Сколько деталей. Непохоже на размытую картинку.
— Там, где сейчас зеркало, тогда стояла кровать. На ней женщина. Но лица невидно, потому что над ней склонилось несколько сиделок.
— Одна из сиделок была похожа на меня? — догадалась Лера.
— Нет. И это вовсе были не сиделки. Потом я поняла — повитухи. Они принимали у женщины роды, — Злату начало трясти. — Я слышала, что роженицы ведут себя неспокойно. Но эта женщина молчала. Совсем ни звука.
— Тебя это напугало?
— Да, мне стало не по себе. Но потом… потом… — у Златы снова участилось дыхание. — …потом…
— Что? — Лера догадывалась, что рассказ дошёл до самого страшного. Она подскочила с тахты принести сестре воды. Та не отказалась. Но сделала лишь пару крохотных глотков и отставила стакан, чтобы снова оказаться в объятиях сестры.
— Потом… это было так неожиданно… раздался крик младенца. Лерочка, я никогда не видела, как появляется новая жизнь… — у сестры снова в глазах стояли слёзы.
Но Лера поняла, что это не от страха. А от переизбытка чувств. Земную бы девушку подобная картина не так сильно взбудоражила — всё ж таки во стольких фильмах и сериалах момент рождения ребёнка показан со всей трогательностью и значимостью. А Злата увидела впервые — понятно, что была глубоко впечатлена. Одно пока Лера не могла взять в толк. Где же во всей этой истории фигурировала она сама? Почему Злата утверждала, что видела в прошлом её?
— Малышку завернули в шёлк и кружева…
— Это была девочка?
— Да. Это была ты, Лерочка.
Валерия опешила.
— Как я?
— Я тоже этого не понимаю. Но у меня сердце остановилось, когда почувствовала, что это ты. И не спрашивай как. Я всё равно не смогу объяснить. Но точно знаю, что ты родилась здесь, в этой комнате.
Теперь уже за стакан с водой схватилась Лера.
— Нет, Злат, тут что-то не то. Как я могла родиться здесь, если я всю жизнь кроме последнего месяца прожила в земном мире? Выходит, моя мама всё-таки отсюда? Но как тогда я попала на Землю? Наверно, тем младенцем была всё-таки не я.
Злата не стала переубеждать. Может, засомневалась? Она видит очень реалистичные картины, но правильно ли их интерпретирует? Дар у неё проснулся только-только. Она может ошибаться.
— А женщину ты так и не смогла рассмотреть? — Лере хотелось подробностей.
— Нет. Последнее, что я видела, это как обоих младенцев уносит из комнаты одна из повитух. А дальше прошлое поблёкло и стало неразличимым за ярким слоем настоящего…
— Подожди, так младенцев было двое?
— Да. Ты и ещё один. Он тоже был в шелках и кружевах. Я упустила момент, откуда он взялся. Может, родился до тебя?
У женщины из прошлого родилась двойня? Нет, Валерия отказывалась верить, что увиденная Златой картина имеет хоть какое-то отношение к ней. Слишком много нестыковок. Мало ли кто, когда и по какой причине выбрал это место, чтобы разрешиться от бремени. Злата могла увидеть события столетней давности. Но всё равно Леру поражал дар сестры. Пусть ещё совсем неуправляемый, но удивительный и неимоверный.
— Знаешь, Злат, — Лера взъерошила золотые кудри сестры, — тебе надо развивать свой дар. Учиться! Ты же мечтала об академии, а теперь у тебя есть все шансы поступить.
— Я уже думала об этом, — оживилась Злата. — Но теперь только в следующем году. Хотя мне так хотелось бы учиться с тобой в одной группе. Я уже со всеми сдружилась. Но кто меня возьмёт посреди учебного года?
— Я знаю одного человека, который в виде исключения может подписать приказ о твоём зачислении даже посреди учебного года.
— Кто?
— Ну, Тоцкий, разумеется. Кто у нас ректор? Меня же он принял именно посреди учебного года, да ещё и без экзаменов. И только потому, что я сразила его своей магией. Нам всего-то и надо, чтобы ты тоже сразила. Причём желательно наповал.
— Если бы у меня была магия Ольшанских… — грустно вздохнула Злата.
— Ты и своей магией сразишь. Нам нужно, чтобы ты увидела что-нибудь из прошлого Тоцкого. Что-нибудь такое — желательно провокационное, о чём он никогда никому не рассказывал. Ты видишь столько деталей — да он диву дастся.
— Лер, у меня пока не получается делать это специально. Прошлое берёт и показывается, когда ему заблагорассудится, а не когда я этого хочу.
— Ничего, что-нибудь придумаем.
Лера очень загорелась этой идеей. Жутко хотелось ускорить исполнение мечты Златы об учёбе в академии, да и разузнать что-нибудь пикантное из прошлого Тоцкого тоже почему-то выглядело страшно заманчиво.
Глава 21. Стратегическое совещание
Сразу после ужина Валерия позвала Тересу заглянуть к ним со Златой в комнату. Она собрала подруг на стратегическое совещание. Речь должна была пойти пока даже не о том, как ускорить поступление Златы в академию, а о более насущных проблемах в лице Муачо с его снопом лозы.
Лера побаивалась, что тот за ночь сплетёт таки колыбель. И если даже не станет пока дарить Монике, но всё равно привлечёт всеобщее внимание, когда будет с этой колыбелью грузиться в экстрамобиль, на котором завтра отряд отправится назад в академию. Начнутся вопросы, в том числе и от преподавателей, и страшно подумать, какие прозвучат ответы.
Валерия усадила Злату и Тересу на тахту, а сама, как председатель импровизированного женского собрания начала расхаживать по комнате взад-вперёд, рассказывая подругам о проснувшемся в Муачо даре и о том, к каким выводам пришёл одногруппник, учитывая учуянную родственную связь между Моникой и ребёнком.
— Муачо считает, что Моника пока сама может не знать о своей беременности, — закончила рассказ Лера. — Что сильно усложняет нам задачу. А задача в следующем — убедиться, что Моника не беременна и вескими доводами убедить Муачо оставить затею с колыбелью.
Лера пыталась использовать самые мягкие и обтекаемые слова, но, тем не менее, обе подруги выглядели ошарашенными.
— Я почти на сто процентов уверена, что Муачо ошибся, — решила Валерия снизить градус их ошарашенности. — Так ведь? — она посмотрела на Тересу.
Тереса — прирождённая староста. Знает своих подопечных лучше, чем они сами себя. Она бы, случись что, заподозрила неладное первая.
— Моника ведь ни с кем не встречается? — Лера перестала мерить комнату шагами и присела на тахту к подругам.
— Не встречается, — подтвердила Тереса. — Она же на Анджея нацелилась. Хотя…
Леру сразу насторожило это «хотя».
— Филипп? — предположила Злата.
— Нет. Ещё до Филиппа… — Тереса тянула, как будто ей не хочется говорить, что на прямолинейную старосту было совершенно не похоже. Обычно она высказывается сразу в лоб, без обиняков, — …когда мы только-только начали учиться… прошла неделя, может две, Марчел проявлял к Монике большой интерес…
Да к кому только Марчел интерес не проявлял. Вопрос — насколько всё далеко могло зайти.
— …очень большой интерес, — будто прочитав мысли Валерии, добавила Тереса.
Злата отчаянно делала вид, что ей всё равно, но Лера видела, как нервно её пальцы сжимают плед, которым была покрыта тахта. Глупое маленькое золотое солнце, только не вздумай всерьёз влюбиться в этого прохвоста. Натерпишься ещё в сто раз больше, чем сегодня…
— А кроме Марчела? — Лера посмотрела на Тересу, но ответить та не успела.
В комнату влетела виновница переполоха.
— Вот вы где? А я думаю, куда все пропали, — она недоумённо улыбнулась.
Злата и Тереса смотрели на Монику новыми глазами, пытаясь разглядеть признаки беременности. Но Лера уже знала, что дело это бесполезное. Если у тебя нет ультразвукового зрения, как у аппарата УЗИ, то ничего на ранних сроках ты не высмотришь.
— Девочки, можно я с вами? Вы что делаете? — Монике очень не хотелось отрываться от коллектива, хоть о цели собрания она и не догадывалась.
Лера и Тереса переглянулись. Раз уж Моника сама нагрянула, надо брать её в оборот.
— Садись, — скомандовала Валерия, уступая ей место. — У нас вечер откровений. Раз ты с нами, то теперь твоя очередь откровенничать. У тебя были с Марчелом серьёзные отношения?
— С Марчелом? Разве с этим повесой могут быть серьёзные отношения? — Моника закатила глаза. — У меня ещё ни с кем не было серьёзных отношений. Я считаю, серьёзные отношения могут быть только с серьёзным солидным мужчиной, а никак не со студентом.
Что и требовалось доказать. Лера вздохнула с облегчением. Однако у Тересы был вид, что ещё рано успокаиваться.
— Моника, раз вечер откровений, то нужно говорить на чистоту, — она посмотрела, как строгая староста. — А как же тот поцелуй?
— Это было не по-настоящему. Я просто хотела узнать, как целуется тот, по кому сохнет пол-академии.
Лера не знала, о каком поцелуе речь, зато точно знала, что от одного поцелуя беременными не становятся. Пора было прекращать говорить намёками и рассказать Монике из-за чего весь сыр-бор. И Валерия рассказала. И о том, к какому выводу пришёл Муачо из-за неожиданно проснувшегося у него дара. И о том, какой он ей готовит подарок.
Валерия ожидала, что Моника только рассмеётся тому, какие фортели может выдать неокрепший дар, но Моника, наоборот, чем дальше слушала, тем больше бледнела.
— Неужели это Кацпер?! — она прижала ладони к щекам и начала сбивчиво и эмоционально рассказывать историю месячной давности. — В тот день в студенческом клубе собралась компания Кацпера. Праздновали его двадцатилетие. Шимон принёс целую бутыль валисейского дурманящего зелья — его дружок где-то раздобыл. Они угощали всех. Не знаю, зачем я решила попробовать. Знала же, что оно может сильно кружить голову. Выпила совсем чуть-чуть, а дальше всё как в тумане. Пришла в себя под утро в своей кровати, раздетая. И не помню, как в ней оказалась. Мне сказали, что из клуба до общежития меня провожал Кацпер. Я не думала ничего плохого, но всё-таки нашла его на следующий день и говорю: мол, рассказывай, что да как. Пригрозила ему, что прокляну. Нашлю такое, чтоб у него на веки вечные пропала мужская сила. Конечно, блефовала. Мне от нашей родовой проклятийной магии Залевских достался только дар снимать проклятия, а не насылать. Он поклялся, что ничего не было. Что только проводил меня до комнаты и помог лечь, а дальше испарился. Я ему поверила. А теперь не знаю… — Моника растерянно посмотрела на подруг в поисках поддержки.
Лера тоже не знала, что и думать. Она уже убедилась, что Кацпер — редкий мерзавец, но чтоб настолько? Да и Моника, уж какой бы затуманенной от зелья она ни была, не могла же совсем ничего не почувствовать? Не под наркозом же. Валерия с Тересой переглянулись, и староста выдала:
— Улики неубедительные. Предлагаю, пока считать Монику небеременной. Когда вернёмся в академию, купим в аптеке листьев аруганской пальмы и всё выясним.
Лера сразу догадалась, что эти аруганские листья — аналог земного теста на беременность.
Моника после слов Тересы заметно повеселела.
— Да, я согласна считать себя небеременной.
— Тогда беру Муачо с его колыбелью на себя, — вызвалась Лера.
На этой оптимистичной ноте девушки разошлись. Вернее, Тереса и Моника ушли к себе, а Валерия и Злата остались в своей комнате.
Время было позднее и пора бы уже было ложиться спать. Лера принялась разбираться с устройством тахты, чтобы понять, как её разложить, но мысли в голове крутились совсем не о тахте. Хоть и было решено считать Монику небеременной, но Лере всё равно не давали покоя слова Муачо. Не могла же совсем на пустом месте ему привидеться родственная связь Моники и ребёнка? Он наверняка ошибся, но где и в чём? Что за связь он видел? У Леры было несколько вариантов, причём самых нелепых: может, беременный тут кто-то другой?
Но эти вопросы можно было отложить до завтра. Тут другое не выходило из головы — то, что увидела Злата. Её рассказ очень интриговал, и хоть Лере не верилось, что одним из младенцев была она, всё равно хотелось узнать поподробнее о том, что приключилось в этой комнате. Вот бы поговорить с настоятелем, расспросить его — он, наверняка всё знает. Но завтра экскурсанты возвращаются в академию. Осталась только ночь. Конечно, поздновато для бесед, но интуиция подсказывала — Вилзорт не откажет. Он показался Лере словоохотливым. Она решилась. Только оставлять Злату одну не хотелось. Вдруг ей опять откроется прошлое, что-нибудь пугающее. Сегодня ей и так перепало переживаний.
Тахта, наконец-то, поддалась. Раскрылась с музыкальным скрипом. Но вместо того, чтобы обустраивать спальные места, Лера предложила:
— Злат, а давай напросимся к настоятелю на чай? Может, расскажет нам что-нибудь интересное. Наверняка, знает много историй — писатель, как-никак.
— Давай, — ни секунды не сомневаясь, согласилась Злата.
Глава 22. Хотела рассказать о нём
Настоятель был рад гостьям. Встретил их улыбкой и лукавым прищуром. А когда услышал, что они пришли просто побеседовать, обрадовался ещё больше. Он повёл их в трапезную и усадил за стол. Лера полагала, что угостит чаем. Но вместо чайника перед гостьями был водружён бочонок с квасом.
— Делаю сам, — похвастался Вилзорт, разливая пенистый напиток по кружкам. — С добавлением чёрной хвои вьющейся сосновой травы и баргамского изюма.
Вкус у кваса был запоминающийся. Лера бы пила и пила. Хорошо настоявшийся, он ударял в нос газом и неимоверно бодрил. Однако квас квасом, но надо было переходить к делу.
— Магистр Вилзорт, нам хотелось бы узнать историю сторожевой башни, — начала Лера издалека. — На занятиях нам рассказывали, но только в общих чертах.
Настоятель кивнул.
— Никто лучше меня не знает, сколько всего повидала на своём веку старушка-башня. Её история прекрасна как музыкальная увертюра. Кстати, — он отхлебнул кваса и заинтересованно уставился на Валерию, — вы не играете на виолончели?
Лера слегка опешила неожиданной смене темы.
— Нет.
Ей, честно говоря, медведь на ухо наступил. Какая там виолончель? Хотя музыку она любила.
— Вы напомнили мне одну девушку. Она была так же прекрасна, как и вы, — Вилзорт прикрыл глаза и начал говорить неспешно и вдохновенно: — Она играла на виолончели в пустом зале. Я слушал, но даже подумать не мог, что это не просто виолончель, а древний артефакт…
Лера тут же вспомнила, что похожие слова были написаны на листе бумаги, лежавшем на столе в подпольном писательском кабинете. Похоже, Вилзорт решил рассказать сюжет одной из своих книг, над которой сейчас работает.
— …её пальцы виртуозно скользили по струнам, она знала, как извлекать божественные звуки из своего громоздкого инструмента…
Лера побаивалась, что история может оказаться не короткой, поэтому решилась направить Вилзорта в нужное русло.
— Прекрасная виолончелистка бывала когда-нибудь в башне? Это тут она играла в пустом зале?
— Да. Здесь, рядом с трапезной, есть ещё один зал. В те времена он был ещё более величественен, чем сейчас. Стены покрыты мурмайским мрамором. Они идеально отражали звук. Казалось, играет не только виолончель, казалось, целый оркестр вторит волшебным звукам…
Глаза Вилзорта оставались закрытыми, а речь стала не очень внятной, и у Леры закралась тревога, что настоятель, чего доброго, задремлет. Почему-то квас на него влиял противоположным образом, чем на неё саму.
— А что ещё необычного было в башне раньше, кроме музыкального зала? — спросила она зычным басом, чтобы взбодрить настоятеля. — Может, тут был лазарет?
Громкий голос подействовал — Вилзорт встрепенулся.
— Лазарета на моей памяти не было. Но я никогда не отказывал в помощи нуждающимся путникам. Было дело, здесь лечился сам князь Пшибыльский…
Ещё бы знать, кто это.
— …он был в наших местах проездом. С ним случилось несчастье — неудачно упал с лошади. Вот и пришлось отлёживаться в башне. Мы с ним бывало вот так же вечерами попивали квасок. Оказывается, князь Пшибыльский большой любитель музыки. Рассказывал, что часто бывает в опере. Я слушал его и вспоминал, как чудно она играла на виолончели. И кто бы мог подумать, что старый инструмент таил в себе загадку. На его корпусе были вырезаны руны…