Конрад греб с остервенением, с непонятной злобой, выплевывая тяжелые воспоминания:
– Но вот, сорок один год назад, если ты знаешь, произошло событие, после которого постепенно исчезли почти все старые религиозные верования Треснувших королевств. Ты знаешь, о чем я говорю?
– Об упавшей звезде в горах Шаркады и о пришествии Темного пророка?
Конрад кивнул, стерев капли воды со лба. Ливень стих. Капитан продолжил повествование:
– Да. Когда этот человек спустился с гор Шаркады в один ясный утренний день, ровно через три дня после упавшей звезды, в Королевстве было все относительно спокойно. Правивший в то время король был уже стар, а пятеро сыновей подрастали, ни в чем не уступая друг другу. И всем им было плевать на Утреннюю Звезду, и на то, как толковали ее падение храмы старых богов. До поры до времени…
Ян внимательно слушал. Он знал историю появления Отступника лишь в общих чертах. Конрад продолжал:
–Темный Пророк, чью фигуру окутывал струящийся черным облаком плащ с капюшоном, пошел по городам Королевства. Он говорил страшные вещи людям. Предсказывая междоусобную войну, голод и болезни, пророк нажил множество врагов среди поклонников древних богов, знати и колдунов высшего и среднего звена. Его не раз пытались убить, как ты, наверное, знаешь из истории Королевства, но незримая сила хорошо охраняла его. Лишь после того, как спустившийся с гор Шаркады мановением руки остановил сердца сотни тяжелых королевских конников, посланных его уничтожить, король и остальные вынуждены были прислушаться к его словам, признав его могущество.
Темный Пророк заявил себя вестником пришествия в Королевство нового бога, которого он называл непонятным именем «Отступник», или «Отринувший судьбу». Жрец храма Живородящей Воды, Эрто Мауно, один из умнейших людей того времени, высчитал по звездам, что этот бог, очевидно, был изгнан из одного близкого к нам мира, но, что более вероятно, просто расширял свои владения. Рассчитав, что вмешательство нового бога рушит лабиринты судеб Королевства, Мауно пришел к выводу, что новый бог – бунтарь, плюющий на судьбу и на законы мироздания.
Мнение Мауно разделили жрецы остальных храмов Солнечного огня, Матери Земли и Отца Неба. Служители заговорили о необходимости изгнания Темного Пророка из Королевства, или о его уничтожении.
Темный Пророк успел за несколько месяцев собрать огромное количество сторонников. Творя чудеса именем нового бога, этот человек (впрочем, о том, человеком ли он был, до сих пор гадают лучшие умы) необыкновенной силой привлек на свою сторону множество дворян и простых жителей Королевства. Началась гражданская война, длившаяся пять долгих, кровавых лет. Пророчества сбывались, силою того, из чьих уст они исходили. Это была первая междоусобица, начавшаяся на религиозной почве.
Знать, присягнувшая разным сторонам, измотала друг друга и страну. Победителей в войне не оказалось. Зато жертв было предостаточно. Темный Пророк начал использовать магию, доселе невиданную ни в Королевстве, ни за его пределами. Из ниоткуда в тонкие миры стали просачиваться предвестники – странные существа, прекрасные обликом и могущественные, со своими свитами из тварей, ранее никогда не встречавшихся жрецам и магам стихийного толка. А стихийная магия всегда была основной для Королевства, Северных империй и Рыжих островов. Далее этих земель интересы новоявленного божества не простирались. Со стороны древних богов на помощь людям приходили стихийные существа. Но Темный Пророк применил практику человеческих жертвоприношений. Жрецы старых храмов, не знавшие прежде, как использовать силу умирающего на алтаре, были поражены возможностями этого рода чародейства.
Темный Пророк впервые прилюдно воскресил человека и вернул его семье, которую, однако, тот впоследствии жестоко зарезал. Заклинание вызвало Магический Шторм, и именно с тех лет начали свою деятельность пресловутые видергенгеры (возвращенцы с того света), разных мастей и способностей. Чудеса Темного пророка, настолько чуждые устоявшемуся за долгие тысячелетия миру стихийной ворожбы и стихийных богов, вызвали глобальные перевороты в тонких мирах и борьба шла на всех фронтах. Стали появляться одержимые демонами люди, которые ввиду душевной слабости открывали лазейки тварям в тайники своего сознания. Пять долгих лет, пока королевство, словно зеркало, треснувшее на десятки осколков, залечивало раны, люди были вынуждены жить и мириться с Магическими Штормами, вызываемыми столкновением чуждых друг другу составляющих ворожбы. Жрецы немногих уцелевших храмов научились предсказывать Шторма, но не знали, как с ними бороться. Не смог уничтожить их и Темный Пророк, который стал невольным виновником их происхождения. Толи он не предвидел их, а может просто воспринял как неизбежный побочный эффект. Магические Шторма стали источником новых видов ворожбы. Магия стала во много разнообразнее и искуснее стихийной прежней ворожбы и чар Темного Пророка. Магические Шторма были чистой незамутненной энергией, использовать ее мог даже самый захудалый деревенский знахарь, имеющий даже кроху природного чутья. В мире вырастала новая сила, новые люди и существа, с которыми надо было считаться. Ситуация накалилась и война стала опасна для обеих сторон. Поняв, наконец, что война уничтожит всех и вся, Темный Пророк, обосновавшийся в первом пещерном храме Отступника внутри утесов Шаркады, получил видение от повелителя, явившегося к нему в образе прекрасного ребенка в железной короне. Отринувший Судьбу велел своему вассалу остепениться и предложить силам старых богов объединение. Фактически, почувствовав нешуточный отпор, Отступник согласился на меньшее, нежели на абсолютную власть над Треснувшими Королевствами. Темный Пророк пошел на мировую, выдвинув ряд условий. Корона и старые боги согласились. Наступил шаткий и хрупкий мир. Сторонники Темного Пророка воздвигли ряд Храмов в крупных городах королевства. Центром же религиозной жизни поклонников бога, отвоевавшего место под солнцем, стал монастырь Утренней Звезды, расположенный глубоко в горах Шаркады. Главным догматом новой веры стало признание Отступника богом – творцом, повелителем жизни и смерти. А символом Отринувшего Судьбу стала пятиконечная звезда в круге, означавшая вечное падение в бездну и вечное движение к выходу из нее – символ чуждый и необычный, трактовок которого впоследствии было немало.
Пересмотрели свои взгляды и храмы четырех стихий. Отступник принес в Королевства понятие о бесконечности человеческого бытия и о понятии «духа». Мысль о том, что человек, как считалось ранее, со смертью переходит в полное небытие, вдруг показалась многим далеко не привлекательной. От старых богов уходили, изменяя им. И в последние годы их храмов почти не осталось. Утренняя Звезда уже несколько лет претендовала на то, чтобы стать государственной конфессией Треснувших королевств. И если учесть, что герцог Гендин фон Клауре и его дочь Инесса исповедуют культ Сына Утренней Зари, то можно ожидать, что новая религия после коронации герцога получит этот статус.
В итоге получилось так, что хитрый новый бог, Темный Пророк которого давно умер, все равно оказался победителем в многолетней схватке идей. Стихийная ворожба лишилась своей божественной прежней основы. Она, превратившись в один из разрядов ворожбы всеобщей, вобрала в себя магию жизни и смерти Утренней звезды, заклинания Элементов, а так же наследие Магических Штормов, которые до сих пор выплескивали новые виды воздействий на тонкие миры. Новые существа, как опасные и жестокие, не сумевшие приспособиться к жизни с людьми, так и нейтральные по отношению к человеку, появлялись все реже и реже, так как Стража, новая могущественная организация, протянувшая щупальца по всем королевствам, своими действиями препятствовала любым проявлениям нарушения спокойствия и мира, включая ворожбу. Строгие регламенты по чародейским занятиям, редко подпадавшие под изменения и дополнения, стали законом для доброй половины территорий Треснувших королевств, с усилением политической роли Гендина фон Клауре ворожба стала редким явлением, а последний Магический Шторм случился двадцать семь лет назад, когда к моей матери, безутешной вдове, ночью постучался человек, которому она не смогла отказать в ласке… Потом они встречались еще несколько раз. Мать не могла противиться взгляду черных глаз ночного незнакомца. Это был инкуб, как потом классифицировали такой класс созданий Шторма колдуны Стражи.
Андерас, до того слушавший Конрада открыв рот, вдруг встрепенулся:
–Но, герр Капитан! Как же ваша мать осталась жива? Ведь инкубы и их женские ипостаси – суккубы иссушают жизненные силы жертвы до капли? Или, проще говоря, трахают их до смерти!
Конраду не очень понравилось грубое сравнение барда, но в целом Ян был прав. Таер сам не понимал, как мать смогла забеременеть от демона.
– Очевидно, здесь была любовь… Или сильная страсть с обоих сторон. Не знаю.
Ян прошептал:
–Любовь. Везде одна любовь, а я…
Конрад махнул рукой:
– Брось, Ян. От любви одни хлопоты, уж поверь мне.
Андераса продолжало мучить любопытство. Он снова задал капитану вопрос:
– Ну и что было дальше? Как сложилась ваша жизнь?
Стражник в задумчивости почесал щетину на смуглом лице.
– Мать умерла при родах. Амулет, что на моей шее, повесила она перед смертью. Родня, узнавшая из сплетен о связи матери с созданием Шторма, отказалась от меня. Все детство я провел в приюте, находящемся под властью только что открывшегося в Шленхау монастыря Утренней Звезды. Отсюда и такие знания истории Королевства. В монастыре я пережил вторую междоусобицу и страшную чуму, которая обошла храм стороной. Я многим обязан служителям Утренней Звезды, хотя мне не нравятся их простые, некрасивые обряды.
–Жертвоприношения?
–Нет. На это Король не согласился. Они теперь приносят в жертву животных по своим праздникам, которых не много, по особо значимым дням льют на алтари свою кровь, но без убийств. Пришествие Темного Пророка, Праздник Откровения, День Примирения, и, самый почитаемый праздник – День гордыни Творца. Последователи Отступника считают, что он сотворил мир, руководствуясь гордыней и честолюбием, и это утверждение может быть истинным. Я сам так думал ранее, пока не стал колдуном Стражи. Там мы больше интересуемся теорией Магических Штормов. Мне и многим другим кажется, что мир возник вследствие одного из них. Но я отвлекся…
–Что с вами случилось дальше?
– Все, к чему меня готовили с детства, то есть к служению, не радовало мой беспокойный дух. Из монастыря, я бежал, едва достигнув совершеннолетия. Податься мне было некуда, а тут как раз Стража набирала новичков в свои ряды, поубавившиеся после войны и мора. Так что я с шестнадцати лет на службе короля. А теперь – герцога.
– Герр Конрад, позвольте спросить, а вы обычный человек? У вас могут быть дети?
Стражник пожал плечами:
– Я отлично вижу в темноте, почти как днем, только в серых цветах. На мне заживают раны, как на собаке. Легкие раны, конечно. В храме, когда я был ребенком, мне сказали, что со временем я открою новые возможности в себе, но пока я не наблюдал их проявления… А насчет детей… Ян, прекрати меня пугать!
Ян захохотал, но, вдруг, его густые брови сдвинулись, бард вытаращил глаза, всматриваясь вперед.
– Направо. Впереди препятствие.
Конрад, сидевший у кормового весла, послушно повернул лодку вправо, а Ян своим веслом застопорил ход плоскодонки.
Речку перекрыла упавшая огромная толстая сосна, еще совсем сырая. На ветках рыжели многочисленные иголки.
Внимательно осмотрев препятствие, Ян заключил:
– Придется обносить по берегу. Странно, наверное, упало недавно. Я пару месяцев назад был в здешних местах и не помню этой сосны.
Они повернули, но вдруг Ян, с подозрением косящийся на рухнувшую лесную великаншу, прошептал:
– Стойте, господин Таер! Ради всех богов! Смотрите, она явно срублена!
Конрад посмотрел на основание сосны и увидел, что дерево действительно рухнуло под топорами. Кто-то явно решил сделать здесь отличное местечко для засады на рыбаков и путников.
– Разбойники… – проскрипел зубами Ян.
Стараясь не поднимать веслами шума, они причалили.
Конрад спустил ноги в воду, и стоя по колено в иле, привязал плоскодонку к ветке сосны. Ян зарядил арбалет.
Словно два диких камышовых кота, путники ловко взобрались на пологий склон, обогнули верхушку сосны и ползком, приминая сырую от прошедшего ливня траву, стали продвигаться к видневшемуся вдалеке краешку лесного гребешка.
Вскоре они услышали звуки человеческой речи.
Это был чей-то дружный гогот вперемешку с отборными ругательствами. Порой гогот перекрывал властный спокойный голос, очевидно принадлежавший вожаку банды. Изредка слышался чей-то скорбный плачущий голосок, дребезжащий старческой немощью.
Сцена, свидетелями которой невольно стали наши герои, была воистину бесчеловечна.
Возле старой, покрытой уродливыми наростами, березы, росшей на отшибе, стоял круг людей явно разбойничьей наружности. Все были с оружием, за спиной у каждого было по охотничьему луку.
Они стояли у березы кругом, уставив загорелые, ухмыляющиеся лица вниз, в яму, которую, надрываясь, из последних сил копал убогого вида маленький сухой старичок, с клочком бороды и длинными спутанными седыми волосами. На старческом, покрытом пятнами, сморенном, словно печеное яблоко лице, проложили дорожки слезы.
–Рой, рой, червяк! – гоготали разбойники – если там нет клада, считай, что ты труп! Понял, старый пень?
Конрад стиснул зубы. Он впервые видел, чтобы так глумились над стариком.
Дед вдруг бросил заступ, посмотрел подслеповатыми глазами на огромного, щербатого главаря, с красным от выпивки лицом, и плюнул вверх, стоя на дне уже довольно глубокой ямы, стараясь попасть в лицо разбойника. Плевок не долетел до цели и повис каплей на штанине бандита. Тот рассвирепел и вытащил из-за пояса зазубренный нож. Товарищи удержали его.
– Погоди, Кай! Этот лозоходец еще не отрыл нам клад! Пусть постарается!
– Рой, пьянь манцарская! – рявкнул главарь – если понадобиться, будешь рыть до того самого ада, в который ты веришь!
Старик молчал.
Главарь опустился на корточки и с дрожью в голосе, ласково сказал:
– Будешь упрямиться, Нагаш, я сегодня же навещу в Зеленых полянах твою внучку. Ваше племя, манцар, давно мозолит всем нам глаза. Знаешь, что мы с ней сделаем? А? Мы опоганим твой «свет в окошке», отдерем ее так, что она треснет по швам, как ветхое платье! Понял меня, старик? А тебя мы закопаем в этой яме, если сегодня ты не доберешься до клада, который, якобы, нащупала твоя лоза.
Старый лозоходец, потрясая маленьким сухими кулачками, кричал на своем языке кочевников ругательства и проклятия, на что ему отвечали гоготом. Затем старик, вдруг, снова взяв заступ, с мрачной одержимостью стал ковырять суглинок на дне ямы.
Конраду опротивело зрелище унижения беззащитного кочевника. Он приподнялся. Ян схватил его за ногу:
– Куда вы? Их пятеро! У них луки!
Конрад вырвался и спокойно пошел вперед, ступая по колено в высокой сырой траве.
– Простите, уважаемые, но я хотел бы знать, что здесь происходит? – спокойно и невозмутимо проговорил Конрад, подойдя к разбойникам со спины.
Все бандиты как один повернулись. Увидев одинокого человека с коротким мечом в руке, они успокоились, деловито достали луки из-за спин и наложили охотничьи стрелы на тетивы. Конрад внимательно смотрел, как разбойники поднимают луки.
– Только попробуйте, – тихо сказал Конрад – Жить надоело? – он сплюнул на траву.
– Он блефует! – крикнул один из разбойников, низкого роста, пухлый, как большой навозный шар. Он натянул тетиву, но вдруг сложился пополам и захрипел. В животе у разбойника торчал арбалетный болт. Наконечник, перебив позвоночник, выглянул из спины. Разбойник задергался в агонии, изо рта пошла густая, темная кровь.
Я – капитан стражи Шленхау! – крикнул Конрад и потряс левой рукой пряжку пояса с виверной. Поляна окружена. Только двиньтесь – и вы все покойники.
Один из разбойников взвыл от страха и, бросив лук, словно кабан, помчался в сторону леса. Остальные остались на месте. Главарь, ухмыльнувшись щербатым ртом, резко вскинул лук и выстрелил в заросли осоки, где прятался Ян. Там вдруг раздался крик, и менестрель выбежал из своего убежища, зажимая правое плечо, в котором торчала стрела. Петляя, как заяц, бард добежал до склона и прыгнул вниз.