Трансляция
1. В поиске
В древности мир прочно покоился на трех слонах, по потом незыблемые основы сгинули в бескрайних просторах космоса, а наша округлившаяся, подобно не очень умному человеку, планета покатилась в неизвестном направлении или, как некоторые считают, в бесконечную протяженность мрака. Сегодня все хотят стать разрушителями устоев, борцами с затхлым консерватизмом. Но осталось ли хоть в чем-то какая-то устойчивость, признанная преемственность? Похоже, нет сегодня ничего прочного, с чем можно развязать опасную войну или, хотя бы, вступить в схватку. И эта дурная (?) бесконечность. Хоть термин и не из физики, или природы, а из противоестественной, как сам абсолютный дух, логики Гегеля, но как точно! Бесконечность - дура, ограниченность - молодец. Так, кажется, сказал Суворов?
Вот-вот, садизм духа. Обычное дело. Я же тогда измывался над гитарой, грезя новым звучанием. Что еще измыслить, находясь в оковах ограниченного, небольшого набора нот? Их всего семь. Это, конечно, не как сосны, которых три, это гораздо больше. Но и не так уж значительно, как мне хотелось бы. Блуждать можно, так многие и делают... но куда тут выйти? А поиск звука - это проще и, как казалось, продуктивнее регулярных упражнений. Что уж говорить. И никакие предостережения Томаса Манна не действовали, а Адриан Леверкюн воспринимался персонажем, на которого следовало равняться. Этот музыкант добился невероятного успеха, преодолев все человеческое, прыгнув выше того, что дает разум - сошел с ума. Дураку этого не дано. Ему не с чего сходить. Струны, между тем как и в былые времена под влиянием других рук, все так же бились о гриф. Вечность и неизменность.
Дрейфуя в этом потоке сознания, я сошел с Иерусалимского трамвая и поспешил на ул. Шмуэль га-Нагид, где располагалась наше репетиционная точка,- милая, маленькая студия в подвале дома начала двадцатого века, красивом здании эпохи модерн. Место замечательное, центр города. Но надолго ли? Квартира-подвал напротив арендовалась йогами. И никакая звукоизоляция не спасала их от приятных звуков музыки, возвращавших души из заоблачных сфер. Йоги не любили искусство. Они жаловались, да. Прекрасные песни им не нравились. А что мы могли поделать? Шёпотом в барабан не ударишь. Ох, боюсь, изведут нас эти сверхчеловеки какими-то своими духовными техниками, порчами-проклятиями. Но пока нить рутины не разрывается. Репетиции идут, а творческие успехи вполне себе на вожделенном уровне.
Я первым добежал до места, скамейки напротив входа, подождал басиста и барабанщика. Встретившись, мы последовали в студию, в ту самую тесную, но вполне достаточную для нас комнату. Много ли физического, материального пространства, по сути пустоты, нужно творческим людям, истинное отечество которых - мир духа. Тем более, что достойная аппаратура вполне способствовала переходу к высшему.
- Вот, неплохо бы вставить варган в "Темный лес". - Сказал я в какой-то момент о наболевшем.
- Варган сегодня - это балалайка вчера. Пошло и неоригинально. Псевдонародничество наших дней. Варган засовывают куда только можно без всякой на то надобности, - парировал басист Арнольд.
- А мы разве играем на оригинальных инструментах?
- Но мы не заявляем инструментами об оригинальности. А варган - ложное заявление.
- Моя цель - не демонстрация оригинальных инструментов. Варган хорошо бы прозвучал в песне. Вот и все. В целом саунд стал бы объемнее, красивее. В этом все дело. Я не выпендриваюсь.
- Кстати, у меня дома завалялась электрическая мандолина. Она только собирает пыль, а жена все время порывается выбросить инструмент. Тебе такое понравится. Хочешь, я тебе подарю? Но на репетицию, пожалуйста, не приноси его, очень прошу.
- У меня как раз нет пылесоса. Я с радостью обзаведусь чудесным устройством. Спасибо, Арнольд.
2. Обретение
Да-да, я тогда предавался болезненным грезам о неслыханном инструменте, о том, как чудодейственный звук заменит пошлое умение, порождение непочетных тренировок, постыдного упорного труда.
И момент настал. Разумеется, я с большой радостью принял от Арнольда редкий инструмент,электромандолину "Крунк", выпущенную в далекие семидесятые на Ереванской экспериментальной фабрике музыкальных инструментов. Артефакт сохранился в идеальном состоянии. Нигде ни выбоин, ни царапин, все исправно работало. Конечно, современному изнеженному цивилизацией человеку сложно выжимать из этого приличный в музыкальном сообществе звук. Кривой порожек, криво набитые лады... Зато резкий, сильный, очень четкий, выразительный саунд я нашел любопытным. Мне кажется, простое и техничное соло на этой мандолине - то, что я искал.
- Арнольд, а ты сам-то играл на этом девайсе?
- Когда-то я много экспериментировал со звуком. Хотел найти необычный тембр. Но со временем сам для себя решил, что очень хорошая гитара лучше очень плохой мандолины, как ни крути. Я для себя сделал такой вывод, - важно играть, а не экспериментировать с разными звенящими-шелестящими дубинками, скворечниками с проволокой, производенными мебельными фабриками или просто мастерами-садистами, мстящими музыкантам из зависти, от обиды, что их собственные карьеры не состоялись.
- Но иногда все же хочется выйти за обычные, привычные рамки, пределы, прорваться за горизонт. Пусть даже и через уход к истокам, к корням, к первобытным дубинкам.
- Есть такой путь, конечно, подобно свинье искать трюфель в грязной почве под ногами. Теперь у тебя есть такая возможность. Этот инструмент плохо строит или, точнее, совсем не строит. С ним легко выйти за пределы, навязанные семью привычными нотами. Это для тех, кто находит гармонию в любых разладах.
- Непричесанный звук имеет свое очарование. Слишком гладкая, слишком правильная музыка скучна.
- О, да, наслаждайся волшебным миром играющего мимо нот инструмента. Кстати, мандолина фонит. Впрочем, как раз это, кажется, исправимо. Но я не умею.
- Ничего, я разберусь.
3. Фон
И разбирался. Но не с этим. Играть на новом инструмента весело. Не осознаешь недостаточности умения, радуешься новым звукам. Но была и чудовищная, требующая решения проблема, - мандолина, как и предупреждал меня Арнольд, ужасно фонила. Заземление и изоляцию я откладывал, - прочь от земли и ограниченности к высотам свободного творчества! В конце концов, появляться с этой мандолиной на концерте или даже на репетиции я пока не собирался. А в самой проблеме виделась некая героическая борьба, - мандолина сама издает звуки, которые я не готов принять. Я же, вопреки всему, навязываю строптивому инструменту свои представления о музыке.
И вот, как-то, вырвался из оков обычного графика, - условился со знакомой певицой выпить кофе в центре города. Авось, что-то из этого выйдет. Нашей музыкальной группе не помешал бы интересный вокал.
Краткие вступления о текущем положении дел быстро мутировали в воспоминания о "былом и думах". И певица ошарашила трюизмом:
- Как же все всегда фонило!
- Фон - это не главное. У меня была гитара, которая меня била током.
- Наверное, было за что.
- Я думаю, просто такой, вот, у нас с ней был союз без любви... Ах, кстати, о фоне. У меня есть забавный инструмент, который и сегодня его генерирует в огромном количестве.
- Молодец, создаешь, значит, фоновую музыку.
- Без особого старания, следует сказать.
- Припоминается случай, произошедший в давние годы у нас в музыкальной школе... Хотя... Нет. Этого, возможно, никогда и не было. Речь о мифе, легенде. Я сама не видела. В моем детстве знакомые рассказывали такую историю. При нашей музыкальной школе состоял вокально-инструментальный ансамбль "Одуванчик". Это правда, не возразишь. Название идиотское, в него трудно поверить. Но вполне правдивое и в духе времени, детское, пионерское. Но слушай дальше. Гитарист этого состава - по совместительству мастер-самородок. Он все время что-то паял-клеил. Вслушиваясь в фон славной гитары, созданной ленинградской фабрикой музыкальных инструментов им. Луначарского, парень распознал звуки радио. Это сразу навело его на гениальные мысли и подтолкнуло к экспериментам, которые скоро дали поразительный результат. Небольшая доработка позволила гитаристу ловить гитарой БиБиСи и Голос Америки.
- Сила мысли. Наверняка этот парень слушал западную музыку, рок какой-то... Вот и призвал Севу Новгородцева.
- Ну, я считаю, все эти духовные связи действуют иначе, не так просто. Нет такого, что коммунисту является Ленин, пушкинисту Пушкин, а битломану Леннон. Астральный мир - мир эмоций, а не словесных формулировок. Кроме того, здесь триггером может служить не только любовь, но и ненависть. Да и ритуал, инструменты, используемые в нем в значительной степени определяют результат. А еще время и историческая эпоха, и астрологическая не могут не воздействовать. Там, где в средние века являлась Дева Мария, сегодня, скорее всего, заявится какой-то инопланетянин с Альфы Центавры.
Я осмотрелся вокруг и ощутил взгляд пустоты. Внутри похолодело без всякой осознаваемой причины. Не хватало явления пророка. Окружающий меня вязкий мрак силился что-то сообщить... даже сообщал. Но я не мог перевести его взгляд, его послание в словесные формулы... И все. Разговор принял более практическое направление. Необходимое о духовном - сказано, а кто не понял, тому и не надо.
4. Выход на связь
Пробуждение. Выходной. Ожидаемых вещих снов на меня не снизошло. Вселенная пока демонстративно молчала. Я включил мандолину. Фон проявился сильнее обычного. Появились потрескивания. Я пропел из оперы Прокофьева: "Если ты, производящий стуки, действительно демон и если ты слышишь мои слова, постучи три раза!" Фон внезапно прекратился. А за этой оглушающей тишиной последовало три отчетливых щелчка. Я удивился, забеспокоился, сердце упало, на душе похолодело, - остается только хорохориться. Не для публики. Ее не было. Но как еще приободриться, вернуться в норму? Тогда я сказал, глупой шуткой подавляя страх: "Духи, духи! - Га, га, га". Но ответом был треск, за которым едва различимо угадывались слова: "Саша, Саша, Саша, Саша, Саша, Саша."
- Я пока помню, как меня зовут, - я почувствовал дрожь в собственном голосе.
- А меня узнаешь? - заскрипел фон.
- Нет, что в имени мне твоем, - я переиначил фразу Пушкина.
- Как же деградировали люди! Не помнят своих великих учителей.
За что? Я же помню Пушкина! Но все, - шум ослаб и слов за ним больше не прослушивалось. Играть я не мог. Меня охватило неописуемое возбуждение. Я все выключил, поставил мандолину и вышел на улицу.
Знакомые пути через грязные каменные джунгли вели к скверу. Там немного деревьев, количество их приблизительно равно числу нот, и можно соврать себе про свежий воздух в этом отдельно взятом месте. В голове возникла мысль: "А не позвонить ли Арнольду? Демонический голос мог обращаться и к нему во время борьбы с мандолиной за качественный звук?" Но нет. О чем я ? Я же хорошо знаю этого человека. Он не станет общаться с шумом. Он не попытается угадать в треске слова. Даже если демон вещал предельно отчетливо, Арнольд зачислил его во вредные суеверия. Так мне кажется. По крайней мере, звонить точно не стоит. Что я скажу? Я различил в треске слова? Но ведь это может быть простой фантазией. Я помню, в детстве в стуке проезжающих поездов я различал истории или простые музыкальные фрагменты. Воображение играет со мной, оно заполняет возникающую пустоту. Это как галлюцинации в катакомбах. В юности я много бродил в этих бескрайних подземельях. Стоило выключить свет и остаться в полной тишине и темноте, как мозг начинал предлагать звуки и образы, создавать галлюцинации. И теперь. Я пребывал в одиночестве, включил музыкальный инструмент и вообразил в нем своего собеседника. И кто пытался установить со мной связь? Какие-то "учители учителей" плотно засели в электрической мандолине. Самый ожидаемый гость - Гермес Трисмегист. Мои помыслы были обращены к нему с самой зари туманной юности. А, может, Аполлоний Тианский, друг и соратник Элифаса Леви, в совершенстве овладевший изящным греческим слогом, а потому и настоящий мессия в отличии от малограмотного Иисуса. Ах, но это же все вздорный поток сознания! Пора обратиться к главному русскому вопросу - "Что делать?" Позвонить Татьяне, певице, с которой я вчера приятно беседовал в кафе! Все происшествие несомненно связано с нашим диалогом. Но не буду заводить речь о говорящей мандолине, просто вернусь в исходную точку, чтобы потом двинуться в другом направлении.