить – но не настолько.
– Да, но я на перепутье, – говорю я, старательно обходя правду. – Между Алой гвардией, Серебряными Домами, новокровками и Красными.
По крайней мере, я не лгу.
– И у меня достаточно практики, чтобы красиво сыграть эту роль.
Фарли, держа ребенка одной рукой, поглаживает другой кобуру пистолета, который, как всегда, висит у нее на бедре.
– Мэра хочет сказать, что работает приманкой. Куда поедет она, туда отправится и Кэл. Даже теперь, в разгар борьбы за трон. Он едет с нами в Монфор, и его новая невеста – тоже.
Я слышу, как Килорн у меня за спиной со свистом втягивает воздух.
Голос Гизы полон отвращения.
– Только эти люди способны устроить свадьбу во время войны.
– Всё ради нового союза, да? – насмешливо спрашивает Килорн. – Мэйвен провернул тот же фокус. Договорился с Озерными. Кэлу нужно сделать то же самое. Ну и откуда она? Из Пьемонта? Гарант нашего единства?
– Неважно, кто она, – я стискиваю кулак и понимаю, как же мне повезло, что это Эванжелина. Девушка, которую Кэл не интересует. Еще одна брешь в его раскаленной броне.
– И ты это так оставишь? – Килорн выходит из-за кушетки и меряет комнату ровными шагами. Он переводит сердитый взгляд с Фарли на меня. – Может, ты даже намерена помогать? Помогать Кэлу в борьбе за корону, которую следует уничтожить? После всего, что мы сделали?
Он взбешен – настолько, что, кажется, готов плюнуть на пол. Я стараюсь сохранять спокойствие, казаться бесстрастной. Пусть выговорится. Не помню, чтобы когда-либо настолько его разочаровывала. Да, Килорн и раньше на меня злился, но не так. Его грудь стремительно вздымается и опускается, пока он ждет объяснений.
Фарли делает это первой.
– Монфор и Алая гвардия не будут драться на два фронта, – спокойно говорит она, подчеркивая каждое слово – чтоб дошло. – Врагов нужно уничтожать по одному. Понимаешь?
Мои родные разом напрягаются и мрачнеют. Особенно папа. Он задумчиво проводит пальцем по подбородку, поджимает губы. Зеленый огонь вспыхивает в глазах Килорна.
– А, – говорит он, почти улыбаясь. – Ясно.
Бри хлопает глазами.
– А мне нет.
– Неудивительно, – бормочет Трами.
Я подаюсь вперед, желая, чтобы все они поняли.
– Мы не намерены уступать трон очередному Серебряному королю. По крайней мере, надолго. Братья Калоры тратят силы, сражаясь друг с другом. Когда пыль уляжется…
Папа роняет руку на колено. Я замечаю, как у него дрожат пальцы. У меня тоже.
– С победителем будет не так трудно справиться.
– Больше никаких королей, – негромко говорит Фарли. – Никаких королевств.
Я понятия не имею, как будет выглядеть мир. Но скоро узнаю. Если Монфор действительно таков, как мне обещали.
Правда, я давно разучилась верить обещаниям.
Нет нужды выбираться из дома украдкой. Мама и папа храпят, как медведи, а братья и Гиза понимают, что лучше не мешать. Дождь продолжает лить, но нам с Килорном все равно. Мы шагаем по улице молча; единственные звуки – это хлюпанье грязи под ногами и рокочущий вдалеке гром. Я уже почти не чувствую грозу: она движется прочь, к побережью. Стало теплее, и фонари на базе рассеивают тьму. Мы не идем никуда конкретно. Просто вперед.
– Трус, – бормочет Килорн и пинает камушек. Тот катится в сторону, разбрызгивая воду.
– Ты это уже говорил, – замечаю я. – И не только это.
– Я не передумал.
– Подписываюсь под каждым словом.
Плотный полог тишины нависает над нами. Мы оба знаем, что ступаем на зыбкую почву. Мои любовные перипетии не назовешь любимой темой Килорна, и я не хочу причинять лучшему другу еще больше боли.
– Нам необязательно говорить про…
Он кладет руку мне на плечо, и я замолкаю. Его прикосновение твердо, но дружелюбно. Линия между нами проведена, и Килорн не станет ее пересекать – он слишком мной дорожит. Возможно, он уже не питает ко мне прежних чувств. Я очень сильно изменилась за последние месяцы. Девушки, которую, как ему казалось, он любил, больше нет. Я тоже знаю, каково это – любить человека, которого на самом деле не существует.
– Прости, – говорит Килорн. – Я понимаю, что он значит для тебя.
– Значил, – рычу я, пытаясь протолкнуться мимо.
Но его хватка усиливается.
– Нет, я не оговорился. Ты к нему по-прежнему неравнодушна, даже если не признаешь этого.
Не стоит спорить.
– Ладно. Признаю, – выговариваю я сквозь зубы. Сейчас темно, и Килорн не заметит, что мое лицо залилось румянцем.
– Я попросила премьера, – негромко произношу я. «Килорн поймет. Должен понять». – Попросила оставить Тиберия в живых. Когда придет время, когда мы неизбежно отвернемся от него. Это слабость?
Лицо Килорна меркнет. Резкий свет уличных фонарей озаряет его снизу, окружая сиянием. Он красивый парень – а может быть, уже и мужчина. Если бы только мое сердце тянулось к нему, а не к другому.
– Не думаю, – отвечает он. – Любовью, конечно, можно манипулировать. Превратить ее в средство давления. Но я ни за что не назвал бы любовь слабостью. Жить без любви – к кому бы то ни было – вот что такое слабость, по-моему. И мрак.
Я сглатываю. И слезы вдруг отступают.
– С каких пор ты стал таким мудрым?
Килорн ухмыляется и сует руки в карманы.
– Я теперь умею читать.
– Книжки с картинками?
Он отрывисто хохочет и устремляется дальше.
– Какая ты добрая.
Я приноравливаюсь к его шагу.
– Все так говорят, – отзываюсь я, глядя на долговязую фигуру Килорна.
Волосы у него намокли и потемнели, стали почти каштановыми. Если прищурить глаза, можно принять Килорна за Шейда. Внезапно я ощущаю такую тоску по брату, что дух захватывает.
«Я больше никого не желаю терять так, как Шейда». Это лишь слова, без всяких гарантий. Но мне нужна какая-то надежда. Какой бы крошечной она ни была.
– Ты поедешь в Монфор? – спрашиваю я, не удержавшись.
Сказанного не вернешь.
Это чистый эгоизм. Килорн не обязан следовать за мной повсюду. И я не вправе чего-то требовать. Но я не хочу снова оставлять его.
Ответная улыбка Килорна рассеивает мою тревогу.
– А можно? Я думал, это спецоперация.
– Да. Но я разрешаю.
– Потому что это безопасно, – договаривает Килорн, искоса глядя на меня.
Я поджимаю губы, ища ответ, который он сможет принять. «Да, безопасно. Во всяком случае, близко к тому». Что плохого, если я хочу оградить его от опасности?
Килорн касается моей руки.
– Я понимаю. Слушай, я не собираюсь штурмовать город или сбивать самолеты в небе. Я знаю свои пределы, знаю, сколько их у меня по сравнению с вами.
– Если ты не способен убить человека щелчком пальцев, это еще не значит, что ты хуже других, – возражаю я, буквально наэлектризованная внезапным гневом. Жаль, что я не могу перечислить списком все достоинства Килорна. Всё то, чем он мне дорог.
Лицо у него становится кислым.
– Не напоминай.
Я хватаю его за руку, вонзив ногти в мокрую ткань. Он не останавливается.
– Я серьезно, Килорн. Ты со мной?
– Вот только в расписание загляну.
Я тычу его локтем в бок, и он отскакивает, изображая преувеличенное возмущение.
– Перестань! Ты же знаешь, какая у меня нежная кожа.
Я даю ему еще тычка, и мы оба смеемся – почти в полный голос.
И идем дальше, погрузившись в уютное молчание. На сей раз тишина не грозит удушьем. Мои обычные тревоги растаяли, ну или, по крайней мере, надолго отступили. Килорн – тоже член моей семьи. С ним я чувствую себя в тихой гавани. Там, где можно не думать о последствиях. Никакого прошлого, никакого будущего.
В конце улицы, под фонарем, из пелены дождя материализуется фигура, окруженная светящимися брызгами. Я узнаю этого человека, прежде чем мое тело успевает отреагировать.
Джулиан.
Долговязый Серебряный на мгновение замирает, заметив нас, и этого достаточно, чтобы все понять. Он выбрал не нас.
С головы до ног я леденею. «Даже Джулиан».
Когда он приближается, Килорн слегка подталкивает меня и шепчет:
– Я могу уйти.
Я мельком взглядываю на него и вдруг ощущаю прилив сил.
– Пожалуйста, не надо.
Он коротко кивает, озабоченно сдвинув брови.
Мой старый наставник, невзирая на дождь, по-прежнему в своем длинном одеянии. Он стряхивает воду со складок выцветшей желтой ткани. Бессмысленно. Дождь продолжает лить, распрямляя завитки испещренных сединой волос.
– Я надеялся застать тебя дома, – говорит Джулиан через шелест дождя. – Ну… точнее говоря, я надеялся застать тебя не расположенной к разговорам, чтобы можно было отложить это на утро. Я не думал, что мы встретимся на улице, в такую погоду… – он встряхивает головой, как собака, и отводит волосы с глаз.
– Скажи, что хотел, Джулиан, – отвечаю я, складывая руки на груди. С наступлением ночи похолодало. Даже в жарком Пьемонте можно простыть.
Джулиан молчит. Его взгляд падает на Килорна, он вздергивает бровь в знак невысказанного вопроса.
– Не смущайся, – говорю я, отвечая на невысказанный вопрос. – Говори скорей, пока мы все не утонули.
Мой голос звучит резче, и Джулиан тоже напрягается. Он неглуп. Его лицо меркнет, когда он замечает мое разочарование.
– Я знаю, ты чувствуешь себя покинутой, – начинает он, с невыносимым тщанием подбирая слова.
И я невольно вскидываюсь.
– Придерживайся темы. Я не намерена слушать лекцию о дозволенных чувствах.
Он лишь моргает, принимая мой упрек. И молчит – так долго, что дождевая капля успевает скатиться по его прямому носу. Он тянет время, чтобы оценить собеседника, изучить, измерить. Впервые сдержанность Джулиана вселяет в меня желание схватить моего старого наставника за плечи и вытрясти из него хоть какие-то необдуманные слова.
– Очень хорошо, – произносит он негромко и с обидой. – Так вот, в интересах истории или того, что скоро станет историей, я буду сопровождать племянника в вашем путешествии на запад. Мне бы хотелось увидеть Свободную республику своими глазами, и я полагаю, что буду полезен там Кэлу.
Джулиан делает шаг вперед, ко мне, но раздумывает. Предпочитает держать дистанцию.
– Тиберий интересуется тайнами истории? А я и не знала, – насмешливо говорю я – резче обычного.
Джулиана практически разрывает на части, это очевидно. Он едва смеет посмотреть мне в глаза. От дождя волосы облепили лоб, нависли над глазами, напоминая щупальца. И от этого Джулиан как-то разгладился, словно сбросил много лет. Он выглядит моложе, чем в день нашего знакомства почти год назад. Он не так уверен в себе. Полон сомнений и тревог.
– Нет, – признает он. – В то время как я поощряю племянника расширять, по возможности, кругозор, тем не менее, есть вещи, от которых я бы предпочел его удержать. Есть щели, в которые не стоит лазить.
Я поднимаю бровь.
– Что ты имеешь в виду?
Джулиан хмурится.
– Кажется, он упоминал, что питает какие-то надежды в отношении Мэйвена.
Пока не предпочел мне корону.
– Да, – чуть слышным шепотом отвечаю я.
– Он думает, что есть способ исцелить брата. Вылечить раны, нанесенные Эларой Мерандус. – Джулиан медленно покачивает головой. – Но невозможно собрать головоломку, в которой недостает кусочков. Или склеить заново разбитое стекло.
В животе у меня все переворачивается. Я это и так знаю. Я видела своими глазами.
– Это невозможно.
Джулиан кивает.
– Невозможно и безнадежно. Попытка, обреченная на неудачу. Она лишь разобьет сердце моему мальчику.
– С чего ты решил, что меня волнует его сердце? – язвительно спрашиваю я, чувствуя горький вкус лжи.
Джулиан делает очень осторожный шаг вперед.
– Будь с ним помягче.
Я немедленно выпаливаю:
– Да как ты смеешь говорить мне это?
– Мэра, ты помнишь, что было написано в тех книгах? – спрашивает Джулиан, поплотнее запахивая на себе свое одеяние, и в его голосе звучат умоляющие нотки.
Я вздрагиваю, и не от холода.
– Да, – отвечает Джулиан, энергично кивая, и я морально готовлюсь к лекции. – Эта идея не нова, Мэра. Разные люди, в той или иной степени, чувствовали себя так на протяжении тысяч лет. Избранные или проклятые, вознесенные судьбой или обреченные. С тех пор как возникло сознание, задолго до того, как Красные и Серебряные разделились. Ты знаешь, что короли и прочие правители часто считали себя ставленниками богов? Они думали, что предназначены занимать свое место. Хотя, разумеется, были и те, кто воспринимал свой долг как проклятие.