========== Дикие острова ==========
Галера плывет мимо необитаемых островов. Всякого там ждет гибель. Проклятая земля пожирает смельчаков и беглецов. Когда-то там жили орфы – легендарные Повелители Времени.
Яррад смотрит на острова с надеждой. Спокойный пейзаж островов – единственное сносное ощущение. А все, что рядом, полная дрянь.
Лебедка надрывно скрипит, сотни стиснутых в ком рыбин рвутся обратно в воду, грызут сеть. Яррад тянет рычаги, мускулы орка – горячие пузыри – дрожат от натуги, жилы вьются как змеи, лезут из кожи на волю, по раскаленному телу катятся бугорки пота. Внутри кипит ненависть к постыдной работе, к рвущим сеть рыбам. К тому, кто их сожрет.
Капитан высится на краю палубы, голосит:
– Сотни лет орки сокрушали эльфов. Клинки этих заячьих отпрысков ломались под ударами орочьей стали, храбрые орки обращали в бегство длинноухих трусов, один орк побеждал на мечах и копьях дюжину эльфов. Силе, стойкости, смелости Горного Народа не было равных. Эльфы терпели поражения раз за разом.
Сеть с грохотом валится на палубу, обмякает. Рыбины гнутся, разбивают доски, плавники режут ноги, кожу застилает кровавая пленка, тут же чернеет и трескается от белой жары. Яррад через спину тянет сеть, откушенный палец жжется, клыки стиснуты.
Капитана затмевает тень грязного от копоти паруса, он продолжает:
– Но эльфы обратились к стрелам и магии. Сила, боевой дух – утратили толк. Самый сильный и смелый орк не успевал добежать до мочившего штаны эльфа, падал замертво, сраженный стрелой или кометой. Горному Народу грозила гибель.
Сеть как гигантский слизняк, Яррад тащит, разрывается от натуги, будто сам вязнет в сетях. Рядом прихрамывает Йир, гоблин-помощник. Вот и сейчас… помогает. Следит, чтобы орк не надорвался. Должен толкать сеть, подбирать выпавших рыбин, но те вьются как змеи, кусаются. Потому семенит в сторонке, брезгливо отпинывает за борт, чтоб под ногами не путались. Помощь ведь.
– Мудрый вождь обратился к драконам! – изрекает капитан, ладоньзаслоняет солнце. – Владыки неба великодушно согласились защищать нашу честь. Ныне орды наши и корабли не знают поражений. Драконы превращают города эльфов в руины. Орки больше не гибнут целыми войсками. В прошлом году я трижды – трижды! – набирал команду. Но этот год плаваем в неизменном составе, погибли только двое. Исполнять бытовые прихоти драконов – самое меньшее, чем мы можем отплатить!
Яррад теряет сознание от пронизывающего жара, словно сам источает белые лучи, что накаляют галеру и океан, отражаются от солнца, рассеиваются по всему миру.
– Ненавижу! – рычит Яррад, на белоснежных клыках кипит слюна. – Третий день горбачусь как вол. Еще раз эта гадина меня унизит – прирежу прямо в ангаре.
– Не говори так о драконе! – шипит Йир, глазищи вертятся будто ищут шпионов… или укрытие. – Он защищает нас от подлых эльфов, у которых нет смелости сразиться с Горным Народом честно и они плюются стрелами, магией, губят наших воинов.
– Где здесь воины?
Яррад пинает рыбину, та валит с ног тучного орка, грохот на весь океан. Здоровяк бешено выпячивает глаза на Яррада, туша кое-как подымается и… уходит.
– Мы воины! – крякает Йир, кулак грозно трясется. – Великий Горный Народ – орки, гоблины, огры, тролли, циклопы! Воинственные племена испокон веков сокрушали и будут сокрушать трусливых червей равнин. А драконы, гласят легенды, тоже были горными созданиями, лишь спустя века улетели в небо. Мы родичи драконов!
– Скажи это ящерице. За такое «родство» она тебя сожжет и сожрет.
Гоблин спотыкается, бормочет:
– Ну… Дракон помнит, он мудрый и древний. Зачем его носом тыкать, это непочтительно.
– Лучше сгинуть, чем так унижаться.
– Чем позорен союз? Сам Горный Народ – союз. Гоблины, орки, прочие… Когда-то мы объединились и держим в страхе трусов равнин. Такой же союз с драконами…
– Это не союз.
– А что?
Йир таращит глаза, костлявые пальцы чешут затылок.
– Брр! Вечно все запутываешь, мудришь, на великого дракона от тебя одни жалобы!.. Слишком много общаешься с шаманом. Дурной старик надоумил, да? Твое дело пировать со всеми да радоваться, а его – колдовать щит перед боем. А вы каждый вечер запираетесь, грохочете, тревожите нашего великого спасителя… Ну вот зачем, скажи, ты все еще носишь доспехи и меч этот сломанный?! Закупорился в сталь на жаре!
– Орк всегда готов к битве.
– Горный Народ больше не гибнет в битвах, за нас бьются драконы. Пойми уже! Все давно поняли, доспехи-оружие на склад, не знают горя.
– И где склад?
– В нижнем трюме. По соседству с тем, куда сваливается дерьмо нашего великого дракона. А что?
Яррад открывает рот ответить, но там засуха – еще слово и язык треснет. Грудь выдыхает горячий яд, орк сжимает режущую ладони скользкую сеть, веревки трут кровоточащий сквозь повязку огрызок пальца, ноги из последних сил плетутся к воротам ангара.
Думает об орфах. Лишь мысли об этой таинственной расе отвлекают от тяжких ощущений, дарят покой, уносят как ветер далеко-далеко…
Орфы, Повелители Времени, – древнейшая раса. Неведомо, сколько тясяч лет назад они вымерли. Их артефакты находят всюду, в самых дальних землях. Орфы жили даже когда не было разумной жизни и миром правили гигантские чудовища. Уже тогда они предсказывали события, что случались после их исчезновения. Пророчества Повелителей Времени сбываются по сей день. Но об орфах известно только из их записей, в истории нет никого, кто говорил с орфом или хотя бы видел издалека. Лишь драконы могут помнить, но их не смеют расспрашивать…
Орки, гоблины, голые по пояс, плывут по палубе медленно, легко, словно сказочные рыбы. Вроде тех, что задыхаются в сетях Яррада. У всех важные дела. Подтянуть канаты, перенести бочонки с вином из трюма в камбуз, окинуть взглядом горизонт, пройтись туда-сюда гордой походкой. Тяжкая работа, благородная, потому и пот благородный, гладкий как латы. Горный Народ таких не кует – только эльфы.
Один Яррад, как дурак, весь в железе, обломок меча за спиной гремит, раскаленный шлем варит голову. От солнца доспехи красные как в горне, Яррад жарится заживо, на коже волдыри. Пот крупный как бобы, ручьи текут по доспехам, шипят. Тело оплетают белесые струйки пара, Яррад в облаке словно призрак.
Косые взгляды кружат назойливой мошкарой, глаза налиты презрением, злобой к Ярраду. Острые языки на замке: боятся, что Яррад пошлет всех подальше, свалит на них почетную миссию кормить дракона, чистить сральник. Они бы с радостью, но… э-э… не достойны такой чести, вот!
Яррад упирается взором в палубу, какая-то часть сердца вздрагивает, выбивается из бешеного ритма, не хочет верить, что судьба обошлась с его народом и с ним вот так…
С тех пор, как на галере поселился дракон, орки не воюют, в штиль не нужно грести – аура драконов наполняет паруса. Орки лишь управляют кораблем, следят, чтобы не прогнил, не развалился, и самое главное – утоляют драконьи нужды: кормят, убирают дерьмо, чистят пластины, ходят на цыпочках. Драконы круглые сутки спят, за нарушение покоя могут сгоряча сжечь. В боях дракон за минуту превращает флот эльфов в обугленные головешки. Как-то один орк попросил дракона не жечь все подряд, пропадает много добра. Эти слова были его последними, зато дракона не пришлось кормить… Награбленные деньги льются на прилавки портовых рынков, вино льется в глотки, щеки набиты жареным мясом, пирушки на судне каждые день и вечер, только без песен и плясок – страшно будить дракона.
У руля капитан грозно нависает над шаманом.
– Ты вчера в своей каюте устроил что?
Старик спокоен, под облаками бровей и усыпанной рунами накидкой веки опускаются и поднимаются неспешно.
– Учил Яррада. Он и мой фантом бились на мечах, колдовали.
Капитан недоверчиво щурится, складки на лбу темнеют.
– Этот дурень может колдовать? Там все стены обожжены, в рубцах.
– Издержки. Не тревожься, каюта моя, с ущербом смирюсь.
– Каюта – часть корабля, вы могли его спалить. Разбудили великого дракона! Он чуть не сожрал меня за вашу выходку.
– Прошу прощения за нас обоих. Не хотели мешать, лишь…
– Хватит боев! В мечах, копьях, топорах нет нужды, в колдовстве тоже. За нас воюет великий дракон, гораздо лучше.
Яррад смотрит на шамана тепло, как сын на отца.
Вспоминает его вечерние рассказы об орфах. Мудрый старик показывал орфийские свитки и скрижали, что повествуют об их истории, Яррад жадно разглядывал ажурные символы, манящие живые рисунки. Особенно нравится один, встречается в каждом листке пергамента, в каждой каменной табличке. На нем силуэт в плаще, лицо скрыто, незнакомец двумя мечами отрубает дракону крылья. Шаман говорит, это первый орф – освободил мир от драконов, основал свой народ.
Этот рисунок у Яррада в душе, окутан верой, что история повторится, придет кто-то сильнее драконов, свергнет их в прошлое…
Шаман уплывает как привидение сквозь доски, в трюмы, капитан возвращается на край верхней палубы, руки в боки, взгляд обводит галеру, матросов…
Капитан за год разросся как тролль. Кажется, надавит на мачту – порвет как папирус. Тело мраморной статуей возвышается над сгорбленным Яррадом, слепит бликами.
Порой хочется бросить борьбу, стать таким же спокойным, уверенным, величественным, по вечерам есть-пить со всеми…
Взгляд капитана задерживается на Ярраде.
– Все шумишь. Тревожишь дракона.
– У этой скотины обед! – скалится Яррад, скулы врезаются в шлем до скрипа. – Превращение рыбок в дерьмо.
Из груди капитана тяжкий вздох, качает головой, смотрит на горизонт. Губы шевелятся, вязнут, сдерживая ругань, подбирая что-то пристойное. Взгляд вонзается в бунтаря.
– Не надоело? Глянь на себя. Рычишь, пыхтишь, сопишь, хрипишь, орешь, беспокоишь нашего защитника. Он пожертвовал покоем, спустился с неба. Знаешь, как для него свят покой? Так же, как для нас – звон стали, битва.
– Для вас они уже не святы.
– Святы. Но мы жертвуем святынями, как и драконы.
– Что-то не видно их жертвы.
– Ты позоришь Горный Народ! Великий дракон милосерден, до сих пор тебя не сожрал. Иных карает за одно-единственное слово.
Мясистые брови капитана опускаются, глаза тонут в тени. Он заслоняет Яррада от солнца как туча.
– Но я не дракон. Тебя казнят!
Яррад швыряет сеть, спина гордо распрямляется.
– Отлично!
– Как только прибудем в порт. А пока продолжай выполнять почетную миссию.
Кровь Яррада вскипает, мышцы вздуваются, по телу дрожь. Руки и ноги трясутся, будто в объятиях элементали молний, когти впиваются в ладони.
– Продался за сытую жизнь, бросил клинок ржаветь! – рычит Яррад в спину капитана. – Все продались! Не Горный Народ, а сборище шлюх!
Замирать очередь капитана. Качается, шумит как дерево в шторм – дышит. Йир теребит руку Яррада, что-то бормочет, пытается увести. Матросы, злые, но любопытные, оставляют «дела», толпятся кольцом, глаза на лоб: сейчас начнется, делайте ставки…
– Мы всегда готовы взять мечи, – порыкивает капитан.
– «Исполнять бытовые прихоти», – дразнит Яррад. – Лизать задницы и подставлять свои! Даже ссышь сказать прямо, куда тебе до меча!
Йир хватается за голову, отворачивается. Языки зевак висят от предвкушения, челюсти нараспашку, шеи вытягиваются как у зомби вблизи мяса…
– Народы взрослеют, – говорит капитан спокойно.
Со всех сторон вздохи разочарования, только один облегченный, скисшие матросы разбредаются.
Капитан взглядом касается Яррада через плечо.
– Для победы мало лишь смелости и силы. Нужен разум. Разум объединил нас с драконами. Пока повзрослеть и тебе.
Уходит.
Яррад погружается в омут тишины, посреди пустынной души огонек обиды. Так обижается дитя – меняющийся, растущий стебелек не хочет быть старым закостенелым древом…
В груди что-то взрывается шаманским огненным шаром, существо Яррада противится, ломает холодную клетку логики, разума, кровавыми волнами хлещет ярость, ярость, ЯРОСТЬ! Рычание трясет воздух, каждую доску, балку. Яррад хватает сеть, страшным рывком бросает рыбий валун к ангару. Кулак падает на ворота, вминает, с треском летят щепы.
– Вставай жрать, змея тухлая!!!
Орков и гоблинов подбрасывает как ужаленных, десятки голов с ошалелыми глазищами поворачиваются к самоубийце Ярраду. Матросов сдувает в трюмы, палуба пустая, корабль похож на скелет вымершего гиганта.
Яррад пинком скидывает перекладину с ржавых скоб, от рывка бугристых рук ворота чуть не слетают с петель.
Солнце белит передний клочок ангара, но света хватает увидеть, кто внутри. Широченная скала из пластин, шипов, рогов, прочих костяных наростов, острия сотнями звезд мерцают в тени, от скалы веет чудовищной тяжестью, даже воздух тяжелый, давит на грудь. Давит мысль, что судно не разваливается лишь потому, что эта громадина неподвижна.
По скале прокатывается волна каменного треска. В глубине разломов загорается кровавый огонь – открывается глаз. Вспыхивает второй огонь. Воздух гудит, пространство над скалой рвется, обнажает ревущие черные порталы, мрак поглощает, тянет в абсолютное ничто… Наконец крылья оседают, упираются в пол, скалистое тело вздымается с грохотом. Глаза наливаются магмой.
Пасть как пещера, сплошь каменные бивни, из глубин будто гром обвала:
– Опять… шумишь…
Яррад вталкивает в ангар сеть, та растекается пирамидой, рыбы трепещут как языки огромного темного костра.
– Опять принес жрать, толстая туша! Научись говорить спасибо! Или хотя бы не гадить!
Из ноздрей дракона черными призраками дым.
– Я вчера… учил… манерам… И позавчера…
– Позавчера, хряк, ты откусил мне палец!
Яррад трясет искалеченной рукой, выхватывает клинок.
– Вчера сломал меч моего деда!
Из всех щелей выныривают любопытные головы. Глаза накачаны страхом, но жутко интересно, почему дракон не жрет Яррада, третий день терпит нового слугу. Прежний лебезил полгода, оплошал лишь три дня назад.
Йир дрожит, зажмурившись крадется к Ярраду, руки отчаянно машут, стараются привлечь внимание безумца, мол, хватит.
Кратеры драконьих глаз сужаются, будто вспоминает нечто тысячелетней давности.
– Палец… Позавчера ты рано оборвал мой сон… ругался… Вчера не поклонился… взглянул неучтиво…
Яррад врезается ногой в кучу еды, рыба отлетает дракону в морду, отпечатывает слизь.
– Не трать время, жри, пока есть чем! Ящерки заплатят за Горный Народ!
Йир охает, уши встают дыбом. Хватает Яррада, пытается оттащить, ноги крутятся как лопасти мельницы, скользят, трут палубу до зеркального блеска, но орк высится как риф.
– Ничтожество! – гремит Яррад, меч пылает солнцем, орк в облаке света. – По-настоящему сильный равнодушен, что какой-то смертный не лизнул ему зад. Тебя, червяк, это заботит! Твоя сила не завоевана потом и кровью в боях с более сильными или хотя бы равными. Трус! Каждую минуту кого-то унижаешь, хочешь показать, что чего-то стоишь. Дерьмо!
Головы вновь прячутся. Йир стрелой прочь, забивается в угол, от бочонков отличают разве что трясущиеся уши.
Дракон как лед: ни хруста, ни вздоха. Лишь валит сквозь колонны зубов дым, потолок и пол коварно застилает черная пелена, обволакивает Яррада.
– Мое сердце… тронуто, – выдыхает дракон, стена дыма за спиной Яррада смыкается. – Отведай со мной… Подойди, сядь, вкуси свежей рыбы…
– Жри сам свою рыбу! Ты позор…
Глаза дракона будто проваливаются – чернеют. Дым выхватывает из кучи рыбу, она срывается как ядро из баллисты, бьет Яррада под ребра. Орк падает, сгибается пополам, к доспехам и коже липнет чешуя. Рот хватает воздух часто и беззвучно, как рыбий.
Откуда-то возникает шаман, сквозь туман полуобморока Яррад видит его сандалии, подол плаща.
Шаман склоняет голову.
– Прости за нашего жалкого сородича, величайший.
На шамана несется капитан.
– Убей, велича…
Осекся и замер – шаман, не обернувшись, поднял скрюченную кисть, в пальцах крутится шаровая молния. Искры как бешеные псы на цепях рвутся в сторону капитана.