========== Пролог ==========
На сцене неестественно и заученно улыбались, умирали, признавались друг другу в любви усталые и явно раздражённые люди. Не слишком молодые мужчины и женщины с толстым слоем грима на лицах изображали из себя юных и неискушённых. Лажа и фальшь. Впрочем, как почти всё у людей. Хотя в театре это было заметнее всего.
Серый скосил глаза на Алекса. Тот явно наслаждался представлением, это было заметно и по блаженной полуулыбке, и по блестящим глазам, да и в целом по гормональному фону. А вот Серому не нравилось. И сама опера, и певцы, и музыканты, которые довольно заметно лажали и фальшивили. Конечно, заметно это было не всем. А возможно, вообще никому, кроме него, но всё равно же — лажали! Не нравилось Серому и остальное: освещение не соответствовало требованиям, предусмотренным всеми ГОСТами и нормативными актами, слишком много народу, здание тоже не оборудовано по всем правилам техники безопасности. Серый тяжело вздохнул: а он ещё когда-то думал, что в двадцать первом веке бардак!
Да и вообще, всё тут не соответствовало никаким нормам. Да, реки были чище, озоновый слой — целей, но зато на улицах воняло навозом и нечистотами. Кругом царила антисанитария, мировой сети не было, да что там сети — только-только электричество в домах появилось! А уж какие вещества использовали при изготовлении той же бытовой химии и других средств обихода… Один раз они чуть не заселились в квартиру, в которой все стены были оклеены обоями, изготовленными с использованием мышьяка! Конечно, прошлый раз они были в ещё более диком мире, но Серому уже хотелось в цивилизацию. Даже не из-за себя, он-то успел все обновления себе скачать, пока на стороне Федерации с Кассандрой воевал, а вот Алекс… Алексу требовалось полное медицинское обследование и профилактические меры. Пока ещё профилактические. Ну там, кислородные коктейльчики, комплекс витаминов в ягодичную мышцу и другие оздоровительные процедуры. Нет, Серый, конечно, регулярно сканировал тушку друга, но толку-то? Вон тот уже щуриться начал. Явно от неправильного освещения зрение садится. Рыжему же не докажешь, что читать при свете свечи или газового рожка нельзя. Особенно если при этом и качество бумаги и типографской краски явно ниже среднего. И вообще… Быстрее бы домой. Там Карим. И Сага. И смешной, трогательный Крэг, и Кел, с которыми Серый даже подружился за последнее время. И Макс. А ещё — интернет, компьютерные игры, горячий душ, когда захочешь, и микроволновка. А не всё это…
Алекс, сидевший в соседнем кресле, вскочил на ноги, захлопал в ладоши и громко заорал: «Брависсимо!»
Серый печально огляделся по сторонам и тоже встал. Восторгов людей он не разделял, но выделяться из толпы не стоило, как и огорчать Алекса. Потому что и без этого ему было чему огорчаться. Рыжий, конечно, об этом ещё не знал, но, судя по всему, уже начал догадываться. Уж кем-кем, а дураком его человек никогда не был.
Хотя в этот раз они прыгнули относительно нормально, даже, можно сказать, удачно. Париж, 1889 год. Серый опасался, что будет хуже, но обошлось без неприятных сюрпризов, типа средневековой деревни, где Алексу сломали руку и чуть не сожгли его на костре. Спасибо каким-то шляхтичам заезжим — спасли рыжего. Зато Серому потом с трудом отдали.
А Париж конца девятнадцатого века — это почти цивилизация. Алекс даже обрадовался — оказывается, в Гранд-опера давали «Фауста». Конечно, это была далеко не премьера, на премьеру они опоздали лет на двадцать, а то и на тридцать, но Ал был доволен.
А главное — в Париже в этом году открывалась Всемирная выставка, о которой Алекс мог говорить часами. Планируя встретиться с Гюставом Эйфелем, понаблюдать за монтажом той самой, знаменитой башни. Потом они собиралась в Штаты. Там и прогресс заметнее, да и плюс там как раз назревала знаменитая «война токов» между Эдисоном и Вестингаузом. И Алекс уже потирал руки, радуясь, что встретится со всеми знаменитыми физиками, в том числе и загадочным Теслой, который, кстати, тоже должен был быть на этой выставке.
Серый был рад, вот честно, рад, что Алекс пока не сильно тоскует, что радуется путешествиям по временным веткам и отноркам, как ребёнок в Диснейленде. Но Серый уже несколько раз ловил на себе внимательный и задумчивый взгляд Крола. Ещё немного — и тот всё поймёт. Как тогда быть — непонятно. Ведь вариантов было не много, и все — очень непредсказуемы.
Да, проблема была у них огромная. Серый всё больше уверялся в мысли, что кристалл становится нестабилен и непредсказуем. А видимость алгоритма их прыжков оказалась на деле полным пшиком. Вернее, первые несколько раз действительно имели закономерность, и Серому даже казалось, что он научился если не управлять, то подстраиваться под кристалл. И что со временем они смогут без особых проблем попасть домой. Но…
Следовало постараться отвлечь Алекса интересными знакомствами и продолжать усиленно думать и изучать этот чёртов кристалл. В голове мелькнула мысль рассказать о своих сомнениях Алексу, однако Серый боялся не то чтобы огорчить, а скорее разочаровать Алекса. Но, судя по всему, этого ему было не миновать.
Серый вздохнул и сильнее захлопал в ладоши.
========== Глава 1 ==========
— Здравствуй, Ники, — голос был мягок и чарующ, обещал подарить негу и наслаждение, недоступное простому смертному, да и сама хозяйка голоса казалась прекраснейшей из женщин, которых когда-либо видели луна и звёзды. Само воплощение любви, но не той продажной, которой торгуют дешевые и не очень девицы с улиц красных фонарей во всём мире, а романтической и чувственной одновременно.
Только Николас знал: это всё иллюзия. Нет, любовь она могла подарить, да такую, что век не забудешь, а может, и не один век. Иллюзорность образа, пожалуй, была в другом — юная прелестница перед ним была, во-первых, стара как мир, а может, и ещё старше, а во-вторых, умна, коварна и недобра. Именно так — недобра. Злом в обычном понимании этого слова назвать её было нельзя. Она не хотела уничтожить мир, она не принимала ванн из крови девственниц и не ела котят на завтрак. Просто ей было глубоко наплевать и на девственниц, и на людей вообще. Котята ей, пожалуй, всё же нравились. Ах да, ещё она питала крохотную слабость к белокожим и голубоглазым юношам. Желательно — блондинам. Но это была настолько незначительная слабость, что упоминать о ней было просто глупо.
Поэтому вместо душевного трепета и восторга Николас испытал тревогу, готовую перерасти в страх, и раздражение. Да, она его раздражала, хотя обязан он ей был многим. Да что там многим — самой жизнью обязан! И благополучием, и удачей, невероятной, практически нечеловеческой удачей. Но в этот раз он ослушался её, пусть и несущественно, но ослушался. И ждал заслуженного наказания. А возможно, и не только его. Не пора ли, по её мнению, сделать очередной взнос за все подарки, что она подарила милому пареньку из семьи сельского пастыря, родившемуся в небольшом селе Смилян, затерявшемуся на задворках Австрийской империи?
Николас подавил тяжкий вздох и широко улыбнулся, одновременно почтительно опускаясь на одно колено:
— Рад тебя видеть, моя Королева!
Мягкая и нежная рука небрежно, но ласково потрепала его по голове и тут же, самым естественным образом, оказалась у его губ. Николас подобострастно прильнул к изящным пальчикам и поднял глаза на Королеву. Она благосклонно улыбнулась и чуть наклонила голову, показывая, что ритуал закончен, можно подниматься с колен и переходить от условностей непосредственно к делу.
Хотя этого ох как не хотелось. Он ждал наказания и боялся. Что она потребует от него? Какой услуги захочет? Положа руку на сердце, надобно было признать: до сего дня Королева практически никогда и ничего не требовала, да и вообще нечасто наведывалась к своему крестнику, которого спасла от холеры в далёком 1873 году.
Николас часто задавался вопросом: почему она его спасла? Зачем? По простой прихоти подарила жизнь, а потом и осуществление всех его тайных мечтаний? Не она ли помогла своим волшебством убедить отца освободить его от обязательств перед семьёй и позволить учиться там, где ему хотелось? Ради чего открыла она ему некоторые тайны своего народа, поделилась великими знаниями?
И самое главное — что она потребует взамен? Бессмертную душу? Вечное служение? К этому он был готов — что ему до души?
Как известно, самые болезненные дети бывают у врачей, самые безнадежные неучи — у учителей, а самые завзятые еретики — у священников. Вот и он верил только в науку, даже сейчас, после знакомства с Королевой, вернее, сейчас как никогда раньше.
Но ведь кроме бессмертной души и вечного проклятья существовали и другие страшные вещи. Вдруг она потребует убить дорогого ему человека или предать всё человечество? Или уже наигралась с ним и пришла забрать свой дар, свои знания и бросить его пустой оболочкой без искры, которую зажгла сама?! Это было бы самое ужасное. Пожалуй, за это бы он убил, предал и расчленил столько беззащитных котят и девственниц, сколько нужно Королеве. Ну, или кого она там потребует в жертву.
Королева между тем прошлась по дорогому гостиничному номеру, с неподдельным интересом заглянула в ванную комнату, перенюхала все флакончики на полке, провела пальчиком по резной раме зеркала. То ли проверяя, насколько хорошо работают горничные, то ли удивляясь причудливости орнамента. А потом и вовсе легко опустилась в кресло, подобрав под себя ноги, отчего стала похожа на милую гимназистку из старших классов, пришедшую навестить дядюшку.
Николас тряхнул головой: всё иллюзия, всё обман, но настолько искусный, что он каждый раз вёлся на него, как в первый.
— Милый, милый Ник, как поживаешь? Надолго прибыл в Европу? Отчего тебе не сидится дома, в Америке? Разве мы не договаривались, чтобы ты не приезжал сюда? — Королева улыбалась, но с каждым словом голос звучал всё суровее, мягкие ноты сменялись скрежетом металла, а улыбка будто стекала с лица.
Николас втянул голову в плечи.
— Это Всемирная выставка, я не мог отказаться… И разве пару дней у моих родных сыграют большую роль?
В комнате повисло тягостное молчание. Николас не знал, почему ему нельзя пересекать океан, в глубине души он был уверен, что это просто самодурство Королевы, каприз, чтобы подчеркнуть его зависимость, оторвать его от корней, разрушить все семейные связи. Нет у него семьи, кроме Королевы, и он должен это помнить.
— Ну да… Впрочем, нет худа без добра. Так, кажется, говорите вы, люди? — Королева вновь улыбалась и ласкала его своим голосом. — Пора тебе, Ники, хоть капельку напрячься и отдать крохотную частичку своего долга.
И Ники действительно напрягся — судя по всему, задание предполагалось серьёзнее, чем организовать фейерверк в честь дня рождения Королевы.
— Чем могу служить моей Королеве? — Николас улыбался во все тридцать два зуба, но от напряжения и тревоги у него неприятно подрагивали колени и пальцы. К сожалению, последовать примеру Королевы и примостить свою задницу на какую-нибудь горизонтальную поверхность было нельзя. Этикет должен был соблюдаться до малейших нюансов. Ну, во всяком случае её подданными, к которым сейчас Николас и относился. Сама Королева вела себя обычно в зависимости от настроения: могла быть величественно холодной или беспечно игривой. И неизвестно, что ещё хуже.
Королева молчала, не сводя с его лица задумчивого взгляда, в котором читалось странное для неё сомнение.
Когда тишина стала настолько звенящей, что собственное дыхание начало казаться Николасу оглушительным, ноги от напряжения уже подгибались и возникло непреодолимое желание грохнуться в обморок, как какая-то институтка, Королева наконец-то заговорила:
— У меня пропала одна вещь. Давно, а может, недавно. Сейчас или потом когда-нибудь… Это неважно. Важно, что она очень нужна мне. И кажется, я наконец-то поняла, где она. И ты поможешь мне её вернуть. Сама я действовать пока не могу — я связана словом. Таким словом, которое обойти не могу даже я. Мне нужно, не нарушая слова, нарушить его, — Королева мельком глянула на недоумённое лицо Ника. — Впрочем, не забивай себе голову ненужными думами. Просто ты должен помочь мне забрать эту вещь. Те, у кого она находится, не простые люди. Я бы даже сказала — они не совсем люди. Тебе на них укажут. Пока ты должен сократить до минимума своё пребывание здесь. Собери вещи и жди моего сигнала. Тебе скажут, что и когда делать. Это пока всё, что тебе требуется знать.
Николас перевёл дыхание и с трудом сдержал вздох облегчения: по крайней мере, она не потребовала сердец Марицы и матушки на серебряном блюде. Это уже было хорошо. Он настолько осмелел, что позволил себе спросить:
— Я могу навестить мать и сестру? У меня есть пару дней?
Королева усмехнулась и величественно кивнула:
— Да. Хотя вы очень странные. Вы все, люди. Зачем тебе эти женщины? Ну да ладно. Будь готов.
***
Алекс был доволен выставкой. Ну ещё бы! Столько людей, о которых он только читал в учебниках и статьях, вдруг оказались совсем рядом.
Алекс с внутренним трепетом, прикрытым очаровательным нахальством снаружи, даже рискнул сунуться к самому Гюставу Эйфелю. Конструктор знаменитой башни, крепкий пятидесятисемилетний мужчина с очень прогрессивными взглядами, гений архитектуры, оказался на поверку отличным собеседником. Он поглядывал на двух русских, говоривших на французском чисто, но со странным акцентом, с явным одобрением. Парни ему нравились. Резвые умом и, судя по всему, с хорошим образованием. Да и в архитектуре довольно сносно разбирались. Глядя на Сержа и Алекса, Гюставу верилось, что с такой молодёжью всех ждёт поистине светлое будущее. Прогресс и процветание.
Посетили парни и Русский павильон. Пообедали в русском ресторане, но с соотечественниками Алекс особо не общался.
Он так объяснил это Серому:
— Пить просто так скучно, о революции говорить не хочу. Ну и вообще…
Серый понял: Алекс тоскует по родине, но по странной человеческой особенности, непонятной Серому, в то же время — ехать туда не хочет. Именно сейчас и именно в этом времени.
Зато Алекс пришёл в полный восторг от галереи машин, а когда ему позволили прокатиться на автомобиле Бенца, вообще замучил Серого впечатлениями.
— Когда вернёмся, то я расскажу Келу и Крэгу про тест-драйв настоящего первого автомобиля! — Алекс вдруг погрустнел и отвернулся от Серого. — Если вернёмся…
На этой минорной ноте они и решили покинуть Париж, потому что Алекс захандрил. Плохого настроения ему добавило известие, что тот самый Николас Т., встречей с которым грезил Алекс, внезапно покинул и выставку, и Париж.
Серый опасался, что они помчатся вдогонку, но Алекс на удивление лишь пожал плечами и сказал:
— Ну, в Штатах тогда пересечёмся, планы менять не будем.
Поэтому они спокойно купили билет до Кале, чтобы потом пересесть на паром до Дувра, затем опять по железной дороге добраться до Лондона, следом — Ливерпуль, а там уже пароход должен был доставить их в Нью-Йорк. Билеты на судно «Балтик» знаменитой и на данный момент самой безопасной фирмы «Коллинз Лайн» уже ждали их в конторе пароходства. Путешествие обещало быть спокойным, неспешным и достаточно комфортным. Единственное, чего по-настоящему опасался Серый, — что они будут вынуждены провести довольно много времени наедине. Серый подозревал, что Алекс захочет с ним поговорить. И от этого заранее тосковал. Потому что перед ним вставала дилемма: либо сказать правду, не очень приятную и не совсем понятную даже ему самому, либо — соврать.
Соврать было бы легче. Ложь — она и практичнее, и спокойнее. Только опыт, прожитый Серым человеком и другом Кролика, показывал: врать — это плохо. Потому что ложь всё равно всплывёт, в самый неподходящий момент. Как и было совсем недавно. Когда Серый практически прокололся в самой большой своей лжи Кролику. Хотя это вроде и не ложь была… Ну, так, скрыл он кое-что от друга, но ведь из лучших же побуждений! Потому что для Алекса так было на самом деле лучше! Серый до сих пор был в этом уверен на все сто процентов.
Они тогда только-только прыгнули в очередной раз. Довольно удачно: приземлились в паре километров от города, даже не зашибли никого при переходе. Серый с содроганием вспоминал, как они однажды попали в сад какого-то восточного правителя, а потом оказалось, что это вообще-то сад гарема. Вот тогда им худо пришлось, удирали так, что пятки сверкали. Всё же преодолевать двухметровые барьеры с Кроликом на плечах — занятие энергозатратное и опасное.