— Что он делает? — Я спросил.
— Проверяет твои намерения, — сказал Миллард. — Хорошие они или плохие.
Я почувствовал, как легкий жар поднимается у меня на лбу, там, где были сосредоточены глаза молодого человека. Я уже собирался пожаловаться, когда он посмотрел на охранников и кивнул.
Нас впустили внутрь, затем провели по каменному коридору, мерцающему газовыми фонарями и гулко отдающемуся гулом толпы.
Нур шла рядом со мной.
— Это было очень тщательно, — сказала она подозрительно.
— Они, должно быть, беспокоятся о психах, — сказал я.
— Я их не виню, — ответил Гораций. — Представь, что кто-то взорвал бомбу в этом месте. Это было бы девяносто процентов имбрин с Великобритании, не говоря уже о нескольких со всего мира, уничтоженных в мгновение ока.
— Спасибо за утешительную мысль, — ответила Нур. — Теперь я чувствую себя гораздо спокойнее.
Енох дразнил меня всю оставшуюся часть пути по коридору, кланяясь и танцуя, пока я не покраснел от смущения.
— Прошу прощения, мистер Портман, сюда, мистер Портман! У вас на сапогах пятно грязи, мистер Портман, могу я его вылизать?
— Не будь ослом, — сказала Нур. — Он никогда никого не попросил бы так обращаться с ним.
Енох поклонился еще ниже.
— Мне очень жаль, если я когда-нибудь обидел вас, мадам.
Она игриво толкнула его, и он притворился, что наткнулся на стену, за что извинился и поклонился, а потом мы все рассмеялись. Было приятно смеяться и видеть, как смеется Нур, хотя бы на мгновение.
Коридор закончился, и мы оказались на верхнем этаже большого лекционного зала, который на самом деле вовсе не был лекционным залом, сообщил мне Гораций. Это была старая операционная, спроектированная так, чтобы зрители могли наблюдать за ужасной работой хирургов. Сидения располагались на уровне грубых деревянных скамей, расположенных концентрически и смотревших вниз на круглый пол, в центре которого находилась платформа размером с тело. Повсюду горели газовые лампы в гигантских люстрах, свисавших с потолка, и в железных канделябрах, обрамлявших стены.
Мы спустились на второй этаж и сели на длинную изогнутую скамью, предназначенную для нас. Остальная часть театра быстро заполнялась.
— Эта комната была построена как часть медицинской школы, — сказал Гораций, — но твари использовали ее для проведения ужасных экспериментов над странными существами. Пересадка частей животных на человеческие тела. Пытаясь создать гибридную пустоту. Переключать мозги людей только для того, чтобы посмотреть, что произойдет. Видите, металлическую решетку под платформой? Это было для того, чтобы поймать все…
— Я понял, — сказал я, поднимая руку.
— Прости. Иногда единственный способ выбросить плохие картинки из головы — это поделиться ими с другими людьми. И я знаю, что это эгоистично.
— Все в порядке, — сказал я, чувствуя себя немного виноватым. — Ты можешь мне рассказать.
— Нет, нет, я не обязан. Я знаю, что это отвратительно.
Несколько секунд он молчал. Его колено задрожало. Казалось, он вот-вот лопнет.
Я посмотрел на него.
— Давай.
— Она должна была впитать все внутренности и кровь, — быстро сказал он. — Для этого и была решетка. И запах был якобы неописуемый. — Он тяжело вздохнул.
— Чувствуешь себя лучше?
Он одарил меня застенчивой улыбкой.
— Намного.
Зал был заполнен почти наполовину. Сейчас в Акре проживало более сотни странных людей, и почти все они присутствовали. Все были напуганы разрушением, и они не собирались пропустить то, что, как они надеялись, наконец-то станет объяснением.
К своему удивлению, я узнал в толпе множество людей. Улисс Критчли сел рядом со своей когортой в черном костюме из отдела Светских дел, которая шумно шикала на окружающих. Напротив, нас сидела театральная труппа мисс Гракл, только что вернувшаяся с репетиции и все еще одетая от шеи до пят в диковинные костюмы животных. В ряду под ними сидели Харон и его дородные кузены, все в одинаковых черных одеждах, хотя только Харон носил поднятый капюшон; четверо кузенов никогда этого не делали. У них были прекрасные серебристые волосы, но лица выглядели молодыми, а сильные челюсти и высокие скулы притягивали долгие взгляды — хотя кузены, перешептываясь между собой, казалось, почти не замечали этого. Рядом с ними извивалась кучка полу рыбьих обитателей Канавы: Зуд, его жена и двое чешуйчатых детей. Они сидели, ворча, в плохо сидящей одежде и растекающейся по ступенькам лужице воды, время от времени брызгаясь из грязной бутылки из-под сельтерской, и выглядели так, словно считали секунды, пока не смогут раздеться и вернуться в Канаву.
На верхнем уровне комнаты стояли полдюжины стражей порядка и молодой человек, который изучал нас глазами. Они внимательно наблюдали за толпой.
Я тоже удивился, заметив нескольких американцев: Антуана Ламота, слишком гордого, чтобы сидеть, в енотовой шубе, которая шевелилась сама по себе; долговязого телохранителя в шортах западного стиля и кожаной куртке с бахромой; еще нескольких из его северного клана, которых я узнал по Марроубону, но чьих имен не знал. Еще больше я удивился, увидев нескольких детей прорицателей: Пола, Ферн и Алену, все они были в своих лучших воскресных нарядах, Пол нервничал, а девочки в широкополых шляпах хладнокровно наблюдали за происходящим. Я сделал мысленную пометку найти их после собрания, поприветствовать и спросить, как они добрались до Акра. Это было не маленькое путешествие, чтобы добраться сюда из их петли в Портале, штат Джорджия; это означало бы либо полет на самолете, либо ту же самую долгую поездку в Нью-Йорк, которую мы с друзьями совершили, чтобы добраться до соединительной петли Акра там.
В нескольких рядах от меня сидело еще больше американцев, которых я давно не видел, в том числе несколько так называемых Неприкасаемых Догфейса: мальчик с пульсирующим и, возможно, разумным нарывом на шее; полуженщина, Хэтти-Полукровка, сидевшая на коленях у клыкастой бородавочницы; и еще двое, с которыми я встречался лишь мельком и в темноте. Они сидели, перешептываясь, указывая то на одно, то на другое. У меня было такое чувство, что они оценивают нас, и я не мог не задаться вопросом, что они думают.
Эмма заметила, что я смотрю на них.
— Я не знаю, почему имбрины впустили их в Акр, — сказала она. — Возможно, они и помогли нам немного, когда ситуация стала действительно опасной, но они все еще просто кучка наемников, насколько я понимаю.
— Я доверяю им настолько, насколько могу бросить, — сказал Енох.
— Я тоже, — согласилась Бронвин.
Енох закатил глаза.
— Ты можешь забросить их далеко.
— У меня доверчивая натура.
Мне было интересно, здесь ли сам Догфейс, когда я услышал, как кто-то выкрикнул мое имя, и я обернулся, чтобы увидеть, как он спускается по ряду над нами, скривив рот в пушистой усмешке.
— Ну, кто если не знаменитый Джейкоб Портман и его льстивые друзья. Ты всегда всех выводишь из себя, не так ли? — Где они, куда они исчезли теперь? Особенно твои многочисленные поклонницы. — Он подмигнул Эмме, и я стиснул зубы, в то время как она покраснела еще сильнее.
— Чего ты хочешь? — рявкнула она.
— Что это за приветствие? — спросил он. — Разве я не спас тебе жизнь, когда видел тебя в последний раз?
— В последний раз, когда мы вас видели, вы вымогали у нас непомерную сумму денег только для того, чтобы сделать то, что любой порядочный человек сделал бы по доброте душевной, — сказала Эмма.
— Я никогда не претендовал на порядочность. И между прочим, проценты по-твоему наполовину оплаченному долгу быстро растут. Но я здесь не для того, чтобы собирать деньги. Мы просто пришли засвидетельствовать свое почтение перед началом шоу.
За Догфейсом следовали Анжелика, преследуемая, как обычно, маленьким темным облачком и выражением угрюмой скорби, и Крушила Донован, долговязый, в элегантном коричневом костюме и красном галстуке, с напомаженными волосами. Наблюдая за ними, я понял, что понятия не имею, кто еще был в банде странностей Анжелики, и что за странные способности были у Крушилы, кроме крайней самоуверенности.
— Я думала, вы все ненавидите друг друга, — сказала Эмма.
Анжелика опустила глаза. — Мы можем отложить в сторону наши разногласия, когда того требует ситуация.
— И что это за ситуация? — Я спросил.
— Вы приехали жить к нам в Акр? — спросила Оливия, улыбаясь. Оливия автоматически была добра ко всем и явно понятия не имела, что эти американцы в какой-то момент пытались купить нас.
Крушила расхохотался.
— Жить здесь? С тобой? — Его легкий ирландский акцент превратил «с тобой?» в «ведьму?»[3]
Анжелика бросила на него мрачный взгляд, как будто они должны были вести себя наилучшим образом, и Крушила подавил смех.
— Лео Бернхэм не может быть здесь, — сказала она, — поэтому он приказал нам прийти от его имени. Он попросил нас изучить, как ваши имбрины управляют делами. Понаблюдать за вашим, э-э… — она огляделась и не смогла скрыть отвращения, — образом жизни.
— Чтобы посмотреть, не сделали ли вы каких-нибудь новшеств, политических или организационных, мы могли бы использовать их для себя, — сказал Крушила.
— Скорее, смогут ли они нас уничтожить, — прошептал Енох мне на ухо.
— Пришел посмотреть, как живет другая половина, а? — спросил Хью.
— Убого, судя по всему, — возразил Догфейс.
Хью плюнул в него пчелой. Догфейс пригнулся, когда пчела пролетела мимо его уха, обогнула голову и бумерангом вернулась в рот Хью.
— Это гораздо цивилизованней, чем то, как вы, варвары, поступаете, — сказал Хью, усмехнувшись, когда Догфейс зарычал на него.
На другом конце большой комнаты один из обитателей Канавы рыгнул достаточно громко, чтобы все услышали, и фонтан грязной воды брызнул из его рта на кузенов Харона, которые обернулись и пригрозили поджарить их всех до единого.
— Это самая отвратительная петля, в которой я когда-либо создавала облако! — воскликнула Анжелика, но тут же вздохнула с облегчением — как будто выдержка этого в другой момент смогла бы убить ее.
— Ты не можешь судить о нашем образе жизни по этому месту, — раздраженно сказала Эмма. — Так много наших петель было разрушено, когда твари напали на них несколько месяцев назад, и мы все были запихнуты сюда, как выжившие на спасательной шлюпке. Мы едва начали приспосабливаться.
— Конечно, конечно, — сказал Крушила. — А когда это будет сделано, то что?
— Мы вернемся к тому, как все было, — сказала Клэр. В ее голосе звучала такая надежда, что ни у кого из нас не хватило духу разбить ее, но это была полная фантазия в свете того, что имбрины собирались объявить.
Догфейс опустился на колени рядом с Клэр.
— И тебе понравилось, как обстоят деkf? — сказал он детским голосом. — Когда имбрины обращаются с вами как со школьниками?
— Они этого не делают! — запротестовала Клэр.
— А разве нет? — спросила Анжелика.
— У нас будет больше права голоса, чем раньше, — сказала Бронвин, защищаясь.
Крушила солидно поднял бровь.
— Имбрины обещали, — сказала Клэр.
Догфейс подавил очередной смешок. Мне не терпелось поскорее начать презентацию имбрин.
Эмма встала со своего места и расправила плечи, чтобы встретиться лицом к лицу с Догфейсом.
— А ты думаешь, в Америке намного лучше? С несколькими сильными людьми, действующими как главари банд, контролируя всех угрозами и запугиванием? Вынуждены воровать, чтобы заработать себе на жизнь? Постоянно воюют и дерутся друг с другом? Боитесь проникнуть на территорию соперника из страха попасть в плен? Как можно так жить?
Анжелика гордо вскинула голову.
— Ты говоришь, как человек, который не прожил бы и недели в этом странном Нью-Йорке.
Крушила был более тактичным.
— Я не говорю, что нет места для улучшения. Вот почему мы пришли. Но, по крайней мере, мы командуем внутри наших собственных петель.
— Вы попали в порочный круг насилия и преступлений, — сказал Миллард. — Твоя свобода — иллюзия.
Догфейс усмехнулся.
— По крайней мере, мы сами выбираем время для сна, избалованный ты, инфантильный…
— Мы пришли не для того, чтобы сражаться с ними, — перебил его Крушила.
Догфейс надулся.
— Я и не планировал.
— А ты не можешь просто вести себя прилично? — сказала ему Клэр. — Тебе было бы легче в жизни, не так ли?
Вечная ухмылка Догфейса исчезла.
— Вы выглядите как «мои Неприкасаемые», а я выгляжу так, как выгляжу, это нелегко. Может быть, такие хорошенькие девочки, как ты, и могут позволить себе вести себя прилично, — он произнес это с полным презрением, — но я не могу. Так что я бизнесмен, выживший. Они называют меня кляксой на земле, тараканом с шерстью. Все в порядке. Я буду тараканом, который все еще будет стоять, когда этот мир рассыплется в прах. — Он повернулся, чтобы уйти, но остановился. — О, и я не согласен с тем, что нас заставляют воровать. Для меня это страсть. — Он раскрыл ладонь и вынул из нее маленький медальон на серебряной цепочке.
— Эй! — крикнула Оливия. — Это мое!
Он ухмыльнулся, бросил ей его на колени и ушел, забрав с собой двух других американцев.
— Очень неприятно, — сказал Гораций, махнув рукой в воздухе, как бы отгоняя зловоние.
— У них хватило наглости, — сказала Эмма. — Если бы не имбрины, они бы сейчас воевали, убивая друг друга из-за какого-нибудь пыльного старого спора.
— Эх, забудь о них, — сказал Енох. — Похоже, мы вот-вот начнем.
Внизу, на операционном столе, открылась дверь, и один за другим из нее вышел весь Совет Имбрин.
Толпа затихла, когда девять имбрин мрачно вышли на сцену: мисс Сапсан была первой и выглядела еще серьезнее, чем обычно. Потом появилась мисс Кукушка, чей золотистый брючный костюм и серебристые волосы напомнили мне Дэвида Боуи. Мисс Бабакс последовала за ней в белом платье и белых перчатках — смелый выбор для этой грязной петли. Затем появилась мисс Черный Дрозд с открытым третьим глазом, осматривая комнату в поисках опасности. Мисс Гагара и мисс Боболинк, о которых я почти ничего не знал, следовали за ней по пятам, а за ними — мисс Баклан из Ирландии. Эддисон встал на задние лапы и поднял лапу в знак приветствия, когда вошла мисс Королек, и, наконец, появилась мисс Зарянка, которую выкатили на сцену Франческа и Беттина, две ее любимые имбрины-ученицы.
Эсмеральда Зарянка была самой старшей и могущественной из всех имбрин, наставницей, которая обучала большую часть ныне живущих имбрин Великобритании и всех тех, кто жил до нас. Но она выглядела старше и слабее, чем когда-либо, тощая женщина, закутанная в толстую шаль. Она выглядела почти такой же хрупкой, как и в первый раз, когда мы встретились, когда она влетела в дом мисс Сапсан с шокирующими новостями о набеге пустоты, и даже хуже, чем, когда я видел ее раньше днем, как будто то, что имбрины обсуждали на их встрече, лишило ее большей части оставшихся сил. Я просто надеялся, что она сможет продержаться достаточно долго, чтобы пройти через собрание.
Последними в дверь вошли еще четверо стражей порядка, которые заняли позиции вокруг сцены и встали по стойке «смирно». Франческа и Беттина ушли, закрыв за собой маленькую дверь, а мисс Сапсан прошла в центр операционной, встала у жуткого помоста для трупов, словно это была кафедра, и начала говорить.
— Мои странные собратья. Некоторые из вас, возможно, догадались, почему мы созвали вас сюда сегодня, а другие будут удивлены. Я не собираюсь долго держать вас в напряжении. Совсем недавно мы праздновали победу над тварями в битве при Грейвхилле. Мы храбро сражались и одержали победу, и я могу сказать от имени всех имбрин, присутствующих сегодня, что мы очень гордимся вами: теми, кто сражался, а также теми, кто выстоял здесь, в Дьявольском Акре, несмотря на опасность, кто с упорством и твердостью цели продолжал работать над восстановлением наших петель и нашего общества, даже находясь под угрозой такой страшной угрозы. — Она помолчала. Я чувствовал, как все в комнате подались вперед на своих местах, как на крючках. — Но, скажу прямо, произошло ужасное событие, которое мы всеми силами пытались предотвратить. — Ее голос гремел, чему способствовала необычная акустика комнаты. — Одна тварь ускользнула от нас в Грейвхилле. Его зовут Персиваль Марнау, и он был старшим лейтенантом Каула. Мы думали, что помешали ему достичь цели тварей, и хотя мы нанесли ему неудачи и уничтожили его боевые силы, я с сожалением должна сказать вам, что мы не смогли положить конец его планам.