Органалекс увлекся, но вовремя спохватился. Он вовсе не собирался рекламировать первый метод, скорее наоборот:
-- Иными словами, вы будете вялы, апатичны, флегматичны и малоподвижны.
Лена обожала танцы, и подобная перспектива ее не устраивала. Она отрицательно замотала головой. Органалекс облегченно вздохнул и начал описывать второй метод:
-- Второй метод заключается в первоначальном снижении напряженности в правой половине вашего тела. В результате, вы преисполнитесь жизненными силами, а платой за это будет незначительное сокращение вашей духовной активности и то лишь на время, пока ...
Лена перебила метра:
-- Я буду страстной, но глупой?
-- Впоследствии это легко преодолеть.
Лена повернулась к Директрисе:
-- Оба метода меня не устраивают.
Директриса, до сего момента с улыбкой внимавшая Органалексу, на минуту задумалась, провела указательным пальцем по поверхности столика, словно деля его на две равные половины, и задала метру само собой разумеющийся вопрос:
-- Дорогой Ор, а не могли бы мы применить оба метода одновременно?
Тот замялся, но вынужден был признать, что, если она сама примет участие в процедуре, э ... вероятность благоприятного исхода резко возрастет.
-- Охотно! - воскликнула добрая Директриса-Королева, чем особенно растрогала Лену.
Лена повернулась к "дорогому Ору", и вдруг заметила, что зазор шрама на его щеке сузился, а середина потемнела и покрылась какими-то странными закорючками. Пристальное разглядывание шрама метру не понравилось. Достав из кармана маленькое зеркальце, он быстро заглянул в него и пробормотал: "Надо торопиться!"
*
Для снижения напряженности в теле Лены Директриса и Ор взяли ее за руки и попросили расслабиться и ни о чем не думать. Лена расслабилась, но ни о чем не думать у нее не получалось. Что-то мешало Лене, какое-то странное сомнение в искренности ее избавителей, мешала уклончивость Директрисы, а еще больше - голос Ора. И ничего с собой поделать она не могла.
Ор торопил Лену:
-- Скоро может начаться формирование рубцов, тогда мы будем бессильны!
Директриса, напротив, пыталась соблазнить:
-- Когда вы будете в полном порядке, мы сможем пооткровенничать, как лучшие подружки!
Лена сделала над собой усилие и взглянула совершенно по-новому на очаровательную и загадочную Королеву, искренне желавшую ей добра. Рядом с Королевой стоял ее друг и соратник, истинный ученый, открывший такую замечательную вещь, как голубой эликсир. Преисполнившись к ним обоим симпатией и уважением, Лена полюбила их всем сердцем, пожелала им добра, и...
Этого оказалось вполне достаточно! Лена почувствовала, как невидимые поры открылись, и внутреннее давление стало спадать. Ощутив знакомое покалывание в правой руке и ласковое тепло в левой, она закрыла глаза и приготовилась услышать колокольчик, но вместо этого скорость истечения субстанций резко возросла. У Лены захватило дух, она попыталась вырвать руки, но не смогла. Ее крепко держали. За правую руку держал Ор. Шрам на щеке метра быстро уменьшался, а сам Органалекс увеличивался в объеме, становясь все больше и больше похожим на Георгия Александровича. Не в силах вынести этого зрелища, Лена отвернулась к Королеве. Сначала, у нее зарябило в глазах от стремительно меняющейся внешности ... нет, не Королевы и не Директрисы. За бешеной круговертью образов Лена различила вцепившуюся ей в руку худую женщину с черной копной волос на голове. Хрипя и захлебываясь, женщина вдыхала поток, идущий от Лены. Лена закричала, но было поздно. Кровь застучала у нее в висках, ноги подкосились и стали проваливаться сквозь пол. Она повисла на вытянутых руках, но сорвалась и полетела во мрак и пустоту.
4. ВОЗВРАЩЕНИЕ
Снегопад почти прекратился. В холодном свете луны, навстречу последним снежинкам, поднималась Лена. Ничего у нее не осталось: ни того, что в ней было справа, ни того, что слева, даже горечи и обиды и тех не осталось. Ей было легко. Она поднималась в торжественной тишине, все выше и выше, растворяясь в падающих снежинках, и, когда растворилась совсем, ее повлекло на Восток вместе с перистыми облаками, парящими высоко над миром. Иногда, она спускалась на Землю с летними дождями, глубоко проникая в почву, омывая корни деревьев и трав, звенела в горных ручьях, шумела в водосточных трубах, и вот однажды, рядом с ней возник небольшой ярко-красный самолет. Поверхность крыльев и фюзеляжа самолета мерцала и переливалась таинственными черными огоньками. Пилот самолета сдвинул фонарь кабины и шагнул на крыло. Он был в ослепительно белом высотном комбинезоне и в серебристом шлеме с темным забралом. Взяв Лену на руки, пилот вернулся в кабину и усадил за спинкой кресла.
Долго они летели в пустом неподвижном пространстве и вдруг испытали толчок, словно прошли невидимый барьер. За первым толчком, последовал второй, и, когда Лена сбилась со счета, и барьеры кончились, она вдруг почувствовала, что ей неудобно сидеть, сгорбившись и подтянув колени к самому подбородку. К тому же, в кабине самолета было холодно, она вся промерзла и закоченела. Заметив часы на приборной панели, Лена с ужасом поняла, что ее собака не кормлена уже... почти сутки!
*
Подкатившись к бетонному кубу во дворе Митрича, самолет остановился. Пилот вылез из кабины, помог выбраться Лене. Она спрыгнула на землю, набрала полные легкие свежего воздуха, радостно рассмеялась. Глядя снизу вверх, она наблюдала, как пилот расстегивает ремешок и снимает серебристый шлем. Улыбка застыла на ее лице, она вскрикнула и упала без чувств. На крыле самолета, в ослепительно белом высотном комбинезоне стояла хорошенькая, рыжеволосая Ди.
-- Вот мы тебе и помогли-и-и, - насмешливо растягивая слова, сказала она.
*
-- Леночка, проснись, скоро солнце сядет, - Митрич тряс Лену за плечо, - пора вставать.
Она с трудом открыла глаза. Голова кружилась, комната плыла перед глазами.
-- Георгий Александрович нашел тебя в папоротниках. Нанюхалась, бедная, и заснула.
Из-за спины Митрича выглядывала двоюродная сестра Лены.
-- Вставай, пора ехать! Не беспокойся, поведу я.
Почти у самого переезда они нагнали Георгия Александровича. Тот махнул рукой, мол, поезжайте, я на электричке. Лена шутливо нахмурилась и поднесла руку к виску, отдавая честь. Рука ее дрогнула и опустилась. На левой щеке у Георгия Александровича шрама не было.