— От того, что у тебя вызывает головную боль, они и не помогут, — Зина вздыхает и кивает. — Давай уже, рассказывай ребятам все хорошие новости. Ну, чтобы не у тебя одного башка болела.
Мы рассаживаемся и так выходит, что я сижу между Надей и Настей. Кажется, Анастасия что-то хочет спросить, но не успевает, потому что полковник начинает говорить:
— Сегодня ночью прервалась связь с Владивостоком и Ростовом-на-Дону. По имеющейся информации у обоих городов имелись проблемы, весьма сходные с нашими: то есть, одиночные проникновения начали сменяться массированными атаками на периметр. И ещё, самое неприятное, ряд руководителей, связанных с обороной городов, погибли при загадочных обстоятельствах.
— Это у них, — говорит Молчанов. — А у нас?
Папа некоторое время смотрит на него, а потом начинает загибать пальцы:
— Лихов, Надеждин, Семенцов, Зямов, Федорчук и Раков. Только за сегодняшнюю ночь. Надеждин и Семенцов застрелились. Федорчук выбросился с пятнадцатого этажа. Раков — остановка сердца. Зямов — повесился.
Он молчит. Все отлично понимают, что список не полон и Папа явно специально не упоминает командира жаб.
— Что с Лиховым? — спрашиваю я. Ну, кто-то же должен это спросить.
— Его машину расстреляли, — лицо Папы кривится. — Кажется подполковник о чём-то догадывался: с ним было четверо до зубов, вооружённых человека, да и сам Лихов взял Кочет и надел броник.
— Видимо, не помогло, — бормочет Егор. — Хрена себе!
Папа залпом выпивает кофе из чашки и выдыхает так, словно глотнул спирта.
— Машина похожа на решето, — он бьёт кулаком по столу. — Жабы отстреливались до последнего, так что ближайшие дома все в следах от попаданий. Хорошо, что никого из мирняка не задело — окраины, живут мало. И ни следа нападавших. Точно призраки атаковали.
— Чего их туда понесло, на окраины, — Надя трёт лоб, — особенно, если Лихов что-то подозревал?
Папа разводит руками. Об этом мог бы рассказать только сам Лихов, но он мёртв. Да и вообще, столько мертвяков за одну ночь! Что-то грядет — это точно. Что-то, очень хреновое.
— Спутники что по Владику и Ростову показывают? — спрашивает Федя. — Какие-то телодвижения должны же быть?
— Оба города не отслеживаются, — говорит Зина. — Пятно темноты и вся недолга. Даже непонятно: что-то реально накрыло их сверху или хакеры какие балуют.
— Наши действия? — Федя сидит с закрытыми глазами и его сцепленные пальцы белы, как снег. Не будем же ждать, пока и нас не накрыло этой тьмой.
— Поступило предложение, — Папа указывает на Анастасию. — Сомнительное, но…Чёрт побери, я просто не знаю, как поступить. Давайте думать вместе.
Настя встаёт и поворачивается к нам. Видно, что женщина волнуется, но старается скрывать беспокойство за ровным голосом и спокойном лицом.
— Предложение поступило от тех, кто в своё время курировал эксперимент с Громовым, — Фёдор хрюкает и открывает глаза. — По тому же каналу. Честно говоря, я держала его открытым просто так, на всякий случай, а вчера на него пришло сообщение. Нашу группу приглашают спуститься под землю.
— Приглашал паук муху в гости, — хмыкает Зина. — Чаем поить станут или конфет насыплют? Хрень это, а не предложение.
— Подробностей нет, — Настя спокойно продолжает. — Однако, обещают, что помогут справиться с надвигающимся кризисом. С тем, который поглотил Владивосток и Ростов-на-Дону.
— Да, она упомянула оба города, до того, как я получил информацию о прекращении связи, — подаёт голос Папа. — И до этого я был склонен относиться к предложению с сильным скепсисом. А теперь…Не знаю.
— Приглашают всех или одного Леонида? — Зина морщит лоб. — До этого этих ваших приглашателей, вроде как интересовал исключительно Громов. Или этих подробностей тоже нет? Как вообще выглядело сообщение-то? Айда к нам, под землю?
— Зина, погоди, — Папа досадливо морщится и заглядывает в чашку. — Все знают, что ты можешь генерировать вопросы по тысяче в секунду, но никто не умеет так быстро отвечать.
— Громов в сообщении не упоминался вовсе, — Настя прикладывает указательный палец к виску. На меня Михальчук не смотрит. — В сообщении упоминается группа: Дьявол. Её, в полном составе, ждут сегодня в одиннадцать ноль ноль в том месте, откуда мы поднялись на поверхность.
— Хм, говорит Фёдор, — Там, если кто забыл, очень узкий проход, по которому сможет спускаться один человек за раз. Бери да принимай по одному.
— Если там будет засада, нас примут в любом случае, — говорю я, — по одному или всей группой — не имеет значения. Думаю, нужно идти.
— Безумству храбрых, — бормочет Зина. — Я — против. Это — натуральная глупость; игра в поддавки.
— Я склонна поверить, — говорит Настя. — Обычно наши…оппоненты не скатывались до явных провокаций, их игра была намного тоньше.
— Им нужен Громов, — говорит Фёдор. — Думаю, имеет место быть ещё одна попытка его заполучить. И повторюсь: всё это очень напоминает банальную засаду в неудачном, для нас, месте. Не могу это поддержать.
— Дык, понятное дело, подстава, как есть! — просыпается Егор. — И чего нам, спрашивается, лезть в натуральную задннцу?
— Как по мне, стоит рискнуть, — Надя хлопает меня ладонью по бедру. Настя замечает этот жест и щурит глаза. — Кто не рискует, тот не пьёт шампанское. А я бы сейчас хлопнула бокальчик.
— Голоса разделились, — Папа скребёт подбородок указательным пальцы. — Значится, решение принимать самому умному.
— Где же ты его найдёшь? — язвит Зина. Судя по всему, она уже сообразила, какое решение примет полковник. — Не забыл: не тебе подставлять свой зад, а вот этим?
— Не забыл, — Папа вздыхает и обводит взглядом всю нашу группу. — Вылазку проводить с предельной осторожностью, при малейших признаках опасности — немедленно отступать. Ну, вы все не маленькие и сами знаете, как действовать в таких ситуациях.
Пока он говорит, меня преследует одна мысль: почему сообщение получила Анастасия? Почему Мать-тьма в этот раз ничего не сказала, ограничившись каким-то невнятным предупреждением? И пока я думаю, меня не покидает ощущение пристального взгляда, направленного в затылок. Очень хочется обернуться, но понимаю: за спиной нет ничего, кроме гладкой стены кабинета.
Глава 13
Вопрос выбора. Барабанные палочки во плоти
Улицу перекрывают. Ругаются с какими-то местными сумасшедшими, которые грозятся жаловаться в самые высшие эшелоны, уж не знаю, что они имеют в виду. Майор, который обеспечивает безопасность, внимательно слушает каждого жалобщика и отвечает, что непременно разберётся и примет необходимые меры. Даже завидую его индифферентному спокойствию.
Пока майор беседует с чокнутыми старухами и нервными мамашами, солдаты растягивают сетку с предупреждениями и устанавливают передвижные баррикады. Защита плотно блокирует тот самый люк, через который мы выбрались из подземного ада. Папа, который приехал вместе с нами, поминает дураков, до сих пор никак не озаботившихся о злосчастном спуске вниз. И действительно: укреплять периметр внешней защиты и напрочь забыть о тысячах тварей, засевших под ногами.
— Этот мир погубит глупость и лень, — ворчит полковник и Зина, успокаивая, гладит его по плечу. — Самое обидное, что-мы-то делаем всё, чтобы эти долбоклювы остались живы, а вот им по-видимому, абсолютно похрен!
— Всё в норме, — майор, который общался с местными, козыряет, после пожимает всем руки. — Байка, про утечку газа, наверное, будет работать до скончания мира.
— Сколько там того мира осталось, — ворчит Зина. — Вы тут больше посматривайте, чтобы из дырки всякая нечисть не поползла, после того, как наши спустятся.
— Сделаем, — майор смотрит на Папу, а после переводит взгляд на меня. Это — один з тех, кто в своё время вызволял меня из автобуса жаб. — Как здоровьечко?
— Помаленьку, — отвечаю я. — Жить буду.
— Эт хорошо, — отвечает майор и вновь смотрит на Папу. — Я продолжу?
— Да, да, Петя, работайте, — у полковника звонит телефон, и он вытаскивает трубу. Смотрит на экран и лохматые брови ползут вверх. — Да, Константин Сергеевич, с добрым утром. Взаимно. Вашими молитвами. Как, повторите? К скольки? С чего такая срочность, вчера даже намёков не было? Ага, ага, понял. Добро, буду.
Он прячет аппарат и сдвинув фуражку, чешет затылок.
— Совещание намечалось на полдень, — говорит Папа в конце концов. — Сдвинули на полдесятого. Причём, звонил не Игорь, а почему-то зам самого. Что-то у меня свербит в одном месте. Дело нечисто.
— Ты так всегда говоришь, — ворчит Зина, однако на её лицо ложится тень. — Поехать с тобой, поддержать?
— Побудь здесь, — полковник внезапно целует Зину в щёку. — У меня реально хреновое предчувствие. Ну, если что-то пойдёт не так, ты знаешь, что делать.
— Не маленькая, — Лец хмурится. — Ты там тоже без надобности грудью на амбразуры не бросайся.
— Ребята, — Папа подходит к каждому и крепко жмёт руку. — Не знаю, что и сказать. Возможно, от вас сегодня реально зависит наше выживание на этом чёртовом шарике, а возможно и нет — не суть. Главное — возвращайтесь живыми и невредимыми. Возвращайтесь.
— Сделаем, — говорит Федя. — Не сомневайтесь.
Пока полковник идёт к машине, он ещё пару раз оборачивается. Неприятное ощущение сосания под ложечкой усиливается с каждым мгновеньем.
— Только у меня хреново на душе? — спрашивает Надя и сообразив, что ответа не будет, кивает. — Ясно-понятно. Тогда — работаем.
— Без твоего приказа не понятно было, — бормочет Егор. — Он по-прежнему выглядит сонным и не собранным.
— Лёнь, — говорит Фёдор и машет рукой. — На пару слов.
Мы отходим к стене дома и командир подбрасывает шлем на ладони. Такое ощущение, будто Молчанов не знает с чего начать. Настя и Надя глядят на нас, а Егор лениво пинает носком ботинка сухой лист.
— Почему ты не сказал ни слова, про приглашение? — говорит Фёдор, в конце концов. — Какая информация пришла тебе? Должен же понимать, что важна самая малая зацепка.
— А ничего не пришло, — Молчанов не выглядит удивлённым. — Что-то непонятное, про мою склонность к самопожертвованию и к тому, что завтра она потребуется. Это — всё, хочешь — верь, хочешь — нет.
Молчанов думает. Потом кивает.
— Сходится, — говорит он. — Если бы приглашение пришло от тебя, Папа заподозрил бы банальный контроль, уж очень плотно эта хрень засела в твоей башке. Змеюка эта твоя, Настя, права на все сто: с нами играет очень умный враг. И это очень хреново. Нас переигрывали уже не один раз, боюсь сделают и сегодня. Отсюда и дурные предчувствия буквально у всех.
— Эй, девочки, — кричит Надя, — ещё долго секретничать будете? Третий звонок.
— Звонок, да, — Фёдор трёт шлемом лоб. — Звонок, которого не слышишь, читал в детстве. Ладно, идём.
Солдаты из поддержки, осторожно открывают канализационный люк и светят вниз мощными фонарями. Кто-то держит гранаты, кто-то целит в отверстие из Кочета, а подрывники готовят напалмовый заряд — на всякий случай. Фигово, если этот случай приключится, когда мы будем внизу — не останется и костей.
Майор что-то по-быстрому обсуждает с Молчановым, и командир начинает спуск под землю. Следом собираюсь я. Вроде бы уже не первый раз мы идём на такое, а внутри сейчас странное ощущение. Ровно такое, как было, когда я первый раз нырял в прорубь во время крещения. Будем откровенны: тот случай не имел ничего общего с моими религиозными убеждениями — просто хотелось взять себя на слабо, проверить; смогу или нет. Смог, но ощущения, пока спускался по короткой мокрой лесенке — я вам скажу!
Вот и сейчас, ровно такие же. И для полноты сходства с тем случаем, рядом стоит Настя и смотрит на меня. Да, я тогда специально пригласил её, чтобы уж точно не иметь пути к отступлению. Не мог же я облажаться на глазах любимой девушки? Вот и сейчас не имею никакого права, потому что все мои поступки будут на её глазах. И от меня зависит, вернётся ли она живой-здоровой на поверхность земли.
— Ни пуха, пацаны, — говорит майор. — Ну, и девчонки, понятное дело.
— С девчонок и надо было начинать, чёртов шовинист! — бормочет Надя, которая спускается следом за мной. — Выбить бы с вас всю эту дурь…
— Развоевалась, — откликается сверху Егор. Ему предстоит спускаться последним. И уж потом сверху добрые люди опустят тяжеленный пулемёт. — Тоже не выспалась, что ли? Кто там тебя ублажал? Изменяешь Лёнечке своему любимому?
Надя ворчит что-то непотребное о дураках вокруг, а Федя приказывает всем заткнуться. Тут я с командиром согласен на все сто. И не только из-за скользкой темы, но и потому, что настроение у товарищей какое-то странное: с одной стороны, все предчувствуют нечто плохое, а с другой стороны ощущается некая расхлябанность, несобранность, точно все до смерти устали.
Впрочем, может быть, так оно и есть. И дело не в физической немощи: она запросто купируется дозой Сурка и той хренью, что колют мне. Дело тут скорее в моральном истощении: жить в осаде, ежеминутно ожидая, что обычный мир вокруг внезапно в очередной раз рухнет и уж теперь точно погребёт всех людей под обломками.
Почему-то кажется, будто ступеней стало в несколько раз больше, чем во время подъёма. Или это потому что мы тогда спасались от опасности? А так, реальное ощущение, будто спускаешься к центру Земли. Даже интересно: на кой чёрт рыли такой глубокий колодец? Планировали устроить норы, типа тех, которые нарыл враг? Тот самый непринятый проект Стена?
Ну, вроде бы почти спустились. Молчанов готовится спрыгнуть в пещеру и ждёт меня, чтобы его страховали. Вроде бы ничего не изменилось: тот же узкий проход, ведущий на высокую ступеньку. В пещере — полумрак, так что приходится светить фонарями, раздвигая почти материальную тень.
Никого.
С одной стороны — это хорошо: отодвигается необходимость расчехлять оружие. А с другой — мы же сюда пришли, чтобы получить какое-то сообщение, а не просто пялиться на пол и стены.
— Осторожно, — говорит Молчанов и спрыгивает в пещеру. Ведёт стволом Кочета вправо-влево. — Ничего.
Я тоже спрыгиваю и оглядываюсь по сторонам. Пока- через прицел штурмовой винтовки. Командир прав: небольшая пещера абсолютно пуста и чиста; исчезли даже следы недавней потасовки, точно кто-то тщательно убрался, после нашего ухода. Делюсь этой мыслью с Федей. Он хмыкает.
— Или перед приходом, — говорит кум. — Торжественный приём, то-сё. Красной дорожки не хватает.
— Не нужно ни красной дорожки, ни хлеба-соли, — наша компания увеличивается сразу на двух женщин. — Лучше пусть сообщат, что им нужно и отпустят восвояси.
— Думаю, так просто не получится, — Настя опускает Иволгу. — Хотели бы просто сообщить — так бы и сделали. Им что-то от нас нужно. Или от Громова.
Куда пойдём? — Надя светит сначала в один, из двух проходов, потом — во второй. — Чёй-то тут, по-моему, очень глубоко. Шмякнемся — костей не соберём.
— А там мы уже были, — Молчанов кивает на второй выход. — Доберёмся до батута и дальше что? Будем прыгать, пока не запрыгнем?
Я подхожу к дырке в полу, напоминающей большой колодец и смотрю. Свечу фонарём: та же темнота, без изменений. Балуюсь с режимами забрала — то же самое. Снимаю шлем вообще, под негодующее ворчание командира и ложусь на пол.
— Уронил чего? — в пещере объявляется Егор. — Или рыбу ловишь?
— Рыбка плавает по дну, — бормочу я, вглядываясь в темноту. — Не поймаешь ни одну. Нет, поймаешь. Думаю, нам — сюда.
— Петух тоже много чего думал, — Молчанов ложится рядом. — Что ты там уже узрел? Табличку: Добро пожаловать, Леонид?
— Типа того. Гляди, видишь: вон там светится. И свет точно обрезает темнотой. Похоже, что там есть ещё один батут и выход.
Надя, которая успела присоединиться к нам, молча бросает вниз гранату, которую всё это время держала в руке. В свете фонаря видно, как металлическое яйцо летит вниз и на глубине полутора десятка метров ударяется о что-то невидимое. Несколько раз подпрыгивает и замирает на месте. Молчанов поворачивает голову и некоторое время безмолвно смотрит на Кротову.