Ольга Митюгина
ТЕОДОР И БЛАНШ
Глава 1
КТО ТАКОЙ БЫЛ ТЕОДОР И КТО ТАКАЯ БЛАНШ
Теодор был герцог. Ему исполнилось пятнадцать, и он давно полновластно распоряжался в своих владениях, потому что родители его умерли, когда мальчику едва минуло десять лет. Пока были живы, отец и мать баловали его, а когда Тед стал герцогом, никто не смел и слова сказать против любого его каприза или наказать мальчика за какую-либо дерзкую выходку. Таким образом, Теодор рос весьма испорченным ребенком, и к своим пятнадцати годам превратился в почти законченного негодяя.
В каждом из нас плохое и хорошее заложено от рождения, и только от окружающих зависит, какие качества разовьют они у человека, вновь пришедшего в мир. Теодору просто не повезло с воспитанием… хотя чего можно ожидать от герцогов!..
Тед был красив. Даже очень красив. Его шелковистые мягкие волосы, при прикосновении словно льющиеся меж пальцами, вились в крупные кольца, обрамляя вытянутый овал аристократически бледного лица, чьи черты словно выточил резец античного скульптора. Кожа его действительно казалась мраморной, оттеняемая цветом локонов Теодора — золотисто-рыжих локонов. Впрочем, холодом мрамора веяло от юноши не столько из-за цвета кожи, сколько из-за взгляда его огромных, поразительно холодных синих глаз: в них не было тепла сердца. Герцог никого не любил. Даже своих покойных родителей. На всем свете был только один человек, небезразличный Теодору — он сам.
Тед высоко ценил свою внешность: мальчик мог часами стоять перед зеркалом, любуясь собой, а за малейшую погрешность в своей одежде, вроде недостаточно накрахмаленной манжеты, мог приказать высечь виновного, а затем вышвырнуть на улицу без куска хлеба.
Несмотря на характер юного герцога, у него было много поклонниц. Юноша обожал быть предметом поклонения и восхищения, обожал соблазнять. Ничего не стоило Теодору покорить любую из самых гордых красавиц — и воспользоваться плодами своей победы без каких-либо угрызений совести. Хотя не всякая девица оказывалась достойной «чести» быть обманутой герцогом. Она должна была быть именно красавицей, а не просто какой-нибудь «милой мордашкой», так как самовлюбленный мальчишка не допускал и мысли, что его олимпийскую красоту станет портить соседство недостойной физиономии. Внешность — вот первейший критерий! Его пассия не должна уступать ему в красоте, их альянс должен поражать, вызывать восхищение и зависть. А то, что альянс этот не держался дольше месяца — дело десятое. «Миловидности нельзя позволять портить красоту», — шутил герцог.
Бланш жила в замке Теодора, в небольшой комнатке за кухней, вместе со своими родителями. Ей было всего пять лет. Мать ее работала судомойкой, а отец чистил замковые трубы, в свободное время трудясь на растопке. Девочка, предоставленная сама себе почти целый день, жила вольной пташкой, любопытной и непоседливой, лазая по деревьям леса, что окружал замок, качаясь на качелях, смастеренных для нее отцом на служебном дворе, а в дурную погоду сидя на кухне и слушая разговоры взрослых.
Конечно, Бланш нарушала все запреты, тайком пробираясь иной раз на господскую часть дома — иначе она не была бы ребенком. Там, притаившись где-нибудь в уголке за портьерой, она могла наблюдать течение совершенно незнакомой ей жизни. Раз или два девочка даже заглядывала в парк и один раз — в хозяйскую комнату, в кабинет Теодора. Правда, история эта закончилась весьма печально, но именно так состоялось их знакомство…
В то ясное утро у Бланш было замечательное, предприимчивое настроение, толкнувшее ее на поиски приключений. Конечно же, самые острые ощущения можно было получить на господской части, прячась от лакеев — и при том бродя по всем помещениям. До сих пор ей это удавалось…
На сей раз любопытство привело ребенка в самые роскошные, самые лучшие комнаты. Стоя за портьерой, малышка с озорством следила за суетой лакеев: ожидались гости. Вдруг кто-то крикнул:
— А шторы! Шторы!.. Поднимите их, что за темнота!
Опасность была неминуема! Не теряя времени, девочка шмыгнула вдоль стены в ближайшую приоткрытую дверь, тем более что та не выглядела ни особо величественной, ни особо большой — следовательно, не могла вести в опасные апартаменты. И как занятно, должно быть, будет понаблюдать оттуда за гостями!
Бланш осмотрелась. Она попала в помещение, стены которого покрывали драпировки золотистого шелка, пол устилал пушистый ковер, а у большого окна, выходящего в сад, стоял огромный стол-бюро светлого орехового дерева, на котором в строгом порядке были расставлены самые разные изящные предметы: золотой подсвечник в виде обнаженной девушки, серебряные часы-лебедь, гравированная песочница, чернильница-гномик. Кроме того тут находилась тонкая, почти прозрачная чашечка с недопитым кофе, рядом с которой валялся кинжал с ручкой, вырезанной из цельного изумруда в виде какого-то диковинного животного, похожего на лошадь с большим рогом.
Эта вещица больше всего остального привлекла внимание девочки. Ее уже не интересовало ничто: ни напольный глобус, ни книжные шкафы, ни картины на стенах. Никогда прежде Бланш не видела лошадей с рогами, и теперь ей до смерти хотелось как следует рассмотреть подобную зверушку!
Пыхтя, малышка с трудом подвинула к столу поближе тяжелый ореховый стул, скоренько встала на его алый бархат своими исцарапанными чумазыми коленками и, внутренне замерев от восторга, взяла с высокой столешницы оружие.
Чем больше она смотрела на него, тем занятнее казалась ей фигурка рукоятки. Бланш пришла чудесная идея поиграть, благо игрушек здесь хватало! Вскоре она уже познакомила подсвечник с кинжалом, и вместе компания двинулась в путь по столу, где неминуемо предстояла встреча с часами, когда игру прервали.
— Что это?.. Откуда этот ребенок?!
Девочка вздрогнула всем телом и обернулась. И — о боже! — в дверях стоял сам герцог!..
В зеленом атласном наряде, усыпанном драгоценностями, с длинной шпагой, изящные пальцы унизаны перстнями, на стройных ногах — мягкие сапоги, из-под широкополой шляпы с пышным белым плюмажем ниспадают блестящие, словно шелк, волосы. Лицо юноши выражало скорее изумление, чем гнев, хотя уголки красивых, четко очерченных губ уже начинали нервно подрагивать.
— Милорд?.. — Бланш так растерялась, что даже не догадалась спрыгнуть на пол и поклониться. Она так и сидела, широко открытыми черными глазами глядя на своего господина с его собственного стула.
Теодор стремительно шагнул к ней, хотел взять за плечо, но отдернул свою холеную руку от ее грязного, в заплатках, платья.
— Кто ты? Откуда эта замарашка?.. Что ты здесь делаешь?
Тут он заметил, чем занималась его гостья.
— Дай сюда! — герцог вырвал из ее рук свой кинжал и повесил себе на пояс. — Оружие не игрушка. Ну, так ответишь ли ты на мои вопросы, наконец, или ты окончательная бестолочь?
Бланш испугалась. Она опустила глаза и, сглотнув, пробормотала:
— Милорд, я не хотела… Простите, пожалуйста. Я случайно…
— Случайно забралась в мой кабинет и игралась моими вещами?! Ты посмотри на свои грязные руки! Ты посмела брать вот такими руками мои вещи?!
— Я не знала, что это ваши вещи, милорд!..
Теодор вскинул голову, словно от пощечины. Ноздри его гневно трепетали.
— Эта бесстыдница заявляет мне, что не знала!.. В этом замке, в этих землях все мое!.. Сам воздух, которым вы дышите! Все принадлежит мне! Мужчины и женщины, их имущество, их скот, их дети, их жизни — все это мое!.. Мое! Я ваш хозяин и повелитель! Я владею всем, что ты видишь. А она не знала, что играет моими вещами!..
— Но, милорд…
— Довольно! Ты заставишь меня уронить честь дворянина, ударив тебя, дитя, — голос герцога стал мягче, но дрожал от еле сдерживаемой злобы, полыхавшей в его синих глазах. — Ну, перестань испытывать мое терпение и скажи, где ты живешь.
— За кухней.
— Пойдем.
— Но, ваша светлость, я могу сама дойти… Не стоит беспокоиться…
— Пойдем! — жестко приказал юноша.
— Как тебя зовут? — спросил он в коридоре, с трудом равняя свою легкую стремительную поступь с ее семенящими торопливыми шажками, но так и не дотрагиваясь до девочки.
— Бланш.
— Сколько тебе лет?
— Пять.
— Следует добавлять «милорд»!.. — взорвался герцог.
— Простите!.. Мне пять лет, милорд…
— Ты родилась в год, когда я стал править?
— Не знаю… ваша светлость!
— Наверное, так… Кто-то умирает, кто-то рождается, а кто-то возвышается… Чем занимаются твои родители, Бланш?
— Мама судомойка, ваша милость, а отец…
— Достаточно… — морщась, простонал он. — Господи, какая грязь… Грязь, а не люди! И их отродье на моем стуле… Девочка, если я еще раз тебя увижу в апартаментах, я строго накажу твоих родителей, запомни это.
— Да, милорд…
А какой переполох поднялся на кухне, когда сие юное всевластное светило показалось среди плит, сковородок и чайников, конвоируя бедняжку Бланш!..
— Кто родители этой замарашки? Позовите их! — коротко отчеканил юноша.
Испуганная мать вышла вперед, вытирая о фартук мокрые загрубевшие руки.
— Вы ее матушка?
— Да, ваша милость.
— Так вот, сударыня, да будет вам известно, что я накануне приезда гостей — то есть только что — застал у себя в кабинете Бланш. Так, кажется, ее имя? Она играла. Играла на моем бюро очень дорогими вещами!.. На сей раз, поскольку ничего не пострадало, да и принимая во внимание возраст виновной, я прощаю ее, а вас предупреждаю!.. Если ваша дочь снова попадется мне на глаза, я выгоню всю вашу семью. Я герцог, а не содержатель детского приюта!.. Вы поняли? Следите за дочерью! Пока всё.
С этими словами Теодор повернулся и покинул кухню.
Да, история закончилась очень печально — для попки Бланш…
Глава 2
МАРШ
Кто такая была Маршбанкс — попросту Марш, — не знал никто. Выглядела она лет на восемнадцать, но был ли это ее истинный возраст, неизвестно. Откуда она взялась — загадка. Просто однажды туманным утром, еще до восхода солнца, она постучалась в ворота замка, спросив работу, и привратник отправил ее на кухню, где домовитая госпожа Маргерит, экономка, сразу нашла ей дело. В руках Маршбанкс все спорилось, она всюду поспевала, не боялась самой грязной работы, была приветлива, да еще и оказалась певуньей! Госпожа Маргерит решила оставить Марш, а для этого следовало рассказать о девушке герцогу, чтоб тот назначил жалованье новой служанке. Не проблема, конечно: обычно юноша на такие вопросы отвечал нетерпеливо: «На твое усмотрение, Маргерит!». Но вместо ожидаемого Тед спросил, чрезвычайно оживившись:
— Скажи, не она ли пела сегодня утром? Такой нежный голосок…
Промолчать бы доброй женщине, да та, не подумав, и брякни:
— Вы правы, ваша милость, поет, как соловушка.
— Отлично! Приведи ее ко мне, я хочу, чтобы она пела для меня. Да поживее!..
И вот Маршбанкс предстала перед Теодором.
— Сними плащ, — велел герцог.
Девушка повиновалась — и Тед застыл. Марш была настолько красива, что это казалось невероятным. Фигура — образец совершенства, черты лица — тонки и правильны. Глаза — сияющие черные каменья, ночи, полные зарниц… Пушистый бархат крылатых ресниц, горделивый разлет бровей, нежность алых губ, волны блестящих черных волос, льющиеся по плечам. Лицо в их мраке светилось, подобно луне. О, Маршбанкс не только не уступала герцогу красотой, она превосходила его!
Теодор сладенько улыбнулся.
— Садитесь, сударыня.
— Как?.. В вашем присутствии, ваша све…
— Глупые церемонии! Как я могу допустить, чтобы моя гостья…
— Но я только ваша служанка. Конечно, если вы пожелаете, чтобы я ею стала.
— Нет, никогда! Служанкой! Вы? Возмутительно! Таким красивым ручкам нельзя скоблить сковородки. Нет, я приглашаю вас стать моей гостьей… Садитесь!
Маршбанкс повиновалась. Теодор сел в кресло напротив нее.
— Значит, вы приняли мое приглашение? — мягко спросил он.
— Я… не знаю…
— Сударыня, вы боитесь меня?.. — удивленно поднял брови Тед.
— Нет; но удобно ли принять ваше приглашение?..
— Вот что вас беспокоит? Отчего же неудобно? Ну же, Марш! Вы хотите увидеть своего герцога на коленях?
— Что вы, разве я смею?.. Я… Милорд, если вы так настаиваете… — она терялась, ища слова.
— Я настаиваю… — проникновенно ответил герцог, беря девушку за руку и пристально глядя ей в глаза. — Очень.
— Я подчиняюсь, милорд.
— Теодор. Просто Теодор… Тед! Мы ведь друзья, Марш?
Девушка рассмеялась.
— Надеюсь, Тед!
— Несомненно, мы друзья. Маргерит, принесите кофе моей Маршбанкс. И приготовьте комнату для гостей. Марш, мой дом — ваш дом. Отныне всё в моих землях принадлежит вам… Маргерит, вы слышали? Выполняйте ее приказы так же, как и мои. Ступайте!
— Да, милорд, — сухо ответила старушка, чинно удаляясь и всем своим видом показывая, что она об этом думает.
Вечером, когда работа была закончена и вся прислуга собралась за большим кухонным столом ужинать, Бланш услышала много занятного.
— Это ж возмутительно! — кипятилась Маргерит. — На три года младше ее, сопляк несчастный, а туда же! А она-то! У нее-то голова должна быть! Неужто не видит, куда гнет мальчишка?! Как можно поддаться?! «Комната для гостей, сударыня…» Таких девиц у Теда была куча, с тринадцати лет балуется. Но те опять всё ровесницы были. У меня и мысли такой не мелькнуло… Ах, бедная, глупая девочка!.. Видели бы вы, как она цвела там, наверху, от его дешевых комплиментов!
Вмешался отец Бланш.
— Но у нее же не было выбора! Сама подумай, Маргерит: он — герцог. Если он захочет, то кто посмеет остановить его? Не согласись Марш добровольно, наш милорд принудит ее. Конечно, насилия над женщинами никогда он раньше не совершал. Он предпочитает, чтобы ему отдавались по любви, но ведь герцог — эгоист, каких свет не видел… Сейчас Теодор начнет ходить вокруг да около и в конце концов добьется своего. Нет, если у Маршбанкс есть хоть капля мозгов в голове, ей нужно бежать этой же ночью, пока не поздно!
— Да, — поддакнула экономка. — Твоя правда, Джек. Ведь если наш лорд получит, что хочет, он тут же вышвырнет бедняжку на улицу.
Все тяжело вздохнули.
Где-то далеко проворчал раскат грома.
— Гроза начинается… — шепнула мать Бланочки, напряженно глядя в окно. — А какая темень на улице! Хоть глаз выколи.
— Это все ваша Маршбанкс, — проскрипела из дальнего угла старуха Джоана, иной раз забредавшая в замок из своей одинокой лесной сторожки. — Сейчас у вас все ночи такие будут.
— О чем вы, бабушка Джейн? — робко спросила Маргерит.
— Все вы ее жалеете, ха! Лучше бы Теодора пожалели… Ведьма она! Это же по ее глазам видно! А может, и того хуже — вампир. Но уж, во всяком случае, не дурочка. Вот только не пойму, чего ей от него надо… Сначала голосом приворожила, а теперь провоцирует на… шалость. Спору нет, такие «шалости» Теду привычны, но эта — выйдет ему боком! Может, она хочет его проучить?.. В Высших Сферах Добро и Зло относительны… Там, где не помогает сюсюканье, может помочь знатная оплеуха. Но, боюсь, затрещиной Теду от Маршбанкс не отделаться.
— Но… с чего вы взяли?..
— Я чувствую, что весь воздух напоен волшебством!
Еще один удар грома прокатился над замком, и все вздрогнули.
— Не знаю, правда ваши слова или нет, бабушка Джейн, а только Теодор поступает подло, — пробормотал Джек. — Подло! Мне жаль Марш. И вот о чем я думаю: ведь лет через десять-пятнадцать моя Бланочка войдет в самую, так сказать, пору, а нашему рыжему павлину тогда как раз будет двадцать пять-тридцать, самый жеребячий возраст. И если он не брезгует служанками… Боюсь, жена, нам в любом случае придется оставить замок! Пока Бланочка еще мала… Ведь, знаешь ли, я очень сомневаюсь, что Теодор, побаловавшись, решит сделать ее миледи герцогиней.