Ослепительная вспышка…
…темнота.
Учитель повернул ко мне побледневшее лицо:
– Всё кончено… мы победили его…
Третье окончание
– Вечер добрый… Крайтон, если я не ошибаюсь?
– Он самый. У вас десять минут.
– А вы умеете ценить своё время.
– Да, знаете, моё время стоит очень дорого. Так что вы хотели?
– Видите ли… я наблюдал за вами вчера в офисе… особенно как вы тщетно пытались открыть сейф…
– Что же, каждый может забыть важные для него вещи.
– Несомненно. Но не каждый может вспомнить то, чего он не знал.
– М-м-м… на что вы намекаете?
– Меня поразило, как вы легко открыли данные своего сотрудника… Черных, если я не ошибаюсь.
– Да, у меня осталась часть его памяти…
– Вы так думаете, уважаемый Крайтон… или как вас лучше называть, Черных?
– Так сколько вы хотите за молчание?
– Думаю, сорок тысяч меня устроят.
– Дороговато берете…
– Что вы хотите, молчание – золото…
– Тоже верно. Ну что, давайте… за Крайтона… не чокаясь…
– За упокой…
Дэтти
А Дэтти розгами высекли.
За дело.
А Дэтти не понимает, за что – всего-то навсего нарисовал на дереве жёлтые листья.
Ну любит Дэтти подурачиться, ну что поделаешь, то небо красное нарисует, то зайца зеленого, а тут нате вам – листья.
Желтые.
Ну, скучно Дэтти листья зеленые рисовать, вот он и выдумал.
Желтые листья.
А хозяин как увидел, как увидел, и а-а-а-а – за розги схватился.
Так-то хозяин добрый, увидит, что Дэтти там небо зеленое сделает или солнце синее – только посмеется, вот шутник – еще и работу Дэтти в первые ряды поставит, знает – любят покупатели такие штуки, чтобы все по-необычному было.
А тут на тебе.
Розгами.
Видно, крепко достал Дэтти всех своими выдумками…
– Где ты такое видел? Где видел, я спрашиваю?
Дэтти молчит.
А Дэтти что нашел…
Что в лесу нашел-то Дэтти, что нашел…
Вот теперь он им всем докажет…
У-ух, докажет.
Спешит Дэтти в городок.
В мастерскую вбегает.
Несет на ладони свою находку.
В лесу нашел.
Желтый лист.
– А он на дереве рос, да, да!
Все выходят из домов.
На площади собираются.
Будут Дэтти каленым железом жечь.
Заклеймят, чтоб неповадно было.
Ветер над городком.
Холодный ветер.
Не такой, как бывает перед дождем, а какой-то другой.
Палач поднимает клеймо.
Чу! – ветер над площадью, падает на эшафот желтый лист.
Один, два…
Все разбегаются в страхе.
Дэтти прячется под шумок.
Дэтти прислушивается к обрывкам фраз.
Придется выбираться из подполья.
Говорят, сегодня казнить будут какого-то парня из мастерской.
У него краски на лес не хватило, он деревья голые оставил и внизу всё белым-бело вместо травы.
Даже название вспомнил – минимализм.
А тут на тебе.
На казнь.
Дэтти выбирается из маленькой комнатенки на чердаке, где прятался.
Идет в сумерки.
Читает про себя молитву, сбереги ото сени.
Думает, что такое эта сень, и почему не от сени, а ото сени.
Не знает.
Невстреченные
– Мы встретимся, мы обязательно встретимся!
У Иворги и Свири всё лето впереди.
Иворга смотрит, как его подруга спешит к своему дому.
Медлит.
Идет домой.
У Иворги и Свири всё лето впереди.
– Мы встретимся, обязательно встретимся!
Безумный хоровод увлекает Свири, Иворга тщетно пытается найти её в череде танцующих.
Горят костры.
Солнцестояние.
Папоротник цветет.
– Мы встретимся, обязательно встретимся!
Иворга и Свири разбегаются по домам, чтобы успеть до грозы.
Сильные в июле грозы.
Иворга оборачивается.
Смотрит на Свири – тоже обернулась.
Спешат друг к другу.
Падают в траву.
Обнимаются.
Крупные капли падают на разгоряченные тела.
– Мы встретимся, обязательно встретимся!
Иворга шепчет это про себя.
Люди ворчат:
– Уйди от этой Иворги, не чета она тебе.
Но это они так, это так в сказках заведено, чтобы не сразу всё хорошо было, а чтобы люди счастью влюбленных мешали. Ничего, поворчат-поворчат и успокоятся, куда они денутся.
Черничный август.
– Мы встретимся, обязательно встретимся!
Трава желтеет.
Хрустит на зубах спелое яблоко, Иворга его Свири подарил.
– Мы встретимся, обязательно встретимся!
Осень.
Спать пора.
По домам пора, и спать.
Иворга постель стелет.
Свири постель стелет.
Спать пора.
Ничего, завтра встретятся.
Завтра.
Когда проснутся.
…проклевываются из земли, живут одно лето…
Всё заметает, засыпает…
Мы встретимся…
…обязательно…
…встретимся…
Лесень и Ото
Осень прощается с летом.
Целуются на перроне.
Стучат колеса, бегут шпалы, первое сентября, второе сентября, третье сентября…
Осень едет к зиме.
Зима ждет осень, готовит хрустальный дворец, стелет белоснежную скатерть и белоснежные же перины.
Станция.
Пятнадцатое сентября.
Лето ждет осень на перроне.
Целуются украдкой, не видит ли зима.
Нет, не видит.
Осень хочет остаться здесь, с летом, солнечным, душистым, черничным, лежать в густых травах, смотреть на звезды, слушать, как шелестит листва. И чтобы потом у Осени и Лета родились Лесень и Ото.
Поезд спешит.
Стучат колеса.
Первое октября, второе октября…
…перрон.
Осень встречается с Зимой.
Зима укрывает Осень белой фатой.
Хочет увезти Осень в хрустальный дворец.
Чтобы родились у них Зисень и Ома.
Хочет поцеловать невесту…
…уходит, исчезает, – много дел у Зимы.
Стучат колеса.
Октябрь.
Лето ждет на перроне – последний раз ждет, да и то правда, не век же лету быть, выдохлось, пожелтело, пожухло.
Поцелуй на перроне.
…до отправления поезда полчаса…
Старый отель.
…снова поцелуй на перроне.
Стучат колеса.
Первое ноября, второе ноября…
Зима срывает с осени желтые листья, любуется своей невестой.
…где-то умирает Лето.
Зима уводит Осень в хрустальный дворец, под белые покрывала.
…а потом у них родятся Зисень и Ома.
И Зима никогда не узнает, что это – Лесень и Ото.
Флай Флёр
– Спасите меня.
– А?
– Спасите меня… пожалуйста.
Девчонка наклоняется ко мне, маленькая, светленькая, в чем только душа держится, джинсики рваные, один кроссовок на размер больше, второй на два размера…
Не понимаю.
– Подвезти вас?
– А… ну да. То есть… нет… вы скажите, что мы вместе, да?
Не понимаю.
– Ну просто… скажите, что мы вместе.
Все равно не понимаю. Открываю дверцу, садитесь, барышня. Тут же спохватываюсь, что я наделал, люди разные бывают, один и правда тащит груз, попросит подвезти, а другой вот так вот сядет, и блок питания своротит…
Нет. Не сворачивает. Сидит, поджав ноги, маленькая, тоненькая, в чём только душа держится. Первый раз вижу человека. Вот так. Близко. То есть, видел, конечно, там, внизу, в катакомбах, роется что-то, не поймёшь, то ли человек, то ли эти, как их, грызы, то ли… А вот чтобы так, вблизи… Фиксирую на камеру, показать кому, не поверят, человека подвозил.
Выстрелы. Внизу, в катакомбах, в канавах, уже вижу, как по узким улочкам ползут ловчие, плюются огнем. Начинаю догадываться, слишком медленно – ловчие окружают меня, преграждают путь, кто-то уже норовит распахнуть дверцу, добраться до девчонки…
– Что нужно, не понимаю?
– Человек у вас здесь…
– Мой человек, что дальше?
– Ваш? – ловчий настораживается, – а документы на него…
– Я что, с собой все документы таскать должен?
– Вообще-то да.
– Да? Удостоверение своё покажите будьте добры.
– Нет с собой… вы только боссу моему не говорите…
– Гнать вас таких с работы надо, боссу не говорите… только пушками махать умеем, люди как плодились, так и плодятся, грязь по городу разносят…
– Еще раз… прошу прощения.
Ловчие уходят. Девчонка сжимает мой руль, кажется, благодарит. Еду дальше, по ходу дела соображаю, где её высадить, как от неё избавиться, как-то не нравится мне это, что человек на мне сидит…
– Куда доставить?
– А до пятнадцатого сектора можете?
– Слишком далеко.
– Да вы понимаете, мне очень нужно.
– Я вообще в другую сторону.
Она все понимает, хочет открыть дверцу. Что-то происходит, какой-то сбой данных, меняю маршрут.
– Давайте… довезу.
Сам не знаю, что на меня находит, почему я хочу довезти её. Может, какие-то отголоски прошлого, настолько далёкого, что мы и сами его не помним, когда наши предки вот так же безропотно возили людей, куда они прикажут…
Только этого еще не хватало.
Сворачиваю в пятнадцатый сектор, задним числом понимаю, что на работу опоздал безнадежно, и знать бы ещё, как я это буду шефу объяснять. С человеком заигрался. Номер четырнадцать-девяносто, вам сколько лет, что вы с людьми играете?
– Вот здесь… левее. Ага, спасибо.
Она выпрыгивает на землю, падает, тут же поднимается, отряхивает замызганные джинсики, бормочет что-то, трап подать, блин, не судьба было.
Смотрю на неё.
Я должен ехать на работу, вместо этого стою, смотрю на неё.
Она ищет что-то в развалинах, окликает кого-то, разбрасывает обломки досок, потом начинает скулить. Как люди скулят, мне слышать раньше не доводилось, а вот когда они воют в голос, вот это хорошо слышно. Девушка наклоняется над изувеченными телами, скулит, странно, что не воет в голос, боится чего-то…
– Надо их… закопать.
– А?
– Надо их закопать.
– Зачем. Утилизация уберет, сообщить надо куда следует.
– И не вздумайте даже! – срывается на крик, – их закопать надо, закопать! Поможете?
– П-помогу.
Включаю ковш, рою землю, зачем я это делаю, что я вообще делаю. Девчонка сбрасывает тела в яму, укрывает чумазыми тряпками. Забрасываю землю, девчонка уже сооружает что-то крестообразное из двух досок.
– Антенны не так делают.
– А?
– Антенны не так делают.
– Да знаю я. Это не антенна.
– А что?
Отмахивается. Втыкает кресты в землю, с шумом втягивает слизь в дыхательные пути. Вспоминаю что-то.
– А слизь надо наружу, а не внутрь.
– Да ну тебя, ты как мама, чессло…
Снова скулит, трясется, больная какая-то, что ли…
Думаю, что делать дальше. Открываю дверцу.
– С-садитесь.
– Да, я сломан. Да, знаете, блок питания полетел… А вы что хотели, вы зарплату нормально поднимите, тогда и блоки питания нормальные ставить будем, а не это убоище! Завтра починю, выйду… выйду-выйду, куда я денусь…
Задним числом думаю, что шеф запросто может проверить, что никакой блок питания у меня отродясь не ломался.
Девчонка расхаживает по моему гаражу, как у себя дома, выискивает какие-то тряпки, делает себе гнездо. Думаю, как бы не размножилась, а то сегодня один человек, завтра десять.
Думаю, как из одного человека получается несколько. Не знаю.
– А меня Алина зовут.
– Я запомню.
– Да ну тебя, надо говорить – очень приятно.
– Очень приятно.
– А тебя как?
– Двенадцать-девяносто.
– Да ну тебя, это разве имя… – она смотрит на мой корпус, – Флай Флёр… круу-то, Флай Флёр… Флёр, это же цветок, да?
– Не знаю.
– Ой, да ну почему ты ничего не знаешь! Как мама, тоже вот спросишь чего, а она…
Замолкает.
Снова скулит.
Не понимаю я людей.
Не понимаю.
– Самка? – спрашивает регистратор.
– Самка.
– Стерилизовать бы надо…
– Почём?
– Три тысячи за операцию. Две за наркоз.
– М-м-м… а без наркоза?
– Вы чего, она у вас озвереет от боли…
– Ну, хорошо, я подумаю.
– Ну думайте. И побыстрее. А то потом будете мучиться, детей топить. Хотя самки смышленые пошли, иногда сами топят. Хотя всякое бывает, еще ребенка не отдает… Вши есть?
– Куплю.
– Вы не поняли. Не должно быть. В волосах.
– Наверное, нет.
– Вымойте её хорошенько. И на улицу не пускайте, там сейчас отлов идёт… о-ох, намучаетесь вы с ней…
…и последнее сообщение: в связи с участившимся случаями нападения людей на граждан в городе проводится массовое истребление биологических объектов, в том числе и являющихся чьей-то собственностью. По этой причине рекомендуется обеспечить доступ работников санитарной службы…
Мир переворачивается перед глазами.
Еще не понимаю, что случилось, быть не может, розыгрыш какой-то, насмешка…
Сворачиваю в сторону дома, попадаю во встречный поток, кто-то отчаянно сигналит, парень, куда прешь, совсем микросхемы съехали, или как…
Домой.
Набираю номер Алины, не отвечает, вот ведь черт…
Подъезжаю к дому, вижу распахнутую дверь гаража, уже понимаю, что-то здесь было, понять бы ещё, что…
– Алина?
Тишина.
– Алина?!
Включаю динамики на полную мощность —
– АЛИИ-И-И – НА-А-А-А!
Ничего. Тишина. Уже понимаю, что её здесь нет.
Снова выворачиваю куда-то, снова на встречку, парень, куда прёшь, жить надоело или как… Задним числом спохватываюсь, что надо включить навигатор, где эта чертова санитарная служба, где-где-где…
Врываюсь в контору под знаком гнутого трилистника, парень, куда прешь без очереди, куда надо, туда и пру…
– Где она?
– Вы вне очереди, – напоминает экран в кабинете.
– Где она?
– Кто?
– Алина, кто.
– Конкретнее.
Спохватываюсь, что они знать не знают, кто такая Алина, и вообше…
– Девушка была…
– Ваша?
– Ну…
– И?
– Вы её забрали…
– Куда забрали?
– Ну, вы же всех забираете… по домам ходите… – только сейчас чувствую, что сморозил полную чушь.
– Мы чужую собственность в жизни не берем, что вы в самом деле.
– А по радио же…
– Нет, вы посмотрите, повёлся, а? Парни, шуточка-то удалась!
Смотрю на календарь, 1.04.2098 г. Хочу вмазать парням по первое число, тут же спохватываюсь:
– А… Алина тогда где?
– Да кто ж её знает… Тоже, поди, услышала по радио, испугалась…
Свет фар выхватывает из темноты человека, бросаюсь к нему, зажимаю в угол между гаражами. Еще пытается отбиться от меня ржавым ножичком, ну-ну…
Протягиваю фото:
– Видел… такую?
– Н-не….
– А если вспомнить?
– Не видел… не-а…
Отпускаю. Тощий парень уносится в темноту ночи, заходится кашлем.
Продолжаю патрулировать мрак, будь я проклят, если её не найду…
Темнота выпускает чумазую женщину, кидаюсь к ней, зажимаю в угол, жду, что будет визжать. Не визжит, уже знает, помощи ждать не от кого, вынимает кольт, направляет на мой блок питания, а вот мы какие…
Показываю фото.
– Не видели… такую?
– М-мм-м… дай подумать… Да что ты меня зажал-то, ты мне так и грудь передавишь… о-ох, синяк будет, я тебя вообще убью, меня муж потом пришибет, откуда, скажет, синяки на груди… Гхм… Точно, она вчера там в помоечке рылась, наши её шуганули…
– За что так?
– А чего, нечего на чужое место… точно… в той стороне…