– Угощаю, смелее.
Филин быстро облизнул пересохшие губы, глаза его под стеклышками круглых очков зажглись лихорадочным блеском, зрачок расширился.
– Тогда холодный кофе.
Ром кивнул. Из автомата выкатились две жестяных банки. Одна со спрайтом, другая с холодным кофе. Филин обнял двумя руками банку, впервые за всё время расплылся в какой-то ненормальной широкой улыбке.
– Спасибо.
– Да не за что, рыбак. Тебе спасибо. Немного ваш городок посмотрел. Вечером, наверное, куда интереснее жизнь кипит, а?
Филин ничего не ответил, занятый поглощением заветного напитка.
Ром приложил банку со спрайтом ко лбу, выдохнул, затем дернул за кольцо. Треск, шипение, пара жадных глотков, дергающийся кадык и профиль то ли орлиный, то ли лисий. Жестяное дно банки отразило лучик солнца в сторону мальчика. Видение исчезло, испарилось, подобно каплям прохладной воды с треснутого асфальта. Филин поморгал, мотнул головой. Байки Мистики напополам с легендами бабушки создали фантасмагорическую кашу в голове. Чтобы отвлечься, мальчик последовал примеру нового знакомого, приложился к банке, быстро глотая остатки холодного кофе, осушил до капли.
***
В закоулке с кустами хоста и автоматами появился выбеленный ломкий свет. Незнакомец по имени Ром и мальчик-рыбак Филин будто бы очутились в пустом пространстве. За считанные минуты они перенеслись во времени и пространстве, когда Улицы Ив еще не было и в помине.
Филин посмотрел наверх. Чистое голубое небо с будто бы вырезанными кучевыми облаками. Ничего особенного, и все же в воздухе возникла мощная энергетическая волна; она прошлась одним накатом, оставив после себя вибрацию потусторонних шумов. Филин очень остро это прочувствовал, замкнулся, сжав инстинктивно пустую банку из-под холодного кофе и исподлобья взглянул на встревоженного Рома.
Закоулок, в котором они находились, задрожал, съежился и рассыпался белесой крошкой. Ни стен, ни прочих преград. Песчаная пустошь с редкими кустиками травы и сорняков. Вольный ветер подхватил останки, разметал по пустоши. Филин удивился отсутствию «обломков цивилизаций». Мистика бы расстроилась… Вместо них попадались курганы и обточенные ветром, дождем и солнцем глыбы камней.
Вдруг издали донесся странный гвалт. Несколько стрижей пронеслись мимо, барахтаясь и зависая в сгустившемся мареве. Духота накрыла их колпаком. Ловушка. Невидимая, неосязаемая, бесцветная, словно они оказались в паноптикуме.
Филин вздрогнул, когда Ром положил ему тяжелую руку на плечо.
– Кажется, я немного напортачил в этот визит, – сказал надломленным голосом Ром, при этом сдвинув брови. – Но ничего. Всё поправимо. Завтра ты об этом и не вспомнишь. Так что выдохни, рыбак.
Серьезность, величавая взрослость тона не понравилась мальчику. Филин скинул руку парня со своего плеча, шагнул было в сторону, как Ром вновь заговорил:
– Думаю, тебе не стоит никуда уходить. Туман сгущается. Плохой знак…
Ром указал вытянутой рукой туда, куда как бейсбольные мячики улетели стрижи. Они явно отчего-то пытались скрыться, и это им не просто далось. Но «ловушка» и там нашла, как их можно достать. Филин часто-часто заморгал. Он и не думал плакать, просто странная боль сковала цепями его пылкое сердце.
– Ничего не понимаю, – сурово пробормотал Филин, скрестив руки на груди.
Обычно он быстро оценивал ситуацию, легко мог найти способы выхода из неё, даже с магией, от которой было столько хлопот и трудностей. Здесь же он почувствовал себя выброшенной на пустынный берег рыбиной, без права самостоятельно вернуться в водоем.
Парень с кладбища ухмыльнулся, явно довольный тем, что мальчишка не стал дерзить и совершать глупости. Он поудобнее перехватил пустую банку из-под спрайта и стал её днищем чертить защитный круг.
– Это я виноват. Прости, Фил.
Мальчик вскинул брови. У Рома был такой измотанный и жалкий вид, что он сразу смягчился. Терзающий его вопрос застрял между стиснутыми зубами. Ром отвернулся, заканчивая круг, плюхнулся на землю, усевшись по-турецки.
Туман подполз к ним, как хищник с горячим кровавым дыханием из разинутой алчущей пасти. Филин поежился, старался принять достойный воинственный вид. Что ж, он принимает правила жестокой игры, в которую оказался втянут Ромом. Ничего не попишешь…
– Гляди.
Ром кинул за круг банку. Филин поправил очки на носу, сфокусировался, почти не дыша. Через минуту банка прилетела обратно – полная напитка, запечатанная, но совершенно с другим логотипом и дизайном – прямиком в руки парня.
– Только пить не стоит. В разломе я имею ввиду. Там иногда можно, но здесь опасно. Эх, и впутал же я тебя, рыбак.
Филин взял осторожно банку спрайта из рук Рома. Тот же принялся копаться в рюкзаке. Вытащив маленький квадратный механизм, откинул крышечку.
– Прости, – еще раз покаянно выговорил Ром, забирая у Филина банку и отставляя её к границам круга. – По прибытии может немного тошнить и болеть голова, но это не смертельно.
Он протянул озадаченному мальчику руку, блистая широкой и все же натянутой улыбкой. Дрожь уголков губ выдавала Рома с головой.
– Еще увидимся.
Пока Филин колебался, Ром схватил его крепко за руку, а потом всё исчезло.
***
Очнулся Филин в кресле-качалке бабушки. Сама она прощалась с кем-то у ворот. Мальчик лишь мельком заметил лохматую золотисто-каштановую макушку и взметнувшиеся в воздухе от движения шнурки рюкзака. Бабушка поднялась на веранду, поставила на столик банку с холодным кофе и сказала:
– Незнакомый парень, который обнаружил тебя без сознания у озера, только что ушел. Просил передать вот это. Как ты себя чувствуешь, Филин?
– Нормально.
Голос его звучал надтреснуто, очень тихо. Красный от свежего загара мальчик напоминал вареного рака. Лишь белые круги от очков – нетронутые палящим солнцем.
Она пощупала его лоб и щеки своими коричневыми морщинистые пальцами, проверила пульс на запястье, дала стакан прохладной воды с лимоном. Очки его лежали рядом с банкой на столике, рыбацкие сапоги выстроились у порога, рюкзак с удочкой и снастями тут же. Бабушка неодобрительно покосилась на холодный кофе, качнула головой с белоснежно-седыми кудряшками, ушла в дом. Он её все-таки расстроил.
Филин – маленький, сонный, худой – сидел в кресле-качалке и думал о том, что его дар видеть магию ничто по сравнению с путешествиями во времени, которые совершал Ром. Опасно, захватывающе, увлекательно, жестоко… Сегодня он стал свидетелем, участником маленького приключения, рискованного происшествия. Его эгоистичное, черствое, по мнению тех, кто плохо знал мальчика, сердце пропустило сладостный удар. Возможно, он нашел того, с кем разделит тайны и странности, возможно, обрел нового друга. И куда более возможно, он действительно назавтра ничего не вспомнит, но сейчас, глядя на то, как в сиреневом небе вихрились остаточные микроволны из разлома-«ловушки», Филин искренне улыбался.
– Еще увидимся, незнакомец.
Сияющее солнце. История вторая
Из её окна всегда были видны рассветы и закаты. Топкое медовое золото и красноватый охровый янтарь появлялись и освещали пространство, принадлежащее ей и кошке. Порой Санни думала, что в прошлой жизни сама была кошкой – так ей нравилось нежиться на солнышке, есть свежую рыбку и пить прохладную чистую воду или молоко, а в ненастные деньки забираться с ногами в кресло, не торопясь, читая одну книгу за другой.
Рассвет сменился ясным, безоблачным днем. По радио передали прогноз погоды на ближайшую неделю. Ожидалась дневная жара под тридцать пять градусов. Их район находился фактически в самом эпицентре погодных изменений Улицы Ив. Юго-Восточный Базар. Дом с покатой крышей, витыми перилами балкона, ротанговыми креслами, плетеными ковриками, легкими сатиновыми занавесками, горшками с комнатными растениями экзотических видов и форм, не менее роскошный задний сад с буйством цветов и трав – кладезь знаний и пропитания.
На рынке у них имелось собственное местечко, где Санни проводила в обществе матери и тетки и их семейного прилавка с душистыми маслами, травами, цветочными чаями, саше, пряностями и специями большую часть каникул. К отцу она редко ездила. Причиной тому была его новая жена, младше него на десять лет, крашеная курица, по мнению тетушки. Что думала обо всем этом мама, оставалось за семью печатями. Санни вопрошающе смотрела в лицо матери, но там была непроницаемая обычная ласковая маска с едва подрагивающими в легкой улыбке уголками бесцветных губ. Вылинявшие от невзгод сине-серые глаза с лучиками-морщинками, истончившаяся кожа с веснушками, серебристые нити в тугом золотистом пучке волос и наглухо застегнутые однотонные платья – стареющая гордая королева. Она по-прежнему носила тонкое золотое кольцо, смахивающее на обруч, на среднем пальце, символ замужества, утративший своё истинное предназначение.
Иногда, в подступающих с запада фиалковых сумерках, мама стояла на крыльце, потирая гладкое золото кольца, обнимала себя за подрагивающие от сдерживаемых рыданий плечи, становилась прозрачной и невесомой, точно дымка. Воздух вокруг был насыщен ароматом ночных цветов, примятых трав, горечью корений, сладкой гнилью фруктов-паданцев, потрескивающей древесной корой, перекличкой птиц и лягушачьим хором с дальних озер. Магия природы струилась, искрилась, дышала всюду, но не одно волшебство не могло соединить расколотых отношений. Когда-то в древности невеста шила на свадьбу для жениха рубашку, тем самым сшивая единой нитью их союз. Увы, нить родителей Санни была разорвана, два полотна были вспороты беспощадными стальными ножницами недопонимания и ссор. Санни наблюдала за матерью-травницей с балкона, надежно укрывшись за шалями дикого винограда, оплетшего стены, и сгорала от терзающей её юное сердце ярости по отношению к отцу.
Пережившая три неудачных брака тетушка наоборот была резвой, хвастливой, горящей множеством идей, раздающей не прошенные советы, миниатюрной женщиной с вечно набитыми сумками продуктов, или же с переполненной кофе кружкой и каким-нибудь ярким ободком на голове, выстриженной аккуратной пикси. Восставший из пепла феникс, огнедышащий дракон и вездесущая мартышка разом. Такой Санни и её друзья знали тетушку, однажды пришедшую на порог дома разведенной старшей сестры, матери-одиночки, и оставшуюся на Улице Ив скорее всего навсегда. Хотя, кто знает, может, нагрянет ветер перемен, и тетушка Лизелотта вновь снимется с места. Она обожала драгоценные камни и густой, черный-пречерный кофе. На ежегодных ярмарках ради развлечения прикидывалась гадалкой и раскладывала с надменным, всезнающим видом перед малограмотными девицами карты Таро. Девицы и некоторые из парней обожали тетушку-гадалку, старшее поколение осуждающе вскидывалось, дети смеялись над её байками и не воспринимали всерьез, старшая сестра и племянница в душе были рады её приезду, так как появление еще одного человека в доме, да такого позитивного и легкого на подъем, избавило их от тягостного молчания, дум и душевных терзаний.
Санни погладила кошку Руну между ушками, зевнула и направилась завтракать. Мама хлопотала у плиты, тетушка сидела за столом в центре уютной, обставленной «по-деревенски» кухни и методично намазывала клубничный джем на хрустящий тост с тонким слоем сливочного масла.
– Ты уже обзавелась кавалером, Сан? – был нежданный вопрос с порога.
Девочка отодвинула стул, села, машинально расправила пышную юбку свободного длинного платья в мелкий цветочек и отвернулась к окошку, не желая поддерживать данную тему. Щеки её при этом слегка порозовели, как яблоки-ранеты.
Мама пришла дочери на выручку, поставив перед сестрой дымящийся паром заварочный чайник с чабрецом и листьями смородины, тем самым призывая отвлечься на разлитие чая.
– Оставь девочку в покое, Лизелотта. Ты её смущаешь.
При этом она сама заинтересованно вгляделась в нахмуренное личико Санни. Дочь её очень беспокоила в последнее время чрезмерной задумчивостью, одинокой мечтательностью, неразрывной связью с приблудившейся кошкой по кличке Руна. В Санни происходили перемены, такие же, что терзали её и Лизелотту в этом же возрасте. Они с сестрой гадали, кто из Санни получится по женской линии их рода – травница, как старшая сестра, или искательница-ювелир драгоценных камней, как младшая? Но еще сильнее их заботило её будущее женское счастье.
– Может, она пока не готова поделиться с нами, – тихим, журчащим мелкой тревогой голосом, добавила мама.
Девочка недовольно нахмурилась, принимая чашку горячего травяного чая от тетушки. Слова матери подводили четкую границу к тому, что они с сестрой давно в курсе тяжелых вздохов Санни, завороженных наблюдений за рассветами и закатами, перелистыванием любовных романов с пыльных книжных полок позабытого раздела в их домашней библиотеке. Кошка Руна, поселившаяся совсем недавно в их доме, спустилась со второго этажа, словно уловив какие-то незримые энергетические волны, идущие от юной хозяйки, и пришла поддержать её.
Тетка с мамой сразу отвлеклись на Руну, переглянувшись испуганно. Домашние феи, к каким их относила прабабушка, никогда не имели фамильяров. Мать тяжело вздохнула, хватаясь за сердце. Тетушка поджала губы, покачав головой. Дурные гены отца-колдуна перевесили в их девочке. С этим будет не просто справиться…
Санни перекинула косу на спину, впилась зубами в тост, не обращая внимания на нервные переглядки мамы и тетушки. То, что её вздорный, красивый отец обладал сильными магическими способностями было ей неизвестно. Она старалась вообще меньше вспоминать его, предательство, измену, хвастовство, широкие открытые улыбки, слепящие, будто солнце, странные амулеты, которые он делал в своей мастерской, тягу к авантюрам и вспышки гнева. В такие моменты Санни концентрировалась на кратких пересечениях-встречах с Филином, болтовне Мистики, глубинных морских глазах Руны и то, что в них удавалось увидеть…
Закончив завтрак, она подскочила к выходу, прихватив белую шляпку, и по-взрослому корила женщин за опоздание на рабочее место. Волосы, заплетенные в косу, горели солнечным блеском, красота Санни всё сильнее и больнее для её матери напоминала ушедшего так легко и просто мужа-колдуна.
***
Лавку мама с тетушкой переоборудовали из мастерской отца Санни. Это было прекрасным решением. Жители Улицы Ив с радостью поддержали затею двух сестер. Именно их дом, а теперь и лавка славились лучшими чайными, травяными сборами, пряностями, ароматическими маслами и прочим таким товаром, дарующим уют, душевное тепло, умиротворение.
Правда с наступлением знойных дней поток клиентов иссякал, но они не отчаивались и были неизменно приветливы с каждым заглянувшим к ним, даже если в итоге посетитель уходил с пустыми руками.
Оросив порог водой из большой жестяной лейки, Санни заприметила приближающуюся Мистику. Поставив у ног лейку, девочка заслонила сложенной козырьком ладонью глаза, другой рукой помахав. Мистика скромно подняла руку, точно просящаяся к доске ученица. На ней были черная майка с названием очередной любимой инди-рок группы, черная трикотажная кофта с растянутыми рукавами, черные же кюлоты и черные сандалии на липучках с массивной подошвой. На голове вселенский хаос, сплошная смольная нечёсаная копна.
Девочки поприветствовали друг друга и вместе вошли в лавку.
– Что ты сейчас читаешь? – с загадочным видом спросила Мистика, почесав кончик носа.
Над правой бровью у неё рдел новенький прыщ.
– «Тристан и Изольда», а ты?
– Откопала у недавней библиотеки на колесах редкий экземпляр Бестиария. Первая часть правда только, но уже хоть что-то. Закачаешься.
Санни неопределенно покачала головой, слегка улыбнувшись. Она убрала лейку на место – в угол на подставку к венику, совку и швабре, зашторила и прошла к стойке. Вид у неё, по словам подруги, был измотанный, синяки под глазами достигли оттенка индиго, лицо бледное, полупрозрачное, не схваченное загаром, зато волосы и глаза горели жарким пламенем тысячи солнц. Чтобы не зацикливаться на внешности, Санни вернула Мистику к разговору о книгах. Бестиарий, фамильяры, оборотничество – темы, взбудоражившие накалившееся воображение Санни. Она тут же стала озираться в поисках Руны, запоздало вспомнив, что кошка вздумала сегодня остаться дома.