– Таф!
Неведомая сила отбросила нападавших к самым стенам залы. Раздались стоны и проклятия. Время для отступления было выиграно.
– Уходим! – скомандовал Вальдерас.
За его спиной раздался яростный голос царицы:
– Ты все равно сдохнешь, бледнокожее отродье!
Вальдерас обернулся, уже боковым зрением заметив движение ее руки, посылающей ему в спину нож.
– Таф! – успел он выкрикнуть, направив ладонь с руной в сторону летящего ножа.
Отброшенный той же неведомой силой, нож отлетел обратно – и впился в горло Альманты.
Руна отняла все его силы. В глазах потемнело, а звуки из внешнего мира доносились глухо, как будто уши залило воском. Ноги подкашивались.
– Бальвир, поддерживай его, Нартор, прикрывай сзади! – приглушенно доносились до Вальдераса команды Рагдара.
Как они добрались до конюшни, он помнил смутно, лишь иногда различая отблески взлетавшего меча Кханка.
Друзья ушли от погони и позволили лошадям идти неспешным шагом. Ни один не представлял, что делать дальше: возвращение в Ульм означало встречу с Нардхом, по приказу которого, скорее всего, и действовал Марвин. Но кроме Ульма идти было некуда.
Каждый из них погрузился в невеселые мысли, и вдруг Рагдар расхохотался. Остальные недоуменно воззрились на него.
– Рагдар? – спросил Вальдерас.
– Я… я смеюсь над тем, как Атальпас нас испытывают. В двенадцать лет мы были вдвоем против десяти. Помнишь, Нартор? Потом мы с тобой – против четырнадцати. Сегодня мы были вчетвером против сотни. Что завтра? Вчетвером против армии?
Рагдар снова расхохотался. И, несмотря на бедственное положение всех четверых, он хохотал не один.
Царь
– Господин Силлагорон, расскажите, пожалуйста, о государственном устройстве ульмийского царства при Нардхе Сакхаре.
– Государственное управление включало в себя две сферы: светскую и религиозную. Светскими вопросами занимались министры, которых называли амирами. Религиозными – халиты, это жрецы Шести. Амиры и халиты входили в Совет при царе и при его наместниках в любом городе. Конечно, существовала иерархия: первый амир, второй, третий… Так же и с халитами.
– Какую же роль играл сам царь?
– Правитель объединял в своем лице обе ветви власти: с одной стороны, он формально считался первым воином и обязан был принимать вызовы равных на поединки, с другой – называл себя Смертным Братом Шести, и последнее слово в религиозных спорах оставалось за ним.
– Но ведь культ Шести – не единственный в Древней Ханшелле?
– Нет, не единственный, как и в других пяти мирах. Были распространены всевозможные природные культы (например, в Ханшелле очень почитали Ульму, богиню плодородия), которые продолжали существовать еще много поколений после Вальдераса. Но эти культы являлись частью быта и не вошли в атрибутику царской власти. В отличие от культа Шести.
– А как же тесситы?
– На них бы я остановился позже.
Возвращаться в Ульм, не разузнав обстановку, было безрассудно. На разведку отправили Бальвира. Тот привез еду и новости.
– Вальдерас, тебя и первого амира объявили предателями. Якобы вы убили карагартскую царицу, чтоб продолжить войну. А Шалес, пытаясь защитить Альманту, убил амира. Еще говорят, что ты проклятие Шести, что Запределье дало тебе темную силу и тебя следует судить не только за предательство, но и за колдовство. За тебя назначили вознаграждение: столько золота, сколько ты весишь.
– Получается, Шалес действовал по приказу Нардха, – растерянно пробормотал Рагдар. – Значит, не он нас предал …
Такая мысль уже посещала всех четверых. Но никто не смел не то что говорить, а даже думать о таком.
– Нардх верит, что Ульм оскорбил Атальпас и должен принять возмездие. От амира и меня он хотел избавиться, чтобы беспрепятственно сдаться Карагарту. Царь… – голос Вальдераса дрогнул, – царь предал свое царство. Не нас.
– И что нам делать с таким царем? – глухо спросил Нартор.
– Свергнуть. И не смотри на меня так, – поймал он скептический взгляд Нартора. – Поверь, бросить вызов в тринадцать лет тебе было намного страшнее, чем сейчас – царю.
– У нас есть руна. И есть вероятность, что кто-то из сильных родов воспользуется свержением Нардха и объявит царем кого-то из своих. Сошлются на то, что ты проклятие, – прикинул Бальвир шансы на успех.
– Согласен. И я думаю… – Вальдерас многозначительно посмотрел на друзей. – Я уверен, что нам нужна поддержка кого-то из военачальников. Если армия встанет за нас, пусть все эти интриганы плетут заговоры в Запределье.
– А армия встанет за нас? – скептически спросил Бальвир.
– Я был на военных советах и слышал ропот на Нардха. Если я докажу, что приведу Ульм к победе, найдутся такие, которые не захотят менять династию во время войны.
И они начали обдумывать план, шаг за шагом. Им не верилось в счастливое его осуществление, но лучше уж было рискнуть в борьбе за царский венец и Ульм, чем стать безвестными скитальцами, бесславно спасающими свои жизни.
В торговые ворота Ульма они проехали в повозке мельника, скрываясь от стражи среди мешков с мукой. Чтобы не рисковать жизнями друзей понапрасну, Вальдерас оставил их в одной из портовых таверн. Сам же, надвинув на лоб капюшон плаща, отправился к дому военачальника Сотхара.
Гвардейцам у входа Вальдерас назвался вестником убитого первого амира.
– Радхан Шелвис просил передать важное послание господину Сотхару в случае своей гибели, – многозначительно объяснил он воинам, скрывая лицо капюшоном и молясь Атальпас, чтоб его расчет на дружбу между первым амиром и Сотхаром оказался верен.
Поколебавшись и решив, что само по себе признание в связи с первым амиром – рискованный шаг, доказывающий честность помыслов, гвардейцы пропустили посланника, а рабыня проводила его в теун и попросила ждать.
Часы тянулись. Вальдерас обдумывал ясные и простые слова, которые убедили бы Сотхара присоединиться к нему. Но юношу не оставляли беспокойство и страх, что прославленный военачальник прикажет арестовать его и препроводить к Нардху.
Раздались чеканящие шаги. В теун вошел Сотхар. Царевич откинул капюшон.
– Господин Сотхар, приветствую. – Тянуть было ни к чему, Вальдерас решил сразу выяснить, захочет ли военачальник с ним разговаривать или с ходу закует в цепи.
– Царевич?! – Сотхар не ожидал увидеть его, но тем не менее уважительно склонил голову и прижал правую ладонь к левому плечу.
Расценив этот жест как добрый знак, Вальдерас продолжил:
– Ты веришь, что мы с господином Радханом – предатели? – Он намеренно назвал первого амира по имени, надеясь, что оно оживит магию дружбы, которая вынудит Сотхара слушать его благожелательно.
Но военачальник колебался с ответом.
– Сотхар, ты, не боящийся ни меча воина, ни кинжала убийцы, не должен робеть перед звуком слов и правдой, стоящей за ними. К тому же, – Вальдерас грустно усмехнулся, – что бы ты сейчас ни сказал, я не смогу использовать против тебя ни слова. Меня объявили предателем, и мое слово против твоего не стоит ничего.
Сотхар жестом пригласил юношу за чайный столик и уселся сам. Некоторое время он молча изучал прихотливый узор, сложенный из отполированных черепашьих панцирей на столешнице.
– Возможно, – наконец заговорил он, тщательно подбирая слова, – возможно, я не доверяю рассказу Шалеса. Но это не отменит царский указ касательно тебя, царевич.
– В Кодексе ульмийского воина говорится, что царь – это первый воин, ведущий армии царства к победам, а народ к процветанию. Он кузнец цепи времен. Звенья истории, выкованные им, должны рождать гордость в душах мужчин и спокойствие за будущее детей в сердцах женщин. – Вальдерас говорил горячо, в точности повторяя интонации Рагдара, потому что никто не умел говорить о Кодексе ульмийского воина так же убедительно, как он.
– Я помню Кодекс, царевич, к чему сейчас о нем? – поспешно перебил его Сотхар.
– Воин служит не царю, а царству. Цари сменяют друг друга, но нашим детям мы завещаем славное прошлое, спокойное настоящее и могущество, чтобы завоевать великое будущее. Царство – корабль, плывущий по Вечной Ульме времен, а царь – капитан. Матросы подчиняются капитану, но заботятся о корабле. – Вальдерас говорил так страстно, словно заклинал руну, надеясь, что души тоже состоят из дхарм, узор которых можно менять.
– Царевич, я помню Кодекс, – еще тревожнее и раздраженнее повторил Сотхар.
– Куда плывет корабль Ульма, Сотхар? К достойному ли будущему ведет его наш капитан?
– Я не хочу слышать ни намека, ни тени намека на измену, царевич. Уходи из моего дома, пока я не позвал стражу!
Вальдерас встал:
– Куда плывет Ульм, Сотхар? И что ты скажешь сыновьям, когда капитан пустит наш корабль ко дну, потому что считает его проклятым? Кому служишь – царству или царю? Через неделю тебе предстоит выбрать.
Вальдерас вышел, не дав главнокомандующему возможности ни согласиться, ни возразить. Царевич хотел, чтобы Сотхар запомнил его вопрос, а не свой ответ.
Вальдерас потратил четыре дня, чтобы встретиться с теми сторонниками и друзьями первого амира, в надежности которых был более или менее уверен. Стража за ним не приходила. Это значило, что их преданности покойному амиру хватало, по крайней мере, на то, чтоб не выдавать царевича Нардху. Наконец настал день, который Вальдерас называл днем Суда Атальпас.
У них была только та одежда, в которой они покинули Дорожный дворец, и в оставшееся время друзья привели ее в порядок, чтоб выглядеть достойно в глазах Неназываемого, но Многоименного. Когда забрезжило утро назначенного события, утро, в которое они проснулись, не надеясь увидеть вечер, юноши оделись и причесались со всем тщанием и направились к дворцу.
Они поднялись по тридцати шести ступеням к царским вратам. Вальдерас скинул капюшон и выставил правую ладонь с начертанной руной в направлении охранявших вход гвардейцев.
– Я, Вальдерас Сакхара, единственный наследник династии Сакхара, повелеваю вам опустить мечи и не препятствовать мне в моем наследном доме. Иначе я обрушу на вас гнев Атальпас.
Стражники выхватили мечи.
– Таф!
Неведомая сила отбросила воинов прочь, сбила с ног и больно ударила об стену дворца.
– Каждому, кто посмеет встать на моем пути, – Вальдерас говорил, вытянув обе руки и возвысив голос так, чтоб его слышали и те, кто уже подбежал на шум, и те, кто еще спешил к ним, – я снесу голову силой Атальпас! Прочь с дороги!
И он перешагнул порог царского дворца, изо всех сил делая вид, будто руна не ослабила его и он произнесет ее столько раз, сколько понадобится, чтобы защитить себя и друзей.
Гвардейцы и рабы, напуганные неведомой им силой, расступались перед ним, и никто не рискнул воспрепятствовать царевичу по пути в тронный теун. Вальдерас шел, выставив вперед ладони с начертанной на них руной, зная, что друзья прикрывают спину и что он точно проживет те минуты, которые ему нужны, чтобы дойти до Нардха.
Вальдерас и его спутники вступили в тронный теун в мертвой тишине.
Царевич осмотрелся, выискивая среди придворных тех, с кем встречался. Заметив Сотхара и других, он удовлетворенно кивнул сам себе и вперился цепким глазом в Нардха, потерявшего дар речи от дерзости внука.
– Царь Нардх из ульмийской династии Сакхара! Я, Вальдерас Сакхара, твой внук, обвиняю тебя в том, что ты предал свое царство, в том, что ты перестал быть царем Ульма и являешься ставленником Карагарта!
– Как смеешь ты говорить такое царю, бледнокожий ублюдок! Я сам был в Дорожном дворце и видел, как ты убил карагартскую царицу, презрев закон гостеприимства и свой долг перед Ульмом! – Марвин Шалес, храня верность Нардху, выступил вперед, доставая из ножен меч.
– Еще движение, и я надавлю сильнее. – В горло второго мечника уперся клинок Рагдара.
Вальдерас перевел взгляд на Марвина:
– Карагартская царица приказала нас убить. А ты заколол первого амира.
– Твой грязный язык не знает правды, бледнокожее отродье, – ухмыльнулся Марвин, всем видом показывая, что даже клинок у горла не заставит его замолчать.
– Я готов поклясться в истинности своих слов в храмовом портале Атальпас. Я готов поклясться самым дорогим, что у меня есть, – моими друзьями. А ты поклянешься жизнями своих детей, Марвин Шалес? Поклянутся ли в истинности твоего свидетельства гвардейцы, которые выполняли твои приказы в Дорожном дворце?
Вальдерас публично призвал к клятве многих, и Марвин понимал, что мало кто из участников событий в Дорожном дворце рискнет клятвопреступлением навлечь на себя гнев Атальпас.
– Зачем ты явился? – вмешался Нардх.
– Я понимаю, царь, почему ты хотел моей смерти. Из-за проступка моей матери ты считаешь, что навлек гнев Атальпас на Ульм, и в поражении от оружия Карагарта видишь заслуженное возмездие. Но царь должен бороться за свое царство. И неважно, кто враг – Карагарт или Атальпас, для царя нет ничего превыше царства! Ради него стоит побеждать других царей и сражаться даже с демиургами, если понадобится!
– Ты себя слышишь? Святотатец, как ты смеешь даже думать так?! Борьба с Атальпас!
– Атальпас завещали царям быть хранителями своих царств! И это ты, Нардх из династии Сакхара, отступил от их заветов, предавая Ульм Карагарту. А кто из нас прав, могут рассудить только демиурги. К тому же, – Вальдерас усмехнулся, – Атальпас ведь не получили в жертву царскую кровь семнадцать лет назад. Пришло время ее пролить в храмовом круге.
– Тебе известен Талассат… Так ты бросаешь мне вызов, щенок?! – Нардх медленно и грозно поднимался с трона во весь рост.
– Да, царь. Я хочу, чтобы Атальпас рассудили, кто из нас достоин венца.
Нардх не ответил. Время его решений прошло. В истории Ульма случались вызовы царям, если правопреемник мог доказать, что правитель отступил от долга перед царством. Свидетелям вызова предстояло решать, убедил ли Вальдерас ульмийских вельмож в отступничестве Нардха.
В полной тишине командующий Сотхар согнул в локте левую руку и правой ладонью медленно и ритмично начал ударять по левому предплечью. Сначала удары были едва слышны. Но вот к нему присоединился третий амир, а потом командующий северной армией, а после первый казначей… Один за другим люди первого амира, с которыми встречался Вальдерас, подхватывали ритуальный жест, требующий поединка между царем и его преемником, пришедший из темной древности, когда предки ульмийцев еще не знали плуга и следовали со своими женами и скотом за вождем. Вскоре почти все вельможи, бывшие в зале, включились в ритуальное действо.
Вальдерас улыбнулся. Теперь до поединка с Нардхом он и его друзья были неприкосновенны. Рагдар опустил клинок.
Накануне храмового поединка нечеловеческий сон одолел Нардха. Он забылся так глубоко, словно звезда Ахтесса уже призвала его присоединиться к предкам в Полях Вечной Пахоты.
Он оказался в Дарнитской пустоши, и в нос ударили запахи степного разнотравья. Отовсюду исходившее ровное зеленое сияние затмевало свет звезд. «Сон Извне», – с богобоязненным трепетом понял Нардх.
Он в замешательстве стоял на торговой дороге, пересекавшей пустошь, ведущую мимо меловых гор. Вдруг к нему подлетел воробей, опустился и сделал несколько прыжков, словно приглашая следовать за собой. Воробей… Дурной знак, но иных не было.
Он пошел за птицей, и вот она свернула с пути к Южным меловым горам. Сердце ульмийского царя бешено колотилось – Нардх понял, куда воробей его ведет. Он не хотел туда, каждый шаг давался труднее предыдущего, но воробей неумолимо вел его в то проклятое место, куда он семнадцать лет назад зарекся возвращаться …
Нардх приблизился к одной из скал. Сейчас она ничем не отличалась от прочих, но семнадцать лет назад в ней прорубили пещеру, а вход завалили так, чтобы никто не вышел и не зашел. За годы насыпь сгладилась и уже вовсе не походила на творение рук человеческих.