Что до мастера Бренна, то он понял, что план не сработал, когда Освальд не вернулся на поляну, куда чародей открыл ему портал, к вечеру того же дня.
Снова пришлось прибегнуть к помощи каменной фигурки птицы — ее теперь мастер Бренн и Равенна использовали по очереди. Хотя чувствовали себя после того, как прибегали к ее чарам, оба весьма скверно. Но Равенна, в силу относительной молодости, держалась все же получше.
С помощью зачарованных птиц Бренн и его ученица следили за передвижением одербургского войска. Обнаружили они и Освальда. Тот оказался жив, но был связан.
Сиградд предложил было отбить плененного вора, подобравшись к нему с помощью магического портала. Но его соратники дружно это предложение отвергли.
Во-первых, силы были не те, чтобы посреди целого войска устраивать вылазку. Обоих волшебников в команде обессилили чары с птицами. А вдвоем Сиградд и сэр Андерс много бы не навоевали. Как бы ни был могуч первый, и каким бы умелым бойцом ни слыл второй.
Во-вторых, то обстоятельство, что Освальда не убили за его поступок (хоть и не удавшийся — Нора по-прежнему ехала рядом с герцогом) означало, что он ей или тому же Карлу Дерзкому зачем-то нужен.
А для чего может быть нужен пленник? Скорее всего, предположил Бренн, как заложник, он же лишний козырь в переговорах. То есть, герцог и его союзница, в общем-то, не прочь были заключить сделку.
Но заключить — с кем? Едва ли с королем. Какое дело его величеству до незадачливого убийцы, в жилах которого к тому же не было ни капли благородной крови. Не говоря уж о том, что вторжение войска Одербурга в Нордфалию по смыслу и означало: с королем разговаривать и торговаться ни Нора, ни герцог не собираются.
Так что, решил мастер Бренн, эти двое поняли, что противостоит им не только король со своим воинством. Но и некто, ведущий свою игру. И герцог с Норой заинтересованы в этом некто. Не прочь переманить на свою сторону. Хотя бы временно.
Заинтересованы в нем, мастере Бренне.
А что ему тоже есть смысл пойти им навстречу (помимо необходимости спасти Освальда, разумеется), чародей понял, когда глазами птицы понаблюдал за битвой между ратями Нордфалии и Одербурга. И став свидетелем победы последнего.
Понял… а, точнее, укрепился в таком мнении.
Магический портал открылся на том же поле, где гуляла Нора. Буквально в паре шагов от нее — светящийся проем прямо в воздухе. Место подсказала Равенна, несколько мгновений назад обозревавшая поле глазами одной из ворон.
Мастер Бренн шагнул на утоптанную множеством конских копыт и человеческих ног траву. От последнего использования каменной фигурки птицы сам он успел оправиться. И потому выглядел более-менее уверенно, держался твердо. Слабости не выказывая. Хоть и опирался на посох. Но для его возраста это было простительно.
— Колдун, — с ноткой торжества поприветствовала его Нора, — так я и знала, что ты придешь.
Что в деле действительно участвует чародей и следит за нею, женщина поняла, еще днем ранее заметив, как то одна, то другая птица неотступно следует за войском не один час. Кружит, как будто что-то высматривает. Хотя почему «как будто»?
— Рад, что не разочаровал, миледи, — вежливо молвил мастер Бренн.
— Ваше высочество, — поправила его Нора, — а еще лучше, ваше величество. Потому что занять трон для меня теперь вопрос времени. После сегодняшней битвы, в которой войско моего никчемного папочки только что в клочья не разорвали.
— Как будет угодно, ваше высочество, — ответил Бренн учтиво, но особенно выделив последние два слова. Как бы подчеркнув, что именовать стоящую перед ним женщину королевским титулом несколько рановато.
Однако Нора как будто не слышала, что он сказал. Так воодушевила и вскружила ей голову недавняя победа.
— Надеюсь, с сединой к тебе пришла мудрость, — говорила она, — и ее хватит, чтобы понять и признать: не за тех ты, колдун, в драку полез. Никто теперь не помешает нам дойти до Каллена и скинуть папашу с трона. Я же, взойдя на него… знай, колдун, что я умею быть благодарной тем, кто помогал мне. Как и мстить тем, кто мешал. А за попытку меня прирезать… я, конечно, не люблю инквизиторов… этих злобных ханжей. Но тебя, колдун, с ними с удовольствием познакомлю. И да, у нас в руках твой человек.
Сделав паузу — на мгновение, не больше — женщина добавила:
— Осмелюсь спросить, что со всем этим ты собираешься делать?
Вопрос прозвучал бы не без учтивости. Если б не ирония в голосе.
— Понимаю и осознаю, — было ей ответом, — но кое в чем позволю себе не согласиться.
— Даже так? — Нора удивленно выгнула бровь. А на отсутствие желаемого ею обращения «ваше высочество» или «ваше величество» как будто и внимания не обратила.
— Вы выиграли одно сражение, — начал мастер Бренн, — не войну. Войско Альбрехта Третьего по-прежнему на ходу, сохранив большую часть численности. Кто или что помешает ему ударить снова, учтя прежние ошибки… и пополнив ряды? Или изводить вас мелкими подлыми наскоками? Или найти удобное место на вашем пути и занять оборону?
Нора уже открыла рот, чтобы что-то ответить и возразить. Но собеседник ее продолжал, не давая возможности и слова вставить.
— Это раз… ваше высочество, — были его слова, — теперь два. Сегодняшнюю битву — я видел — вы выиграли во многом благодаря счастливому случаю. Помощи, пришедшей с неожиданной стороны.
— В таких делах случайностей и неожиданностей не бывает, — теперь уж не выдержала и с апломбом заявила Нора, — это для непосвященных… тех, кто не знает почти ничего, сегодняшний… поворот в сражении мог показаться случайным.
Но тут же прикусила язык. Вовремя сообразив, что не стоит выдавать этому человеку (остававшемуся ей врагом) все свои козыри. И всех союзников.
— Вы вот призывали меня к мудрости, — продолжил Бренн, — но не грех проявить это качество и самой… ваше высочество. Эти люди, что пришли к вам на помощь. Да, пока они на вашей стороне. Но так и воинство ваше до сих пор шло ненаселенными или почти ненаселенными землями. Скоро это изменится… поселений будет побольше, встречаться они будут чаще. И тогда… сами скажите, ваше высочество. Останутся ли эти люди на вашей стороне, когда увидят, что славная герцогская рать не освобождать народ пришла и не восстанавливать справедливость. Но начнет грабить и жечь деревни. А там у кого-то родственники, друзья.
Нора растеряно замолчала. Крыть этот довод ей было нечем. Да и не задумывалась даже над такой возможностью. И вкус победы уже не казался таким же сладким.
А мастер Бренн охотно добавил еще дегтя:
— И третье, последнее. Даже если вы дойдете до Каллена, сам город вам не взять. Я отвечаю за свои слова, сам только что оттуда. Видел, насколько высоки и прочны городские стены… а есть ведь еще и стены королевского замка. Даже если вы с герцогом преуспеете в штурме… в чем, повторяю, я сильно сомневаюсь, вашей добычей станет пепелище и трупы. Не самый соблазнительный удел, согласитесь. Быть королевой пепелища.
— Однако… — начала было Нора, но старик опять ее перебил.
— Однако если король внезапно скончается… как и его приближенный, граф Дитрих фон Бракенгард, а также признанный наследник престола, это приведет к смуте. Знатные роды примутся соперничать между собой за трон и положение при дворе, и всем резко сделается не до войны. При таком раскладе я не исключаю, что кто-нибудь вообще вам может ворота открыть. В надежде на поддержку и кое-какие привилегии.
— Хм… заманчиво, — только и могла сказать его собеседница. — Как понимаю, ты, колдун, готов это устроить.
А про себя признала, что смерть нужных людей устроить колдуну вполне по силам. Сама же хранила в ожидании нужного часа волосок его тусклого сиятельства. С тем же прицелом. Собеседник же Норы был не просто колдуном, но явно превосходил в мастерстве ее саму. Те же порталы открывать, например, самозваная королевская дочь не умела.
— В обмен на жизнь и свободу своего человека. Так?
Мастер Бренн молча кивнул.
— А не слишком ли щедрое предложение? — с недоверием вопрошала Нора. — За какого-то дурня, возомнившего себя наемным убийцей, прямо-таки единственная возможность выиграть войну… если верить тебе самому, колдун. Либо ты себя не ценишь… либо имеешь еще какой-то скрытый интерес. Я права?
— Пожалуй, глупо отрицать… но да, — отвечал чародей, — в королевстве у меня есть враги, и это не Святая инквизиция. Не только она, во всяком случае. Мне необходима королевская поддержка против них. В том числе дворянский титул.
— О! Другой разговор! — радостно воскликнула Нора с видом ребенка, отгадавшего якобы сложную загадку. — А губа-то у тебя не дура, колдун. Ага.
— Собственно, за поддержкой и титулом я вначале и обратился к Альбрехту Третьему. И потому ввязался во всю эту историю. Но теперь понимаю: от нынешнего короля Нордфалии мне защиту не получить. Он и сам-то себя не слишком способен защитить. Вот и приходится искать поддержки… уже на другой стороне. Понимая, что от вашего высочества получить ее будет больше шансов.
— Вашего величества, — здесь не удержалась и поправила его Нора, — как высочество я помочь тебе ничем не могу. Но вот заняв трон…
Затем, хлопнув в ладоши, подвела под разговором черту:
— Значит так. Вот мое предложение. А других не будет. Твоего человека я пока придержу у себя. Но как только до меня дойдет слух о внезапной смерти его никчемного величества, я отпущу твоего горе-убийцу на все четыре стороны. Что до остального…
Нора вздохнула, не то мечтательно, не то с грустью.
— Титулом одарить и все такое прочее я смогу только когда сяду на трон, — молвила она, — стану величеством, не высочеством. Надеюсь, это ты понимаешь? А раньше — никак.
На том порешили и расстались. Нора — внутренне торжествуя от обретения нового союзника и лишнего козыря в борьбе за престол. Тогда как мастер Бренн — несколько удрученно.
Расстались вечером, за которым, как водится, пришла ночь. И тогда Норе поневоле пришлось вспомнить простую истину. Что лучший способ рассмешить Всевышнего — рассказать о своих планах.
11
Именно этой ночью прорвался очередной нарыв в Преисподней. Прямо под тем местом, где встало после битвы войско герцога Одербургского после победы над ратью короля. Воины отдыхали после боя, праздновали победу, знакомились с пополнением — присоединившейся к ним толпе оборванцев да жителями едва избежавшего гибели городка. И не знали, что гной-Скверна уже хлынула вверх, к земле. Затопляя место недавнего сражения, могилы их боевых товарищей да кладбище возле городишки.
Около полуночи, когда почти весь лагерь уснул, первые мертвяки поднялись на ноги и не спеша зашагали к стоянке одербургского войска. Почему-то именно оно привлекло умертвий, пробужденных Скверной. Хотя понятно, почему. Именно там они почуяли больше всего живой плоти поблизости — такой желанной для мертвяков, терзаемых адским голодом.
При себе эти первые из сделавшихся ходячими трупов имели мечи, а облачены были в доспехи. Ведь погибли на поле боя. Что теперь давало им кое-какие преимущества в предстоящей схватке с живыми. Точнее, в охоте на них.
Да, на ходу доспехи скрипели и лязгали, передвигаться в них неслышно не было никакой возможности. Но даже шум, издаваемый этими железками, часовые в лагере одербуржцев не смогли истолковать и оценить правильно.
Было понятно, что к лагерю кто-то шел, и не один. Но кто это мог быть в темноте и без факела? Точно не человек, решил, по меньшей мере, один из часовых. А значит, опасаться вроде как некого.
Что до нежити и порождавшей ее Скверны, то в горах она людям почти не досаждала. И теперь за это преимущество кое-кто поплатился.
Один взмах меча, другой — шедшие в авангарде мертвяки, не успев протухнуть, простейшие навыки обращение с оружием тоже сохранили. Часовые пали один за другим. И даже тем, кто успел заметить присутствие умертвий в доспехах рыцарей Нордфалии, на большее времени не хватило. Ни тревогу поднять, ни, тем более, попробовать отбиться, жизнь свою спасая. Нежить умела быть расторопной, когда ей требовалось.
Покончив с часовыми, мертвяки в доспехах двинулись дальше, вглубь лагеря. А за ними, откапываясь из могил, уже шли следующие ходячие трупы. Сохранившиеся куда хуже, но тоже опасные.
Так что вскоре лагерь стоял на ушах — и часа не прошло.
То, что при свете дня было единым, слаженным, а главное, победоносным механизмом под названием «войско», превратилось просто в толпу грубо разбуженных людей — частью пьяных, частью усталых. И не сразу даже понявших, что происходит.
Никто никем не командовал. Даже не пробовал командовать и как-то организовать людей. И теперь каждый из них оказался сам за себя.
Кто-то носился по лабиринту из шатров, точно вспугнутая курица. Кто-то спросонья пытался отбиваться от гниющих трупов, пробужденных Скверной. Кто-то кричал, не то зовя на помощь, не то от боли.
Что-то, разумеется, загорелось — причем сразу в нескольких местах. И теперь огни пожаров освещали сцены паники, хаоса и смерти. Сцены, напоминавшие Преисподнюю, как ее принято было представлять со слов проповедников и изображать на гравюрах. И неуместные в мире живых.
Но самой острой приправой к этому жуткому блюду стали мертвяки, пришедшие с оружием и сохранившие доспехи. Словно павшие рыцари Нордфалии воскресли, чтобы отомстить убившим их врагам. В темноте же, чуть нарушаемой светом факелов и отсветами пожаров они выглядели вовсе воплощением кошмаров.
Освальда нападение мертвяков застигло там же, где он обычно находился последние дни. В одной из обозных телег, связанный и беспомощный. Шум и крики разбудили его. И теперь он тоже кричал, обращаясь к пробегавшим мимо него людям. Хвала Всевышнему — живым.
— Эй! Освободите меня! Дайте мне меч! Я тоже хочу сражаться с этими тварями! Я ненавижу мертвяков, как и вы!
Что на лагерь напала именно нежить, вор понял по возгласам одного из одербуржцев, оказавшегося неподалеку. Прежнее ремесло приучило Освальда быть внимательным, обращать на все внимание, выделяя главное. А слух сделало острым, как у лесного зверя.
— Клянусь, я не сбегу! Развяжите! Дайте мне меч!
Но… не меньше десятка одербуржцев успели промчаться мимо, и ни один даже не остановился. Даже внимания не обратил на его отчаянные просьбы. До чужака ли, когда приходится собственную шкуру спасать. Тут не всегда о боевых товарищах подумаешь, не то что о каком-то пленнике.
Наконец крики Освальда заставили остановиться одного из воинов герцога. Уже немолодого и оттого не бежавшего, но передвигавшегося быстрым шагом. А может, этот одербуржец был из командиров. И пытался не столько удрать, избегая алчных рук и ртов умертвий, сколько навести в лагере хоть какое-то подобие порядка. Объединить усилия отдельных бойцов, чтобы отбиваться вместе, а не каждому по отдельности.
Как бы то ни было, а мимо пленника этот немолодой вояка просто так не прошел. Но отработанным движением выхватил боевой нож из ножен и… нет, не прирезал Освальда, чтоб не мучился. Хотя вор в тот миг аж сжался весь, именно этого и ожидая. Но, взмахнув разок, другой перерезал веревки.
— Ах-х-х… благодать! — воскликнул вор, слезая с телеги и разминая конечности. — Благодарю…
— Не стоит, — сухо и без тени дружелюбия ответил ему одербуржец, — оружие подберешь себе сам. Для тебя у меня даже иголки лишней не припасено, уж прости. И помни: ты поклялся сражаться и не сбегать. Я слышал.
— О чем разговор, служивый, — молвил Освальд, стараясь, чтобы прозвучало это с дружелюбной веселостью, а не елейно или издевательски.
А про себя подумал, уже пробираясь между шатрами и смотря себе под ноги в поисках оброненного кем-то меча: «Сражаться — это, пожалуйста. По мне лучше сражаться, чем просто погибнуть. Но еще лучше не погибать, а остаться в живых. В остальном же… в хвост и в гриву я не сбегу. Уж теперь-то, когда все так удачно сложилось… для меня, а для вас — наоборот. А тебе, служивый, наука. Столько лет прожить — и поверить клятве вора! Человека, которому нечего терять. А значит, и клятва его ничего не стоит».