— Жаль, что ты сразу меня не позвал, — сказал Джон, отпивая эль из мутной кружки толстого стекла. — Эти перчатки, точь-в-точь похожие на настоящую кожу, и маска… Похоже, к тебе наведался маркиз де Лакруа.
— Что?
О да, Антонио был наслышан о маркизе де Лакруа! О нем говорили таинственным шепотом или бросали его имя в лицо как ругательство. Его опасались, им восхищались и тянулись к нему неосознанно, против воли — по крайней мере те, с кем Антонио когда-либо его обсуждал.
Увлекаемая в военный хаос страна теперь ни дня не могла прожить без увеселений. Солдаты на побывке развлекались в кабаках. Богема — в салонах. Высший свет — в своих гостиных, закрытых для любого, кто не принадлежал к их кругу.
Маркиз де Лакруа же развлекался где угодно.
Сегодня его видели среди солдат, завтра — в камерном салоне какой-нибудь мадам Ониотон… Или думали, что видели. Или приписывали себе встречу с ним. Своей изысканной жестокостью и любовью к разврату маркиз снискал мрачную и скандальную известность. Его осуждали или боготворили, но не упускали возможность заполучить хотя бы призрачный отсвет этой болезненной славы.
«Представители моей фамилии не простужаются», — обронил тогда гость.
Невнимательно обронил. Походя.
Что это могло значить?
И манеры, его манеры… Уверенность на грани наглости, незыблемое спокойствие, ловкие, скупые, отточенные движения… как у человека, привычного к тренировкам.
Поговаривали, маркиз де Лакруа тренировался, охотясь на людей…
— Вот-вот, — ухнул Джон и одним махом проглотил еще полкружки эля. — Мы бы и рады встретиться с этим типом, чтобы спросить его о парочке нехороших убийств, да вот беда, черта с два его найдешь! Он то появляется, то исчезает, и мы узнаем все последними! И вот снова…
— А разве вы не знаете, где его владения или… — протянул Антонио в замешательстве. До сих пор он не задумывался, интересуется ли маркизом полиция. Судя по титулу, тот принадлежал к знати, а знать казалась неприкосновенной.
— Понятия не имеем, — скривился Джон. — Он не альбиец. Он из Галлии. Там следы теряются… да и галлам не до поисков сейчас. Не в этом дело. Вот из-за этих перчаток мы и хотим с ним встретиться. Слышал сплетню, что они из человеческой кожи?
Антонио помотал головой и глотнул эля, пытаясь справиться с потрясением. Таких подробностей он не слышал. Он давно уже не бывал в салоне Роуз Торнхолл, которая и рассказала ему в свое время о маркизе де Лакруа.
Эль оказался невкусным. Кислятина на время перебила все ощущения.
— Врут, конечно, — продолжал Джон. — Скорее всего. Я думаю, там просто очень тонкая кожа. Но она оставляет характерные отпечатки… не совсем такие, как от обычных кожаных перчаток, так что как знать. Мы их видели уже не раз. Было несколько убийств с начала войны. Странных убийств, но разных. Не сказал бы, что это серия. Ни одно не раскрыто, и в каждом деле отметились эти перчатки, черт бы их побрал. И свидетели болтали о маркизе де Лакруа.
— И что, неужели никак нельзя до него добраться? У полиции же есть агенты… Должны быть, — Антонио вспомнил парочку прочитанных полицейских романов. — Кто-то из его окружения…
— У него нет окружения, — проворчал Джон, допивая эль. — Мы пробовали, конечно… Нет, ничего не выходит. Подробности ни к чему, но можешь мне поверить. Жаль, что он к тебе больше не придет.
— Может быть, еще придет, — пробормотал Антонио, думая о своем. Маркиз, полулегендарная личность, известная любовью к разврату… Флакон для духов… Все становилось четким и ясным. К тому же, если бы у маркиза было на уме что-то плохое, он бы получше скрыл свою личность. Он должен был понимать, что перчатки могут его выдать, а маска лишь разжигает интерес. Мог бы надеть парик, обычные перчатки, и никаких зацепок… Значит, флакон был просто безобидной прихотью эксцентричного человека.
Антонио вздохнул с облечением. Тайна оставалась разгаданной не до конца, но перестала его тяготить.
— А ты откуда о нем знаешь? — вдруг спросил Джон. — Сталкивался?
— Слышал от приятельницы, — признался Антонио. — Она говорит, что когда-то встречала его. Но она могла и приврать…
— Значит, приятельница, — протянул Джон. — Послушай. Ты же мне друг?
— Друг, — настороженно подтвердил Антонио. У него не было «просто знакомых». Каждый, с кем он разговаривал больше двух раз, тут же переходил в число друзей. Антонио любил людей, и те обычно платили взаимностью.
— Сделай одолжение. Поговори с ней. Постарайся аккуратно выяснить, может, она знает, как встретиться с маркизом де Лакруа. Остальное мы сделаем сами. Нам бы только зацепку. Хоть маленькую зацепку!
Антонио заколебался. Выяснить, знает ли Роуз… Не будет ли это предательством? Но преступления, которые мог совершать маркиз… Антонио претили злодейства. Выбор оказался несложным.
— Хорошо, я попытаюсь, — вздохнул он. — Но ничего не обещаю.
Джон расплылся в улыбке.
Придя домой, Антонио порылся в захламленном бюро и достал записную книжку с медными уголками. Открыл ее и принялся судорожно перелистывать.
Нужный номер обнаружился на последней страничке, чуть расплывшийся и до сих пор пахнущий тонкими цветочными духами.
Роуз Торнхолл была помешана на розах, розовой воде, розовых притираниях и уникальном парфюме. Но ее мягкие губы и страстный характер с лихвой перевешивали эти небольшие странности.
— Захотелось вернуться в светскую жизнь? — из трубки донесся негромкий бархатный смех. — А мы собираемся каждый вечер. Приходи, в салоне найдется местечко. Танцев и веселья не обещаю, но приятное общество…
Антонио не нуждался в танцах. Но голос Роуз пробудил вихрь воспоминаний. Роуз, такая взбалмошная, любвеобильная, добрая… Не будет ли это подлостью — выманивать у нее сведения?
Положив трубку, он покачал головой. Что ж, чем-то приходится жертвовать.
* * *
— Тридцать лет выдержки. Хороший был год для вин, мой дорогой. Или твой вкус стал еще прихотливее?
Подвыпившая Роуз делалась слащаво-назойливой, смешной и немного жалкой. А пьянела она от одного бокала. Полутемный салон, душный от смеси ароматов, был полон гостей — дам и мужчин, одетых светски, но небрежно. Модные платья сминались в мягких креслах, вышитые жилеты пачкались вином и помадой…
Музыканты настраивали инструменты за импровизированным занавесом из вьющихся роз. Антонио пытался собраться с мыслями. Пока что он только любезничал с хозяйкой салона, совершенно не представляя, как вывести ее на разговор о маркизе де Лакруа. Плохой из него вышел агент. Любовник, видимо, был получше, если Роуз до сих пор помнит.
Она украдкой вынула что-то крошечное из расшитого мешочка на поясе. Приторно запахло розами и почему-то вареньем. Антонио посмотрел на нее.
— Что это?
— Ничего! — она сделала большие глаза. — Милый мой, ты же знаешь, что нельзя подглядывать за дамой, когда она совершает туалет!
И она захихикала. Антонио изобразил улыбку, вкладывая в нее все свое актерское мастерство. Раньше Роуз столько не пила…
— За некоторыми дамами, — сказал он, — хочется подглядывать постоянно. И все-таки, что это?
— Духи. Обыкновенные духи, — Роуз выхватила из мешочка это крошечное, блестящее и помахала им перед носом Антонио. Тот ловко выхватил предмет из ее пальцев.
Да. Духи. Небольшой флакон с завинчивающейся пробкой. Все вместе напоминало желудь, только в два раза меньше.
— Ты что? Никогда такого не видел? — удивилась Роуз, взяла флакон и сдавила бока двумя пальцами. И…
Оказалось, пробка была ни при чем. Из микроскопического отверстия вылетело удушливо пахнущее облачко и осело на кремовую юбку.
— И давно это появилось? — спросил Антонио.
— Что? Такие флаконы? Да нет, не очень. Знаешь, раньше мы заказывали духи в Галлии, но из-за проклятой войны все парфюмерные дома не могут работать! А это привезли из Объединенной Федерации, из-за океана… Брат Алисии привез ей, а потом… знаешь Алисию?
Сплетни. Обыкновенные светские сплетни. Зачем изощряться, подводя разговор к маркизу де Лакруа окольными путями? Можно ведь просто рассказать приятельнице сплетню. Благословенная привычка перемывать косточки!
— Похоже, кое-кому не хватило галльских флаконов, — легкомысленно заметил Антонио. — Знаешь, кто вчера заказывал у меня один?
— Кто? — Блестящие глаза Роуз загорелись любопытством.
— Маркиз де Лакруа!
— Заказывал флакон? У тебя? Он представился? — подпрыгнула Роуз. — Наверное, это был какой-нибудь необычный флакон, иначе зачем ему… Симон де Лакруа! С ума сойти! В этом сезоне о нем почти не слышно… Рассказывай!
— Он пришел ночью. В маске и в перчатках. Точнее, я потом догадался, что это перчатки. Сначала показалось, будто он вовсе без них…
— Точно, — мечтательно поддакнула Роуз. — И что же за флакон он заказал?
— Да вполне обычный флакон, — скучающим голосом сказал Антонио. — Не считая того, что крошечный, как ноготь, и с пульверизатором, который срабатывает сам. Как ты думаешь, для чего такое может понадобиться?
— Не знаю! — Роуз смотрела на него, приоткрыв рот и забывая моргать. — А ты уверен, что ему нужна была именно такая вещь?
— Я же сам ее делал, — Антонио негромко рассмеялся. — Он сказал, что это будет очень особенный флакон. Не представляю, что он имел в виду.
— Так и сказал?
Глаза у Роуз вспыхнули еще ярче, хотя в них и без того был живейший интерес. Щеки раскраснелись. Она еще некоторое время смотрела на Антонио, после чего вздохнула и пригладила волосы.
— Пожалуй, я подниму старые знакомства. Может быть, получится зазвать Симона де Лакруа на наш следующий вечер, — заговорщически сказала она. — Конечно, вряд ли. Говорят, он сам выбирает себе общество. Но вдруг! Этот человек умеет развлечь!
— А сам он никогда не приглашает гостей? — не выдержал Антонио.
— О, была какая-то запутанная история с его имением. Все, что у него есть, осталось в Лютеции. Он снимает квартиру…
Грянула музыка. Джентльмен в бархатной тройке подошел к дивану, отпустил шуточку о хозяйке и любимых гостях, и она упорхнула танцевать.
Джон будет доволен. И даже не пришлось ни на чем настаивать, Роуз сама приняла решение. С новой силой нахлынули сомнения. Настроение не располагало к веселью. Хотелось открыть окно, вдохнуть горчащий ночной воздух, пить кофе и размышлять. И чтобы к концу размышлений стало ясно, что Антонио не виновен в обмане, а дурное предчувствие попросту заблудилось по пути к кому-то еще.
Убедившись, что Роуз увлечена новым танцем, он выскользнул из салона. Полюбовался перламутровой моросью, танцующей в свете газовых фонарей, и побрел домой пешком, постепенно успокаиваясь.
Наутро он проснулся поздно. Привычно оторвал листок от календаря. А ведь мистер Минтон должен был вернуться еще вчера!
И может телефонировать в любой момент!
Антонио подпрыгнул, словно уже слышал резкий дребезг телефонного аппарата. Спускаясь в мастерскую, он вопреки своим правилам оставил квартиру приоткрытой.
На всякий случай.
На журнальном столике уже лежала свежая газета. Антонио бросил на нее мимолетный взгляд, проходя через приемную.
И оцепенел.
«Сенсация! Загадочная смерть известного промышленника Бенедикта Минтона!» — кричал футовый заголовок.
Душный воздух забил легкие. Все было кончено.
Часть 3
Уинстон всегда терпеть не мог осматривать место происшествия, и не без причины. Он знал за собой зловредную привычку ухватиться за какую-то одну улику и строить вокруг нее версию, не замечая больше ничего важного. Даже к пенсии эту привычку не удалось искоренить до конца. Но сейчас от нее была сплошная польза.
Вернувшись в купе, Уинстон принялся тщательнейшим образом обыскивать его. Он пытался найти флакон из-под мятно-валериановых капель.
Или убедиться, что флакона в купе не было.
Правда, пока еще сам не знал, что это даст.
По вагону гулял сквозняк. Окно, которое открыл еще Минтон, так и не закрыли. Уинстон не обращал внимания. Он был так разгорячен, что его бросало в жар. Даже больное колено беспокоило меньше обычного.
Под опасливо-любопытным взглядом проводника он встал на один диван-полку, потом на второй. Заглянул в вечно пустующие верхние ящички для вещей (хотя как, ради всего святого, туда мог бы попасть пузырек?), но не нашел ничего, кроме мятого носового платка. Поползал на карачках, всматриваясь во все углы. Поднял сиденья диванов и тщательно изучил багажные отделения.
Ничего.
Диваны послушно и без скрипа откидывались на шарнирах. Тонкие металлические ободки полок холодили руки. На гладком сочно-каштановом дереве не было ни пылинки, ни царапинки. Лишь на полу до сих пор оставались следы порошка.
Уинстон прошелся по вагону, заглядывая, не закатился ли куда-то пузырек. Но ничего не нашел.
Проклятие. Но был же запах мятно-валериановых капель! Он не мог померещиться!
Разве что Минтон принял их утром и пролил немного на костюм…
Уинстон присел на полку-диван, размышляя. Это было вполне вероятно. Скорее всего, в этом-то и дело. Значит, искать больше нечего. Проверить еще несколько мелочей — и можно заканчивать расследование, так и не начав.
По спине потянуло холодом. Уинстон с неудовольствием подумал о приступе радикулита и закрыл окно.
Хлопок — и оно тут же открылось снова.
Уинстон налег на ручку. Та проворачивалась, но «язычок» не входил в паз. Слетело что-то? Он нашарил и нацепил пенсне, висящее на шнурке на шее.
Окно в купе было таким же, как и во всех поездах. Верхняя часть — большое цельное стекло, нижняя — нечто вроде форточки, открывающейся вовнутрь. Она-то и хлопала все это время. Закрыть ее можно было, повернув изогнутую ручку. Но сколько Уинстон ни крутил, а «язычок», приводящий в движение немудреную щеколду, не высвобождался.
А потом Уинстон понял, что и с наконечником ручки было что-то не то.
Слишком блестящий. Слишком новый.
— Мистер Холлихэм! — позвал Уинстон. — Вы знали, что здесь окно не закрывается?
— Как? — Александр сдвинулся с места, перестав напоминать статую. — Нет, ничего подобного. Может быть, мистер Минтон неудачно потя…
Тут он увидел ручку и умолк на полуслове.
— Надо же, а я и не заметил сразу. Она не такая, как остальные, — произнес он. — Что это? Что?
— Отойдите-ка, — скомандовал Уинстон. Не заметил? Или делает вид? Кто на самом деле подменил ручку? Уж не подкупленный ли проводник?
Спокойно, напомнил себе Уинстон. Это еще ничего не значит. Ручку могли заменить в депо. Вряд ли Александр в курсе таких мелочей. Ими занимаются работники Пульской железной дороги, те, кто следит за чистотой и исправностью поезда. Это ничего не значит…
Уинстон метнулся в соседнее купе. И еще в одно.
Ручки на окнах там и впрямь были немного не такие. Совсем чуть-чуть. Блестели не так сильно. Не оттого, что грязные и захватанные, а потому, что металл имел другой оттенок.
— Дайте отвертку, — потребовал Уинстон и принялся откручивать наконечник.
Ах вот в чем дело! Тот не крепился к внутреннему стержню ручки. Оттого щеколда и оставалась неподвижной. Сначала показалось, что наконечник просто нахлобучили кое-как, но Уинстону пришлось попотеть, отделяя его от механизма. Наконец он снял небольшой цилиндр размером с мизинец.
В нос тотчас ударил резкий запах мятно-валериановых капель.
Уинстон остолбенел. Это было уже из ряда вон. Ручку заменили, это точно. Но не в депо. Никому и в голову бы не пришло наливать в болванку сердечные капли.
Это было связано со смертью Минтона. Связано, черт возьми! Но как?
Разве что запахом капель замаскировали запах яда. Но… Гораздо проще было бы подлить его в сами капли, подбросить Минтону пузырек. К чему такие сложности?
— Что это? — Александр потянул носом, заглядывая Уинстону через плечо.
Тот с предельной аккуратностью спрятал наконечник в пакет, чтобы отдать экспертам.