– Ага, так нам и отдадут! – хмыкает Тиморис.
– Сначала выясним, кто тут, враги или друзья, – говорит Эгорд.
– Да вы чего, в самом деле думаете...
Тиморис осекается, отмахивается.
– А-а, кого я уговариваю...
Милита пускает дракона кругами вниз.
– Не вижу радости, приятель. Хотел же облазить все уголки мира. Вдруг там одна из твоих дочек?
====== ЧАСТЬ 2. Глава 11 ======
Глава 11
Милита сажает дракона у вершины скалы, на просторной площадке, в скале зияет провал пещеры, сбоку от площадки спускается тропинка. Отсюда частокол щупалец внушительнее.
Остров намешан из камней и травы, зелень мутная, кажется высохшей. Деревьев почти нет, одни подражания – остролистые кустарники.
Со стороны тропы – просторы равнин, рваные полоски ручьев, ветер взъерошивает траву, высокие колосья трутся, рождают низкий вездесущий шепот, будто равнина – огромная гортанная пленка: дрожит, выпускает таинственные слова.
С другой стороны все загромождено скалами.
Тиморис смотрит на щупальца
– Эгорд, ты-то что здесь забыл? Мне тут не нравится...
– Милита все равно бы приземлилась, – отвечает Эгорд.
– Переубедил бы, она ж твоя подружка, я бы поддержал.
– Уже не та, которую знал. Если бы всерьез ополчились...
– Что? Убила бы?
– Ну, если бы не убила, то бросила бы в океан или высадила на рифы.
– Хорошая подружка...
– Прежняя Милита и слова бы грубого не сказала. Называла меня старшим братом.
– Мда-а-а... И какой бес ее укусил?
– Зарах. Не укусил, а убил.
– Он же вроде убил ее мужа.
– Милита была частью Витора. Зарах убил Витора, Милита не смогла жить. Ее тоже убил Зарах.
Тиморис задумчиво хмурит лоб, оба наблюдают за немертвой. Девушка закрадывается в пещеру, впереди светится лук, магический луч тетивы натянут, стрела готова сорваться во тьму. Через минуту выходит расслабленной походкой, заводит дракона внутрь.
Морщины Тимориса разглаживаются, глаза как монеты.
– Значит, девчушка рвется мстить за себя?
На сей раз задумываетя Эгорд. Через какое-то время произносит:
– Получается, да...
– Забавно, – говорит Тиморис. – Какая, оказывается, эгоистка. Хэ!
Милита выходит, тут же сворачивает к тропе.
Тиморис догоняет, тычет в черное пятно, где исчез дракон.
– А его не украдут?
– Пусть попробуют, – нахально заявляет Милита. – Нам же легче, будет дракону обед, не придется кормить.
Эгорд шагает в хвосте, мысли где-то далеко, не в этом времени...
Тропа вьется вокруг отвесного склона, узкая полоска непрерывно заворачивает за стену, дальше нескольких шагов не открывает, края рассыпчатые, топот сопровождается шуршанием падающих крошек.
Лук Милиты наготове, Тиморис вытаскивает из-за спины копье, длинная жердь постоянно за что-то цепляется, бьет по шлему, воин с проклятиями возвращает оружие на место. Эгорд рассматривает щупальца, кажутся все более устрашающими, будто глубинные монстры хотят сожрать остров до последнего камешка, а немое безмолвие – какой-то ритуал застольного этикета, сейчас закончат и приступят...
Эгорд путается в мыслях... Витор был частью жизни, такой привычной, естественной, как солнце, небо, воздух. Друг погиб, и умер кусок жизни Эгорда. Так себя почувствует человек, если мир погрузится в вечную тьму, вместо неба нависнет низкий потолок, а воздух станет ядовитым. Больше не поговорить с Витором у камина за чашкой горячего напитка, не заручиться его советом, не пройтись вместе по заповедным уголкам света, слушая его размеренные повествования, не попасть в очередную переделку, не спасти друг другу жизнь в тысячу первый раз...
Той жизни больше нет. Зарах ее отнял... у Эгорда.
Эгорд идет мстить... за Витора?
Или за себя, как Милита?
А Витор сам по себе... ничего... не значит?
Эгорд вбивает кулак в скальный гранит, хрустит то ли камень, то ли кость, боль на секунду ослепляет, смывает злобу. Тиморис подпрыгивает, на развороте спотыкается, задница ударяется о тропу.
– Ты чего?!
Милита смотрит искоса, из-под краешка улыбки вылезает клык.
– Пустяки, – цедит Эгорд. – Увидел скорпиона, рука дернулась придавить. Не люблю их.
Тиморис с трудом поднимается.
– Надеюсь, этот Захер, или как там его, похож на скорпиона. Мне даже не придется вмешиваться.
– Представь себе, почти угадал, – говорит Милита со смешком.
– Эй-эй, без подробностей! – протестует Тиморис. – Можно хоть перед героической смертью пожить без ночных кошмаров!
Тропинка идет на спуск, а стена скалы, что загораживает половину острова, снижается, каменный занавес уползает под ноги, открывает цветастую картину...
Широкий кусок равнины в горном полукольце сплошь зарос поселением, как мхом. Белокаменные домики с плетеными крышами и пузырями дворов теснятся между хаотичной сетью улиц, выделяется главная – широкая, с толстыми светлыми колеями, тянется от внешнего края селения до самого большого, в три этажа, дома, что прижимается к крутому склону скалы.
Эгорд не без помощи заклинания всматривается в вершину этой скалы, что-то в ней не так...
Милита перехватывает взгляд.
– Вижу, – кивает, белоснежное сияние глаз ликующе мерцает. – Это крепость. Не такая большая, как у Клессы, но крепость. И хорошо замаскирована под рельеф. Если удастся подойти ближе, могу снять морок. Чую, туда-то нам и нужно...
– Туда как раз не нужно, – осторожно вклинивается Тиморис.
– Когда на свет вылезал, тоже так думал? – осведомляется Милита.
Эгорд выходит вперед.
– Тиморис прав, туда не нужно. По крайней мере, пока. Сначала узнаем, что там и можем ли войти мирно. Милита, спрячь лук.
Немертвая режет взглядом обоих, но объятое лиловой маной оружие исчезает под плащом.
Жители в светлых одеждах бродят медленно и как-то стадно, будто утомленные тысячами лет призраки в огромном братском склепе. И все же белый муравейник живет далеко не угнетенной жизнью, можно разглядеть фигуры работяг: таскают мешки, чинят повозку. А вон толпа гуляк, что-то пьют из пузатых бутылей, девушки копаются на грядках, коровы мычат, звенят колокольчиками...
Одна из белых точек замирает. Вторая, третья, десяток...
Как по команде замирают все.
Черты разглядеть трудно, но Эгорд уверен, все до единого лица повернуты к незваным гостям.
Троица спускается по холмам, втекает в главную дорогу, между колеями, Эгорд впереди, Милита и Тиморис следуют вровень друг с другом.
Слева и справа проплывают челюсти оград, стены домов чуть наклонены, как у пирамид, к окнам липнут круглые лица, глаза напуганные, но любопытные. Сельчане выглядывают из-за углов, заборов, соседних улиц, некоторые решаются по-хозяйски стоять у обочины, провожать пристальными взглядами, скрестив руки на груди или уперев в бока, надменно задрав голову или буравя исподлобья.
Эгорд старается не показывать тревоги, походка прямая, неспешная.
Тиморис озирается осторожно, даже принюхивается, как заяц, подозревающий кусты в сокрытии голодной волчьей стаи, голова чуть вжата в плечи... Но взгляд натыкается на первую девушку – и лицо расплывается в счастливой улыбке, глаза как у доброго ручного пса. Девушка краснеет, прыгает за спину сурового детины, но остренький носик и пунцовые щечки выглядывают из-за плеча с такой веселой жадностью, что Тиморис вот-вот взвизгнет от радости. Теперь воин похож на азартного грибника, голова крутится, выискивает исключительно женские мордашки.
Милита пронзает всех откровенной неприязнью, пальцы пульсируютот соблазна вернуть лук, белое сияние глаз тускнеет, перетекает в черную жижу, сельчане в ужасе отшатываются от выпуклых провалов тьмы.
Проходят между крупными строениями – кузницей и таверной. Трехэтажный дом уже близко, смотрит на незнакомцев глазницами окон, скалится парапетами балконов и тяжелыми створками двери под тенью крыльца.
Дорогу преграждает ровная шеренга могучих селян, за ней бурлит толпа мелких, боязливых, но любопытных человечков: щуплые мужички, подростки, жены...
Эгорд останавливается, спина ощущает напряженность Тимориса и ненависть Милиты.
В центре – седой старец: волосы, борода и усы падают до пояса, сливаются в полосатый туман на таком же белом подпоясанном балахоне. Опирается на толстый посох, лоб перевязан блестящей, как сталь, лентой. Видимо, староста. Справа кузнец, в руках молот и раскаленные щипцы, фартук грязный, голова как куст, из лохматой растительности давит враждебный взгляд. Слева дородный вспотевший усач, черная тучка под мясистым носом такая пухлая, что губ не видно, лысина горит звездой, толстяк малость потерян, на гостей не смотрит, наверное, не знает, как реагировать, ждет приговора старосты.
– Мир вам, добрые люди! – как можно искреннее произносит Эгорд, легкий поклон.
– И вам легкой дороги, странники, – степенно басит старец, кивает в ответном поклоне. – Я Деймус, староста нашего безымянного убежища. Новые люди на нашем острове – редкость. Какими судьбами, мимоходом или же намеренно? Если к нам, то с каким умыслом, добрым или темным?
– Плывем в земли демонов, на битву с великим злом. – Эгорд решает про костяного дракона молчать. – Наша яхта причалила к скалам на другом конце острова, судно спрятали, обошли скалы, оказались на равнинах. Припасы кончаются, ищем ягоды, зверей, птиц, да хоть коренья, природа здесь скупая.
Деймус молчит подозрительно долго, наконец, спрашивает:
– Как же проплыли мимо стражей?
Толпа озабоченно гудит, перешептывается.
– Вы о спрутах?
Эгорд делает шаг в сторону, указывает на Милиту.
– Наша спутница сведуща в тайной магии, ее чары сделали яхту незаметной.
Лицо немертвой искажено бороздами, длинными, кривыми, словно когти виверны. Грудь часто вздымается от свирепого дыхания, в глазах по-прежнему мрак.
Эгорд опускает руку ей на плечо, взгляд умоляет держать себя в руках. Внешность Милиты внушает неподготовленным страх, воин-маг рассчитывает, что Деймус и остальные поверят в ее способность обманывать спрутов.
Милита дышит медленнее, глубже. Гримаса постепенно тает, глаза светлеют, в них воцаряется сумеречный оттенок, под цвет ее кожи. Эгорд немного расслабляется, снимает руку: и то хлеб, по крайней мере, в драку не кинется.
– Путники здесь – редкость, – наконец говорит Деймус. – А великие воины и маги, достойные бросить вызов демонам, – впервые. Будьте же нашими гостями, могучие герои!
Деймус поворачивается к народу, руки к небу, потрясает посохом, голос накрывает все селение:
– Братья и сестры мои! Великий праздник, ликуйте же за посланную богами честь! К нам пожаловали храбрые и сильные герои, плывущие на доблестную гибель с неравным врагом во имя мира и справедливости. Они желают окрепнуть перед сражением, пополнить запасы и поделиться частицей храбрости и силы! Слава героям!
– Слава!!! – взрываются голоса, подбрасываются сотни рук.
Толпа вихрем кружит со всех сторон, Эгорд даже не успевает сообразить, откуда-то тут же возникают цветы, подносы с хлебом и колбасами, кувшины с молоком, горшочки с медом, в нос хлещут пряные запахи. Смех, визг, возгласы, песни, троицу купают в пестрых голосах, улыбках, осыпают лепестками.
Тиморис увешан девушками, рожа красная будто спьяну, глазищи светятся жирными бликами, сейчас от довольства вывалится язык... Белокожие и смуглые, пышнотелые и малышки, волосы как лучи, длинные и прямые, или ведьмины – пышные витки черной проволоки, а то и рыжие как пламя... И все как одна улыбчивые, ластятся, в глазах недвусмысленная жажда.
Воин ошалело смотрит на Эгорда.
– Дружище! Если у меня здесь и нет дочки, то будет! И не одна!
Милита держится на удивление стоически. Даже позволяет пихать себе в руки всякую съедобную гадость, обвешивать веночками, только лицо как замок от сокровищницы – тяжелое, хмурое и не взломать.
Деймус приглашает в дом, быкоподобные мужи выстраиваются в коридор, троица кое-как протискивается от пьяной весельем толпы.
Дверь закрывается, голоса резко приглушаются, Эгорд и Милита сваливают дары на стол в углу, немертвая снимает цветочный мусор, брезгливо отряхивается.
Староста проводит в просторную комнату с длинным столом, белая скатерть как глазурь, суетятся служанки, бегут цепочкой туда-сюда, одно за другим с волшебной скоростью появляются блюда, из кухни валит мучной туман. Входят кузнец и лысый толстяк.
– Это Волдур.
Староста указывает на кузнеца, затем на толстяка.
– А это Луф, хозяин таверны. Вторые люди в селении после меня.
Начинают звенеть вилки и ножи, розовощекие девушки в передниках накладывают салаты, разливают по кубкам вино и мед. Меж зубов хрустит жареная мясная корочка, Эгорд макает мягкие волокна говядины в холодный острый соус, отправляет в рот, отламывает хлебный ломоть, пористая плоть запеченного теста выбрасывает вьюны пара.
Тиморис трескает за обе щеки: мясо, суп, салаты, вино, квас, на зависть хомякам. Милита, как обычно, открывает рот – и любая еда превращается в облако зыбкого черного тумана, втягивается в клыкастый провал. Сотрапезники и служанки костятся с ужасом, но внимания тактично не обращают, если не считать лезущих на лбы глаз и скачущие кадыки.
– Больше сотни лет назад, – рассказывает Деймус, – корабль переселенцев попал в шторм и разбился об утесы этого острова. Так и появилась наша община. А когда через двенадцать лет к берегу причалил случайный фрегат, никто уплывать не хотел. На острове жертвы кораблекрушения добились того, ради чего переселялись, – покоя. Мы, разумеется, тех времен не застали, но мало что изменилось. Можно уверенно говорить о наших предках как о нас.
Волдур и Луф поддакивают, кузнец мрачно, наверное, он ко всем так, а хозяин таверны счастливо: наконец-то понял, что перед ним уважаемые люди, можно улыбаться и любезничать без задних мыслей.
– Никто нас в этом водном захолустье не трогает, – продолжает Деймус, – нет денег, воров, войн. Живем как большая крепкая семья. Но семье иногда нужно разбавлять кровь, дабы не погрязнуть в кровосмешении и уродствах. Поэтому вы, дорогие гости, как всегда вовремя.
Тиморис блаженно улыбается, уже представляет, как будет разбавлять эту самую кровь.
– А что за крепость на вершине горы? – в голосе Милиты нотка требования, будто явилась законная наследница острова.
Деймус поджимает губы, прячет глаза, кузнец и толстяк тоже сбиты с толку, явно не ожидали каверзного вопроса, на который, безусловно, знают ответ. Все трое переглядываются, Деймус неохотно говорит:
– Там живут три мага. Нашли нас много лет назад, сделали из скалы крепость. С тех пор живут, не трогают. Как живут и чем занимаются, не знаем. Но говоря честно, мы несказанно рады такому соседству.
– Мы кормим, а они нас лечат и защищают, – простодушно мычит Луф, вытирает с лысины пот.
– Да уж, – ворчливо говорит Волдур. – Девять лет назад спруты, которых приручили маги, разнесли в хлам пиратский корабль, не меньше пятнадцати головорезов. Страшно подумать, что бы с нами сделали, если б не маги.
Деймус решительно бьет посохом в пол.
– А теперь и подавно нужна защита. Наступление демонов докатывается и до нас. Сегодня, незадолго до вашего прихода, над островом видели дракона.
Теперь переглядываются гости. Тиморис нервно ерзает, жует медленнее, Милита стягивает к переносице морщины недовольства, на лице будто черная звезда.
– А согласятся ли маги встретиться? – дипломатично спрашивает Эгорд.
Волдур и Луф слегка отстраняются, будто гость сообщил, что болен заразной смертельной болезнью. Деймус даже не пытается заручиться их безмолвной поддержкой, видимо, за встречи магов с чужаками или местными отвечает только он и никто иной.
– Маги редко желают видеть кого бы то ни было, – осторожно выговаривает староста. – Мы уважаем их право на покой. И все же ради таких героев осмелюсь навестить сегодня наших защитников, поведаю о вас и ваших благих намерениях, изложу вашу просьбу.
– Благодарю за честь, – склоняет голову Эгорд. – И спасибо за щедрый стол. Рассчитывать не смели...