— Было, — сухо уронил Теодор. — Ну так доложишь ли ты, наконец?
Экономка пожала плечами и предложила следовать за собой.
Граф — довольно красивый мужчина лет тридцати — сидел в своем кабинете, занятый чтением какой-то книги, когда вошла прислуга с докладом.
— Милорд…
— Да?
— Ваше сиятельство, там пришел какой-то молодой человек… Он заявляет, что является вашим сеньором, герцогом де Валитаном… Он требует приема… а у самого даже шпаги нет!
Глаза графа буквально на лоб полезли.
— Какой-то проходимец… Бедный Теодор был не только моим господином, но и другом. Ах, сколько шалостей мы с ним совершили в свое время, приятно вспомнить!.. Тед всегда был нашим заводилой, и не только потому, что был сеньором. О, этот человек сочетал в себе ум, дерзость, обаяние… красоту! Как мы все переживали, когда на его угодья обрушилось это страшное загадочное бедствие… А сейчас какой-то авантюрист выдает… смеет выдавать себя за несчастного друга моей юности! Гоните его в шею!
— Вот и я думаю, проходимец какой-то! Ой!..
Женщину, как простой предмет, отстранила изящная сильная рука.
— Приятно слышать, что обо мне помнят, — голос наполняла холодная ирония.
Брови графа медленно поползли вверх. Он тяжело приподнялся с кресла, уставившись на вошедшего, и губы его сиятельства нервно задергались.
Наконец к графу вернулся дар речи.
— Т-Теодор… М-милорд…
Экономка, тихо ахнув, прикрыла ладошкой рот.
— Генри… — усмехнулся Теодор.
Граф сорвался с кресла и кинулся к герцогу, но тот остановил его легким взмахом руки и выражением усталого презрения, промелькнувшим на прекрасном лице.
Граф усмехнулся.
— Все тот же! Тот же… Никакого панибратства… Милорд, чем обязан? О, простите… Садитесь, ваша светлость.
Герцог глазами указал на экономку. Генри отослал ее взмахом руки.
— Выпьешь, Тед? — потянулся он за пузатым хрустальным графином на столике, когда его гость сел в соседнее кресло. — Нет? Ну а я выпью! Между прочим, у меня отменный коньяк. Ну, рассказывай! Господи, совсем не изменился! Знаешь, выглядишь сейчас лет на двадцать!
— Мне и так двадцать, — спокойно и даже устало ответил де Валитан. — В моих владениях время текло по-другому.
Граф смотрел на него жадными, любопытными глазами.
— Как?.. Что все-таки произошло, Тед?
— Одно могу сказать совершенно точно: никогда не обманывай женщин, Генри.
Граф расхохотался.
— Шутишь?..
Тед холодно усмехнулся.
— Мне что-то давно расхотелось шутить на эту тему. Я, собственно, к тебе по делу. Скажи мне как другу: сегодня ты нанимал на работу новую служанку?
— Нет.
Теодор вздохнул и поднялся.
— Очень тебя прошу: сообщи мне немедленно, если это произойдет.
— Постой! Куда ты? Тебе, наверное, людей надо, да?.. Я устрою. Тед! Теодор!..
Дверь за герцогом захлопнулась.
Медленно, очень медленно ехал молодой человек назад. За ним в поводу шел второй конь.
Порой юноша задавал себе вопрос: а зачем он вообще возвращается в Валитан?.. Кто его там ждет? Он ехал туда, потому что больше некуда было ехать. Да и Маргерит там одна…
Куда только он ни заглядывал, разыскивая Бланш в городе! Все напрасно!.. Девушка словно растворилась в воздухе. Когда наконец Тед понял, что ее нет в столице графства, вот тогда он и решил вернуться назад.
Давно его земли не видели солнца! Сейчас вся природа вокруг него будто удивленно просыпалась, потягивалась после долгого сна — такое все вокруг было первозданно-чистое, тихое. Луга, леса — словно умытые светом. Но на душе герцога лучше не становилось.
Заброшенные дома выглядели совсем новенькими, чистенькими, улыбающимися всеми своими окошками. А сам замок Валитан, изящными готическими башнями величаво разрезающий небесную лазурь, выглядел как замок с картинки из хорошей детской книги сказок. Теодор почти забыл его таким…
И вдруг юноша страстно пожелал повернуть время вспять! И пусть вокруг снова будет туман, и ламии, и даже Маршбанкс! Пусть он сам станет прежним пугалом — но только б Бланш вновь была здесь!..
Глухое рыдание вырвалось из груди Теодора…
Он расседлал лошадей, поставил их в конюшню, задал корм. А потом тихо прошел через служебный двор на кухню, где Маргерит гремела сковородкой на плите.
Тед молча прислонился к дверной притолоке и так стоял, грустно глядя на Марго.
Она долго его не замечала, а когда наконец обернулась, сковородка, на которой скворчала яичница с ветчиной, чуть не выпала из ее рук.
— Ой!.. Милорд…
— Здравствуй, Маргерит, — безжизненно ответил Тед.
— А я-то, глупая, все вожусь, вожусь, а вы стоите! Что ж вы не окликнули меня? — она наконец догадалась поставить сковороду на стол. — Ах, ваша светлость, о чем это я!.. Поздравляю вас! Я как в воду глядела! Когда туман исчез, я сразу догадалась, что вы доказали Бланш, что ее любите! Я так и подумала! Вот, думаю, она наконец и увидит, какой на самом деле его милость красавец!.. А вас все нет и нет… Ну, на радостях куда не поедешь! Верно я говорю?.. Да и как вы могли не доказать ей?.. — Маргерит лукаво прищурилась. — Между нами, ваша светлость, ваше обаяние всегда при вас было. Вам только уверенности в себе не хватало. Вы всегда можете любую женщину заставить вам руки целовать, стоя на коленях!
— Не неси вздор, — устало, с ноткой раздражения отрезал Теодор, не повышая голоса. — Лучше ешь свою яичницу, а то остынет.
— Спасибо, а то я действительно голодная. Как хорошо, что все колдовство отсюда навсегда исчезло!.. Теперь и люди появляться начнут… А где же Бланш?..
Тед грустно усмехнулся.
— Ушла.
Ложка со стуком выпала из рук Марго.
— Как?..
— Уехала. Она поверила мне, как ты догадалась. Чары Марш рассеялись — я стал прежним. И сделал ей предложение. А она… — Тед закусил губы до крови и замолчал.
— А что она?..
— Сказала, что… не любит меня… — еле выговорил он. В горле вдруг запершило, а глаза начало немилосердно резать. Маргерит увидела, что Теодор вот-вот заплачет, и ласково обняла его за плечи.
— Ну-ну, мальчик… Не стоит… Ушла — и бог с ней. С твоей внешностью другую себе найдешь. Бланш еще локотки покусает!
— Я ее люблю! — сдавленно от сдерживаемых слез ответил Теодор. — Мне никого другого не надо. За что, Марго?.. Я ее обожаю… Зачем мне эта красота, Маргерит, зачем мне сама жизнь, если я не могу видеть Бланш?.. Ты помнишь, я ведь уже смирился! Мне стала безразлична моя внешность, я ждал смерти. Бланш вернула мне желание жить, ради нее мне вновь захотелось вернуть красоту! Ради того, чтобы понравиться ей! И вот — все напрасно. Да, я стал прежним, но зачем?.. Без нее? Какое это имеет теперь значение? Если бы я мог вернуть Бланш, я заплатил бы какую угодно цену! Как те… женщины… что отдавались мне, чтобы не потерять… А ей — я не нужен. Ничего с этим не поделаешь. Ах, если бы я мог с этим смириться!.. Марго, мне так плохо! Мне необходимо видеть ее, понимаешь? Но даже не в этом дело… Знаешь… взгляну на солнце, подумаю, что и она, может, на него смотрит — и становится легче. Ну а вдруг с ней что-нибудь случится?! Вдруг ее кто-нибудь обидит, вдруг на нее где-то нападут бандиты… и все?.. И тогда она уже не сможет смотреть на солнце, а я даже не узнаю об этом! Где она? Что с ней?..
— Тед! — Маргерит строго покачала головой. — Это никуда не годится.
— Я должен знать, что с ней все хорошо. Я должен ее видеть… хоть изредка… хоть издалека… Я задыхаюсь без нее… — Теодор вздохнул. — Любовь очень жестокая штука…
Они помолчали. Потом герцог попросил:
— Расскажи мне о Бланш…
— Что? — не поняла старушка.
— Ну… все. Ведь она же жила здесь, когда была маленькой. Неужели ты все позабыла за пять лет?.. Какие были у нее родители…
— Вы же их видели!
— Да, видел. Марго, я же не о внешности говорю!
— А, вот вы о чем. Ее мать, Салли, была славная женщина: добрая, работящая, но с жесткими принципами. Поговорить любила… посплетничать, — улыбнулась Маргерит. — Отец — его звали Джек — был мужчина сильный, добрый, но неразговорчивый. И у него тоже были свои принципы, как и у Салли. Вообще, очень порядочная семья. Сама Бланочка… Ну, ее, конечно, все здесь очень любили: ребенок был очаровательный. Да вы и сами убедились, что девушка, в которую превратилась та девочка, очень мила. Сейчас, сравнивая ее с той, какою она была, я вижу, что Бланш стала сдержанней — но по сути осталась все той же озорной девчонкой, сующей свой нос куда попало, считающейся лишь со своим любопытством, а не с запретами. Как-то раз я ее спрашиваю: «Бланш, почему ты вернулась в Валитан?..» «А из любопытства», — отвечает. И именно из-за него она и залезла в ваш парк, помните? На фейерверк смотреть… А еще она всегда обожала делать «навред». Не со зла, а из противоречия, из неприятия, когда на нее давят. Она не переносила всякие запреты и условия. Всегда тайком бегала на господскую часть — потому что интересно и потому что нельзя. Сколько раз ей влетало!.. Да разве за ней уследишь? Вот, кажется, только что рядом была — и уж след простыл!
— Это правда… — тихо сказал Теодор.
— И в ваш кабинет она забралась, потому что лакеи ее чуть не увидели. Тогда, мне кажется, вы ее впервые увидели.
— Выходит, так… Хотя, честно говоря, я не воспринимаю ту Бланш и эту, как одного и того же человека. И для меня навсегда нашей первой встречей останется тот вечер, когда она вошла в столовую с подносом в руках — такая вся неловкая и очаровательная в своей застенчивости…
— Немудрено. Вы же любите и знаете взрослую женщину, а не ребенка.
— Я люблю… Как странно, Марго, да? — горько усмехнулся Тед. — Я — люблю! Бе-зо-тве-тно! А сколько женщин так же сходили с ума по мне?! Слушай, Маргерит, у меня было живое сердце? У меня было оно вообще?.. Такого же и врагу не пожелаешь!..
Тед закусил губы и издал сдавленный стон, словно его пронзила мучительная боль — и вдруг, сорвавшись с места, стремительно выбежал с кухни.
Он бежал по замку, ничего не замечая, натыкаясь на стены. Казалось, разум его помутился…
Юноша не вбежал, а ввалился в свой кабинет — туда, где они так много времени провели за занятиями вместе с Бланш, где еще незримо ощущалось ее присутствие… И тут взгляд Теодора упал на кинжал с изумрудной рукоятью — тот самый, кинжал с единорогом.
Глаза герцога стали принимать осмысленное выражение. Он шагнул к столу, протянул руку к оружию… и отдернул. На столе лежал лист бумаги, и там почерком Маршбанкс было написано всего три слова: «Она вернется, Теодор».
— Я буду ждать, Марш, — прошептал де Валитан.
Глава 7
ОЖИДАНИЕ
Теодор вернулся на кухню к Маргерит какой-то весь тихий, опечаленный — и тем не менее то была светлая, спокойная печаль, так отличавшаяся от того страшного состояния, в каком недавно был юноша. Экономка, впрочем, решила все же воздержаться от вопросов.
— Давайте-ка я вам помогу, Марго, — просто предложил молодой человек, снимая с себя свой элегантный камзол и оставаясь в одной тонкой шелковой рубашке. Выдернув из ее ворота завязку, он попросту перевязал ею свои локоны, собрав их сзади в хвост.
— Ка-ак, ваша милость?.. — поразилась старая служанка.
Он улыбнулся.
— А чему вы удивляетесь, Марго? Мы с вами одни в этом замке, одни на многие мили вокруг. Причем само по себе тут уже ничего не сделается. А поднять хозяйство целой крепости без посторонней помощи одна-единственная пожилая женщина не сможет при всем желании. И неужели я, здоровый и молодой мужчина, могу позволить ей надрываться, обихаживая меня? Мы в одной лодке, Марго! Вам так же нужна моя помощь, как мне — ваша.
— Но… Конечно, милорд… Благодарю вас… Но на целый замок двоих тоже… н-не… хватит.
— Конечно, нет! Давайте так, Маргерит: вы готовите еду на двоих, моете посуду, прибираете кухню, свою и мою спальни, мой кабинет. И довольно! Ну, если что будет нужно — погладите, постираете, заштопаете. А я — ношу вам воду, колю дрова, топлю печи и камины, ухаживаю за лошадьми — чищу их стойла, кошу траву… но корову вы берете на себя! А еще я чиню утварь и прочищаю трубы тех помещений, которые уже назвал. Ну как?..
— Милорд, это не годится! Вы дворянин…
— О боже, Марго! И что, я должен из-за своего дворянского достоинства жить в хлеву?.. А замок превратится именно в хлев, если не разделить обязанности, как я предложил!
— Милорд… Это… самый благородный, самый достойный поступок, который я видела от дворянина! Поверьте мне!
— Это зависит от точки зрения, — ответил де Валитан. — Хотя в некотором смысле ты права. Но в моем поступке больше элементарного здравомыслия, чем какой-то там высокой добродетели.
— О, истинное великодушие всегда скромно, — вытирая уголком косынки глаза, пролепетала старушка.
Тед усмехнулся.
— Давайте больше не будем обсуждать эту тему, а примемся за работу. Итак, что мне сделать в первую очередь?
Экономка послала его колоть дрова. Сначала дело не шло, но затем Тед наловчился и довольно быстро закончил. Вывалив поленья перед печкой, он взял инструмент для чистки труб, залез по приставной лестнице на крышу и прочистил кухонную трубу. Сбегал на конюшню, привел в порядок лошадей — их всего-то было две — и через два часа, натаскав воды, с удовольствием отправился к большому парковому пруду, нырнув в его чистую и прохладную воду с огромным наслаждением. А какой вкусной была еда, приготовленная Маргерит! Тед готов был поклясться, что никогда ничего подобного не ел!
— Поработаешь до поту, так и поешь в охоту, — улыбнулась экономка.
Теодор смешливо фыркнул и согласно кивнул.
На следующее утро Марго разбудила его с первыми лучами солнца.
— За работу! — провозгласила она.
Тед хотел сначала сурово отчитать ее, но потом передумал, зевнул и начал медленно, потягиваясь, одеваться.
— Сейчас спущусь. Завтрак готовь.
Закончив быстренько с утренним туалетом, юноша влетел в кухню, ежась от прохлады.
— Чего не топила?
— Да вы же, милорд, вчера с вечера на нынешнее утро дров не нарубили.
— Так сказала бы!
— Ну ничего, вперед будете знать. Так что завтрак готовить не на чем…
Герцог содрогнулся при мысли о том, что придется выйти на прохладный, свежий воздух, на мокрую от росы траву… но ничего иного не оставалось.
— Накиньте поверх вот это, — экономка кинула ему старую, толстую мужскую куртку из грубого материала. Вещь была потертой, но теплой. И от нее уютно пахло дымом.
— Ох, Марго, и не стыдно тебе так третировать своего герцога?.. — пошутил он, проскальзывая с топором через приоткрытую дверь на замковый двор.
Дрова отсырели, отяжелели, и все же топор легко рассекал их, а вокруг разливался нежный и терпкий запах колотого дерева, и летели во все стороны белые душистые щепки, и в теле чувствовалась юная, нерастраченная сила, радостно рвущаяся наружу, и лоб вскоре покрылся теплой испариной, и волосы прилипли на него, пристали к вискам, и Марго принесла студеного молока, и Тед, утерев пот, с удовольствием его выпил, улыбнувшись ей, как улыбнулся бы всякий юноша двадцати лет… Это была жизнь! Это было счастье! Ах, если бы вместо Маргерит молоко ему вынесла Бланш…
К обеду он вышел за водой к колодцу, когда его окрикнул грубый голос:
— Эй ты!
Теодор изумленно оглянулся и увидел за воротами всадника в доспехах соседнего, вассального графства.
— Мне нужно говорить с твоим герцогом! Скажи местному управителю, чтобы он передал герцогу мою просьбу об аудиенции.
Теодор прищурился.
— Говорить с герцогом? Вот так-таки с ним самим?.. Сейчас милорда нет в замке. Я могу позвать экономку. А в чем, собственно, дело?
— Мой господин граф Генрих де Нортолк посылает его светлости герцогу Валитанскому людей для обеспечения замка. Я прискакал гонцом, чтобы вы тут успели подготовить комнаты для прислуги.
— Очень мило со стороны графа… — протянул Теодор. — Но у вас, верно, есть и письмо для милорда?
— Допустим.
— Скажите обо всем экономке и попросите провести вас в кабинет его светлости. Герцог скоро будет.
— Отведи пока мою лошадь в стойло! — спешился посыльный.
— Очень жаль, но никак не могу. Сейчас мне нужно вернуться к экономке. Конюшни недалеко — вдоль двора и налево. До встречи, милостивый государь.
— Что?.. — не поверил своим ушам гонец. — Всякий водонос…
— Кто вам сказал, что я водонос? — усмехнулся Теодор. — То, что я нес воду на кухню, еще не указывает ни на мое звание, ни на положение. Вполне возможно, вы даже и представления не имеете, с кем разговариваете.
Ошарашив этими словами гонца, герцог благополучно скрылся в кухне. Поставив ведро с водой на лавку, он спросил:
— В кабинете прибрала?
— Да, милорд.
— Сейчас сюда явится графский посыльный. Ну, от Генри! Выслушай его, накорми, если пожелает, и проводи в кабинет. И позаботься о том, о чем он сообщит…
С этими словами молодой человек покинул кухню и направился в гардеробную, где лежали его наряды. Чары Маршбанкс, хранившие их прежде, рассеялись не так давно, и все вещи выглядели новыми и отутюженными, а манжеты и воротники — накрахмаленными. Теодору оставалось лишь слегка стряхнуть щеткой соринки.