Если вы спросите, как меня зовут, я вам не отвечу, потому что меня еще не придумали. Назовите как хотите. Придумайте мне национальность, год рождения, цвет волос и группу крови. И как его зовут, я тоже не знаю. Иногда вертится какое-то имя на кончике языка – и тут же исчезает. Можете называть его – мой герой. Это я его так про себя зову – мой герой. Именно мой, а не чей-нибудь.
И про это напишите – как чуть погодя он тоже вышел из-за ограждений, и как перед ним тоже расступалась толпа, тоже потихоньку щелкали на телефоны, кто-то подошел, попросил автограф, вы сами придумаете, кто это был, ну пусть будет миловидная девушка, например, подойдет, попросит автограф, захочет поцеловать этого, который вышел из-за ограждений, не решится…
Потом этот, который вышел из-за ограждения, тоже направится в кафе. Он пошел туда не просто так, вернее, сделал вид, что просто так, пообедать пошел, сам устроился рядом со мной, завел разговор, вроде как невзначай, про жизнь… Ну это вы сами придумаете разговор про жизнь, и чтобы ясно было, что он только делает вид, что про жизнь разговаривает, а сам нет-нет да и смотрит, один я или со своим героем.
Я улыбаюсь.
Вежливо отвечаю.
Делаю вид, что героя здесь нет, нет, нет. Я один. Один. Один-одинешенек. Его здесь нет. Нет. Нет. А потом он спросит что-то такое, что мой герой не выдержит, прямо здесь, прямо сейчас (ну вы же напишете это, правда?) вот-вот-вот, и он спросит, и будет смотреть на меня выжидающе, но не слишком пристально – типа, вроде как невзначай спросил, – и будет пауза, секунд несколько, не больше, только каждая секунда растянется лет на тысячу, не меньше. Мой герой будет рваться в бой, я буду удерживать его – за руки, за локти, у нас даже до драки дойдет…
Он эту драку не увидит. Даже не догадается. А потом я отвечу что-нибудь свое, обыденное, и он сдержано улыбнется…
Он…
…у него тоже нет имени.
И ничего нет.
Впрочем, он и сам про себя рассказать может.
А что я могу про него рассказать… Вспоминаю хоть что-нибудь о себе, ничего толком не вспоминается, а нет, вот, было, например… Я скажу ему:
– Ты что творишь? Ты что делаешь, я тебя спрашиваю, ты что делаешь?
Нет, я не скажу, я заору на него – на предыдущего рассказчика. Вот так:
– Ты что творишь, а?
А он изумленно покосится на меня, типа, а чотакова, а я чё, а я ничё…
И я снова заору:
– Ты что творишь?
Он не выдержит и спросит:
– А в чем дело?
Он как должен с Конкордией разговаривать, а? Да он насмехаться должен над этой Конкордией, вроде как вежливо говорит, а сам смеется ей в лицо… про себя…
Слушайте, сложно это, даже не знаю, сыграю я такое или нет…
А я тогда напомню:
За воротами еще четверо стоят.
– Вы же вроде говорили, пятеро?
Тогда я взорвусь, я вообще хорошо умею взрываться:
Слушайте, вы мне тут не паясничайте, или играете, или что…
Потом он будет играть, вы уж напишите, постарайтесь, как он будет играть, как он будет насмехаться над Конкордией, а потом Конкордия что-нибудь ему прикажет, он сделает вид, что выполнил, а на самом деле ничего не выполнит…
Как-то так.
А потом я буду пересматривать, что получилось, это уже потом, потом, тогда-то я увижу, что все эти насмешки, вся эта двойная игра – всего лишь маска, что он раболепствует перед Конкордией, и никого не собирается обманывать… кроме меня.
Он уже сказал, что его никак не зовут, правда, дал имя тому, кого я хочу убить. Он назвал его мой герой, то есть – его герой…
– Какой сейчас год?
Смотрю на человека, меня ожившего, спрашиваю:
– Какой сейчас год?
Триста двенадцатый.
Голос у него низкий, с хрипотцой. Мне кажется, я ослышался.
– Э-э-э… Сто двенадцатый, вы имели в виду?
Он снова повторяет, скалит зубы, зубы у него плоховато сделаны, одной линией, ну да ему зачем, жевать-то уже не надо…
– ТРИСТА двенадцатый.
На всякий случай уточняю:
– Две тысячи…
Уже готовлюсь услышать – три тысячи.
Нет.
– Две.
Осторожно прислушиваюсь к своему новому телу, осторожно двигаю пальцами, поднимаюсь – удивительно легко и быстро. Ищу инструкцию, инструкции нет, это плохо, что инструкции нет, должна быть, а то буду тыкаться как слепой котенок, где зарядить тело, где разъемы, где что…
– Инструкцию мы вам дадим… обязательно…
Спохватываюсь:
– Это… вы меня оживили?
Он кивает:
– Я.
– А вы…
– Конкордия, к вашим услугам.
Конкордия, Конкордия, что-то вертится на языке…
А.
Ну да.
– Вы… от Конкордии?
Смеется, снова показывает зубы:
– Нет-нет, вы не поняли… я и есть Конкордия.
Понимаю.
– С-спасибо…
– Спасибо в карман не положишь.
Снова понимаю.
– Я… отработаю.
– Очень хорошо… ну что же… договоримся. Есть такое дельце…
Это герой, если что. Так вы тоже напишете. И еще вы напишете, как я…
…и еще напишите, как я рвал сценарий. Обязательно напишите. Сначала общим планом – съемочную площадку, операторы, режиссеры, статисты, ну и я, и этот… Потом крупным планом – я листаю сценарий, вчитываюсь, очень крупным планом – как я хмурюсь, потом просто крупным планом – я разрываю сценарий, аккуратно, страницу за страницей, чиркаю зажигалкой, а все уже бегут ко мне…
Ну и дальше напишите. Как этот орал, что вы себе позволяете, как я орал… нет, я не ору, но все равно на повышенных тонах, и думать даже не смейте, об этом и речи быть не может, и этот орет – не нравится, пошел вон отсюда, за забором еще пятеро стоят, и я ору, куда вы от меня, на хрен, денетесь, уже серий дофигища и больше отснято, и этот что-то орет, да ты не один такой, да мы… да я… да вы все… да мы ему… да он нам… да мы ему внешность поменяем, скажем, он операцию сделал или вообще тело поменял, чтобы враги его не узнали… и делов-то… и на хрен ты нам не нужен с закидонами своими…
Вот это напишите. Как я почти поверил, что мне сейчас покажут на дверь, совсем покажут, а потом кто-то главный бегал вокруг нас, хлопотал, успокойтесь, успокойтесь, пойдемте обедать, надеялся, что поедим и поостынем…
Или нет, этого не было, все было намного тоньше, я не рвал сценарий, я вообще сам по себе человек неконфликтный, не бывает у меня так, чтобы рвал что-то, орал на кого-то… Так что я по-другому…
Вот вы сейчас спросите – кто я, откуда, как пришел на съемочную площадку, почему решил стать актером, ждете от меня какой-нибудь душераздирающей истории, как в детстве меня спрашивали, а ты кем стать хочешь, а на самом деле кем, ишь чего выдумал, актером, ну ничего, ничего, это пройдет… Еще что-нибудь вам расскажу, про кастинги какие-нибудь, вы нам не подходите, мы вам перезвоним, и не перезванивают…
А я вам ничего не расскажу.
Потому что не знаю.
Не помню.
Отчаянно пытаюсь высосать что-нибудь из памяти, которой нет – нет, потому что меня еще не придумали, про меня еще никто не написал. Так что я не помню…
На съемочную площадку я пришел по очень простой причине – мне нужны были деньги. И не просто нужны, а нужны позарез. Меня отключили за долги – очень давно, около двухсот лет назад – пока меня не вернул к жизни добрый человек, которому нужен был актер для съемок, и я служил ему…
…что он несет, нет, вы послушайте, что он вообще несет. Вы не обращайте внимания, это у него в голове все перемешалось, где явь, где не явь. Я ведь тогда и правда думал, что он уйдет после того, как порвал сценарий, а он не ушел, остался, и правда решил, что за долги на меня работает, и никуда от меня не денется, и вообще…
Да, давайте все-таки дадим нам имена, хоть какие-нибудь имена, а то непонятно, кто есть кто. Меня можете называть Сценаристом, потому что я сценарии пишу. А этого пусть зовут… Актер. Потому что он в сериале играет, вот и Актер. У него есть его Герой. Его Герой. И у меня есть Герой. Мой Герой.
Запомнили?
А вы все это напишете, это совсем-совсем нетрудно…
А сегодня я ограбил магазин. Да-да, это вы тоже напишете, что я ограбил магазин. Вот так вышло, да. Я не хотел. Собирался как честный человек пробить товары на кассе, все как полагается, в последнюю минуту как будто торкнуло что-то, взломал магнитную ловушку, вынес еду просто так, зачем я это сделал, зачем, зачем…
Только потом я понял, что это был не я.
Это был мой герой.
Нет, зря мы это, конечно, затеяли.
Зря.
Вот мы вас просим написать про нас, а чего тут можно написать, если мы сами про себя ничего толком не знаем. Вот снимаем мы сериал… какой сериал, про что сериал, черт пойми. Знаем только, что город далекого будущего, и что по городу летает что-нибудь такое-эдакое, футуристическое, ну вот, например, шар с электрическими разрядами. Знаем про оцифрованные сознания, перенесенные в искусственные тела, знаем про несчастных, которым нечем было платить за мегаватты и тераватты – их отключали, на год, на два, на десять лет, на века и века, пока кто-нибудь не заплатит за них… если найдется этот кто-нибудь.
Еще знаем про Конкордию. Что она есть. Чем занимается, не знаем, можем только догадываться, а мой герой работает на Конкордию, ну и его герой тоже, только его герой, решительный, безудержный, должен восстать против Конкордии, а мой герой, тихий и осторожный, в жизни против никакой Конкордии идти не будет.
Вы это тоже напишите. Пожалуйста. Напишете, правда? Это совсем не трудно. И еще напишите, как он вызвал меня в кабинет, вот так, ни с того, ни с сего, отчитывал, нет, не отчитывал, тут другое что-то, поставил перед фактом, или я убиваю своего героя, или дверь вон там, за воротами еще пятеро. А я не стал его дослушивать, я ушел, нет, не через дверь, и не через окно, а просто ушел, ну как обычно уходил, исчезал в одном месте, появлялся в другом, это Конкордия мне такой апгрейд устроила, как работает, не знаю. Вот я и ушел, кгда сценарист мне буквально в лицо совал документы, подписывай, увольняйся, или кончай закидоны свои, я разговаривать не стал, исчез из кабинета, появился у себя дома, перевел дух, поискал, чего бы выпить покрепче, я так-то обычно не пью, только от случая к случаю, когда отказаться уже не получится. А тут вот вернулся домой, и сейчас бы прийти в себя, перевести дух, а выпить нечего…
Вот так напишите. И еще напишите, когда я ближе к ночи уже погасил свет, уже разделся, уже лег спать, ну вы сами придумаете, какая у меня квартира, и кровать какая, и наволочка на подушке, и только тут спохватился – этого быть не могло.
Нет-нет, этого быть не могло, это же в сериале мой герой появляется и исчезает, это меня на зеленом фоне снимают, потом видео со мной накладывают на фон, а потом в специальной программе обрабатывают, прозрачность выставляют от ста процентов до нуля… А в реальности такого быть не может. Просто… не может. Так что вы этого не пишите, не пишите, такого не могло случиться, просто не могло. И как я заболел на следующий день и не смог встать с постели, вы тоже не пишите. Ведь я заболел потому, что вчера исчез в кабинете и появился дома, а со мной этого не могло случиться, просто, не могло, так не бывает, в настоящей жизни такого не может быть.
Камера, мотор…
Дубль третий…
А давайте я вам расскажу, как Актер к нам пришел. Сюда, на съемочную площадку. Нет, никакого кастинга не было, да к чему нам этот кастинг, я с самого начала знал, что моего Героя будет играть Актер, потому что я списывал Героя с Актера, если что, это сын мой – Актер, я смотрел на него и придумывал Героя.
А теперь он убивает моего Героя. Он. Актер.
И я не позволю ему это сделать.
…и всё было не так, слышите вы, все было совсем-совсем-совсем не так, никакой я ему не сын, и ничего он с меня не списывал, потому что сначала появился он, Герой, а потом он ожил, и стал я. Я не совсем Герой, ну, потому что меня перебросило в этот мир, большой, настоящий, и я здесь стал не совсем таким, как в сериале.
Вы обо всем, обо всем об этом напишете.
Обязательно.
Пожалуйста.
И вот еще что напишите, обязательно-обязательно. Как за мной гнались. Это было вечером в понедельник, год не знаю, число не знаю, ничего не знаю – просто вечером в понедельник. Съемки приостановили, это вы тоже можете написать, напишете выдержку из газетной статьи какой-нибудь, фанатам сериала (ну тут вы название сериала придумаете) еще долго ждать продолжения, съемки приостановлены из-за конфликта сценариста и актера, исполняющего главную роль. Ну, тут на место сценариста и актера надо наши имена вставить, какие вы там придумаете нам имена и фамилии. Потом парочку фраз из интервью со мной и со сценаристом или парочку фраз из наших страничек в Твиттере или еще что-нибудь такое.
Ну и вот. Вечером в понедельник съёмки приостановили, тогда же за мной гнались. Их было штук десять, не меньше, по воздуху, по воздуху, сияющие шары, охваченные электрическими искрами. Я еще надеялся, что меня хотят арестовать, просто арестовать, на всякий случай скрылся от них – не тут-то было, два выстрела чуть не стоили мне жизни, я понял, что меня хотят убить.
То есть, не меня.
Его.
Моего героя.
Вот это напишите. Как они выискивали его с помощью каких-то уникальных технологий, высматривали в толпе прохожих, в чьей голове прячется его сознание (в моей! В моей!), стреляли на поражение…
Стоп.
Не пишите это.
Нет-нет-нет, не пишите.
Потому что этого не могло быть, просто не могло быть, в самом-то деле, как это может быть, чтобы здесь, в нашем мире, за мной гонялись и хотели убить.
Так что про это не пишите.
Этого быть не могло.
А вот было.
И еще напишите, как через пару дней встретились на съемочной площадке, и я хотел спросить, а что случилось, как это так за мной гнались, а Сценарист хотел ответить, что ничего не знает, какая погоня, за кем погоня, от кого погоня, да вам показалось, наверное, да быть такого не могло… Только я ничего не спросил. А он, соответственно, ничего не ответил. Вот вы это обязательно напишите, что я ничего не спросил, но хотел спросить, а Сценарист точно так же готовил свой ответ, но не ответил.
Сценарист.
Наливаю себе кофе.
Это, вроде бы, я.
Размешиваю.
Нет, это не я, я буду по часовой стрелке размешивать, а не против.
Намазываю хлеб.
Это, вроде бы, я.
Хотя…
Чем намазываю?
Сыром. А я сыр не ем. Так что это тоже не я.
Хочу вызвонить актера, набираю сообщение, спохватываюсь – это тоже не я, я бы позвонил, это он пишет…
Черт…
Отчаянно пытаюсь сообразить, где я сам. Хватаю из шкафа рубашку, смотрю, как я буду её надевать, да, вроде так я рубашки надеваю, хотя нет, что я несу, я вообще рубашки не ношу, это все он…
Он.
Мой герой.
А где же я, я-то где, ищу, не нахожу, меня почти не осталось, да был ли я, может, с самого начала не было никакого меня, а был только мой герой. Вот вы это тоже напишите, в первой главе покажите меня, во второй главе – меня и чуть-чуть моего героя, где-то к середине книги – середка на половинку, потом все больше героя, все меньше меня – и вот до последних глав, до этого момента, когда я стараюсь хоть что-то сделать по-своему, по-сценаристовски, а все получается по-моемугеройскому… Но вы это так напишите, чтобы с одной стороны вроде сначала я, потом мой герой, и в то же время чтобы где-то там на глубине чувствовалось, что никакого меня и не было, что я ВСЕГДА был своим героем, а все то, что я считал собой – это наносное, от воспитания там, еще от чего, и слетит как шелуха под порывом ветра…
Вот вы так напишите.
Это очень просто.
А Актер хочет убить моего героя.