Причем, сделал я это не по одному разу, и даже не по десять. Занять свои мысли чем-либо другим у меня попросту не получалось, так что я с маниакальным упрямством воспроизводил в голове одно лишь это. Я словно заезженная пластинка проигрывал в мыслях эти эпизоды, намертво выцарапывая их в своей памяти. И с каждым новым разом осознание того, какой я бесчеловечный монстр становилось более всеобъемлющим, а боль от этого понимания вгрызалась в меня все неистовей.
И чем больше я все это обдумывал, тем больше убеждался в правоте Древнего. Я не смогу выдерживать эту пытку вечно и совсем скоро действительно сойду с ума. Тогда даже всеведущий бог не сможет сказать, какой фортель я выкину. С чокнутого некроманта станется учинить новую бойню, от жестокости которой содрогнутся даже бывалые личи. Кстати о них, вполне допускаю, что я сломя голову кинусь вызволять старую мумию, внушив себе, что это сделает меня сильнее. Если во мне проснется такая же безжалостная сущность, что и ранее, то такой вариант развития событий вовсе не исключается.
Чертов некромант оказался прав во всем. Меня нестерпимо ломало, и я готов был отдать все, лишь бы эта пытка прекратилась. Я уже перестал вспоминать о своей убежденности остаться похороненным, поскольку от нее теперь не осталось и призрачного отпечатка. Она просто бесследно испарилась, тщательно подтерев любые следы своего присутствия в моей голове. Сейчас я мог только ждать, когда же вновь смогу управлять Силой, чтобы трусливо попытаться сбежать от самого себя…
Проклятье, как же не вовремя меня решили уничтожить… ну не могли подождать еще несколько минут, пока огонь как следует не поработает с моей плотью?! Если б я лежал в могиле, не имея другого выхода, то ничего иного кроме смирения мне бы не осталось. И меня бы даже не волновало мое подступающее сумасшествие. Ведь что бы там не творилось в моих мозгах, бежать я б не сумел.
Судя по тому, какой гигантский объем энергии мой дар перевел на восстановление, чтобы ожить мне могло и не хватить того запаса, что был у меня после боя. Но чертов взрыв унес слишком много жизней, и энергия смерти со всей округи рванула ко мне, словно вода к горлышку воронки. И теперь все выглядело так, словно я сидел в темнице, держа при себе ключи от своей решетки. И какой толк от подобного заключения, если я уже почти убедил себя в том, что безопаснее для всех будет, если я сбегу отсюда?
Ответа у меня не было. А пытка, тем временем, все продолжалась, не останавливаясь ни на мгновение, и у меня не было сил ни прекратить, ни терпеть ее. Я не мог даже заснуть, чтобы попытаться скоротать время, потому что организм давно избавился от этой потребности как от бесполезного архаизма. Дни и ночи для меня смазывались в нескончаемую череду болезненного бреда, уродливые картины которого непрестанно вспухали в моем воспаленном мозгу.
К тому моменту когда Тьма впервые шевельнулась, подчиняясь моей воле, я уже не просто уступил отчаянью, я тонул в нем, я стал им. Оно затопило всю мою личность, не оставив ни единого светлого островка, на котором я мог бы утвердиться и выстоять. Так что возвращение Силы я не смог воспринять с ликованием. Это чувство к тому мигу во мне уже окончательно умерло.
Некоторое время я еще попытался сопротивляться соблазну, надеясь воскресить свою былую убежденность и пробить ею броню иступляющего желания выбраться, но эту схватку я проигрывал вчистую. Мне кажется, я не продержался даже часа, как приказал своему дару распустить щупальца Тьмы в пространство.
Мрак быстро заполонил мешок из толстого полиэтилена, в котором лежало мое тело, и по маленькой капле принялся просачиваться сквозь застегнутую молнию. Медленно, слишком медленно, но теперь у меня хотя бы появилась цель, и ужасные картины прошлого немного попустили мою психику, ослабив свою мертвую хватку.
К тому моменту, когда я поднял первого мертвеца, мне показалось, что прошли сутки, а то и больше. Спрессованная земля и мешки сильно мешали работать с Силой, поэтому первым делом соседний труп, обретший свою вторую жизнь, расковырял гниющими пальцами сначала свой мешок, а затем и мой.
Я все еще не мог пошевелиться, да и для зомби в толще земли это делать было крайне трудно. Но дело, по крайней мере, сдвинулось с мертвой точки. Сквозь дыру в мешке я мог выпустить гораздо больше Мрака, нежели через мелкие щели застежки. Поэтому количество мертвых, оказавшихся в моем подчинении, стало больше. Покойники барахтались, утрамбовывая землю и срывая кожу со своих тел, и вся наша братская могила заполнилась звуками шелестения толстого целлофана, шорохами, влажным чавканьем склизкой мертвой плоти и неопределенного скрежета.
Тьма распростиралась все дальше, с каждым часом добираясь до новых погребенных, и все больше зомби приступали к работе. К тому моменту, когда я смогу двигаться, я хочу уйти отсюда, иначе из могилы выберется вовсе не Сергей Секирин, а дьявол знает что…
Управлять мертвыми без ментальной связи оказалось во сто крат сложнее, чем легионерами. Если последних я всегда ощущал продолжением себя, то Кадавры, как их называл некромант, воспринимались больше обузой, нежели помощниками. Однако других мертвых мне было взять неоткуда, да я бы и не стал пытаться, потому что уже понял, насколько скользок и опасен этот путь. Не успеешь оглянуться, как ты уже катишься по отвесному склону, прямиком в пасти всех своих демонов, и затормозить это падение выше любых человеческих сил.
Я продолжал раскидывать длинные щупальца Силы так далеко, как только мог. Земля, тела, мешки – я упорно толкал Тьму сквозь все преграды, отыскивая в них микроскопические поры. Миллиметр за миллиметром я двигался вглубь длинной траншеи, что заменила могилу мне и тысячам другим погибших в этой жуткой и бессмысленной войне. Подолгу я корпел над каждым встреченным телом, чтобы напитать его Силой и объяснить, что мне от него нужно. Расстояние и препятствия очень сильно мне в этом мешали, но я продолжал свое занятие с упорством Сизифа, только в отличие от него, у меня действительно были подвижки.
Все больше мертвых приходили в движение и начинали ползти под землей, извиваясь и вкручиваясь в нее на кротовий манер, отгребая грунт себе за спину. Это было медленно, просто невероятно медленно, но это было хоть чем-то. В день покойники преодолевали едва ли больше десятка сантиметров, стирая свою плоть до костей, но зато там, где прошел один труп, второй проходил гораздо быстрее и легче.
Я не знаю точно, сколько недель или месяцев у меня на это ушло, но к тому времени, когда полсотни собравшихся поблизости от меня мертвецов сумели разгрести в стороны землю и утрамбовать ее, я уже немного мог пошевелить руками. И теперь я понимал, какой ломкой пугал меня древний некромант. Ее можно было сравнить с ощущением, когда руки сильно замерзают на холоде. Когда пальцы онемевают настолько, что их даже невозможно свести вместе. Наверняка многие испытывали на себе подобные ощущения еще в детстве, когда возвращались домой с прогулки в одеревеневших от холода и льда варежках. А теперь представьте, что эти обмороженные руки сразу опустили под горячую воду. Знакомое ощущение окунания конечностей в горстку раскаленных углей? Боль и нестерпимое жжение, идущее изнутри, которое не прекращается, даже если их оттуда вынуть. А теперь помножьте это на бесконечность и раскиньте на все тело, и тогда, возможно, вам удастся осознать хотя бы малую часть тех мук, что испытывал я.
Да, это было ужасно. Терпеть эту пытку оказалось выше моих сил. Она сводила с ума чище всего остального, что происходило в моей жизни. Но я почти радовался этой боли. Ощущать хоть что-то и быть способным пошевелить хотя бы пальцем, а не быть пленником, запертым в собственном теле, было поистине прекрасно.
Вскоре зомби собрались вокруг меня на утрамбованном участке, где вполне можно было стоять, согнувшись в три погибели, и стали двигаться выше, к крышке бетонной плиты, которая перекрывала мне путь к свободе.
К тому моменту, когда я уже готов был приказать трупам разорвать свое тело на миллион маленьких кусочков, лишь бы не чувствовать этой лютой ломки, мертвецы докопались до твердого серого раствора. Сперва я обрадовался, что вот уже сейчас поднимусь из недр земли и восстану из своей смрадной могилы, заполненной спертым воздухом и вонью недоразложившихся тел, но вскоре понял, что несколько тороплю события.
Слаженные толчки почти полусотни мертвых не могли даже приподнять нашу импровизированную могильную плиту. Их спины трещали и хрустели, ломались кости, не выдерживающие адских нагрузок на которые просто не рассчитано человеческое тело. С треском рвались жилы и сухожилия, но моя воля все равно заставляла покойников пытаться снова и снова. Однако все, чего я смог добиться, это лишь то, что Кадавры все глубже утопали стопами в мягкой разрыхленной земле, а бетон даже не вздрагивал от их напора. Тогда я решил направить «кротов» перпендикулярно, чтобы добраться до стенок траншеи и попытаться прорыть там лаз за пределы неподъемного груза. Однако и тут меня ждал полный облом.
Как оказалось, наша могила представляла собой забетонированный со всех сторон канал, и уж прогрызть эти неопределенной толщины стены не было никакой надежды… хотя, если у меня в запасе будет лишние десять-двадцать лет, то вполне вероятно, что я смогу проточить себе проход, стерев в лоскуты несколько сотен мертвецов. Но вот только в том и загвоздка, что времени у меня не было. Я быстрее лишусь рассудка, чем выберусь отсюда.
Судьба снова повернулась ко мне задом, и мне не оставалось ничего другого, как размышлять, презрев свою боль. Возможно в дальнейшем это сильно скажется на моей личности, но ничего поделать было уже нельзя. Мне придется через это пройти.
Итак, что мы имеем. Бетон. Много бетона со всех сторон, прорыть который может быть под силу только Измененным. Наверняка такие меры были приняты из-за того, что наше захоронение фонит радиацией, поэтому нас укутали со всех сторон, чтобы дожди не смывали эту невидимую смерть глубже в почву. А это значило, что выход у меня только один – через верх, который был перекрыт многотонной плитой, но которую хотя бы есть шанс оторвать от земли…
Собрав еще несколько десятков мертвецов, я перебазировал весь отряд вместе с собой к ближайшей стенке траншеи. Приподнять хотя бы край плиты выглядело гораздо более реальным, чем стараться воздеть ее над землей всю целиком. Снова закипели приготовления. На этот раз я уложил самых поврежденных в процессе рытья Кадавров лицом вниз, а тех, кто еще не успел сильно пострадать, поставил на них сверху. Я полагал таким образом увеличить площадь давления на землю и предотвратить утопание в разрыхленном нашей возней грунте.
Вскоре все наконец было готово и я предпринял очередную попытку. К моему опустошающему разочарованию, крышка братской могилы не сдвинулась даже на сантиметр, и тогда я с тоской подумал, что ничего уже мне не поможет. Судя по всему, мне предстоит тут лежать и медленно прощаться с рассудком. Пройдет десяток лет, и на поверхность ни мытьем так катанием выберется сумасшедшая тварь, разум которой будет искалечен болью, могильным мраком и длительным одиночеством. И что тогда грянет на земле, известно одному лишь дьяволу. Скорее всего, это будет очень страшно…
Мелькнувшая в сознании идея была яркой, как вспышка сверхновой. Она полыхнула ослепляющей надеждой, заставив мои мысли ненадолго замереть. А ведь действительно, если отличие Кадавров и Приспешников лишь в том, насколько давно душа покинула тело, значит, в остальном механизмы псевдожизни у них схожи? Если я смогу вызвать у себя чувство страха, то оно усилит мертвецов, и мои шансы на успех резко возрастут!
Звучала идея, в принципе, достаточно просто, но теперь я столкнулся с новой проблемой. Оказалось, что мой перегоревший разум после долгого заключения в непроглядной тьме не был способен на какие-то иные чувства кроме серой всепоглощающей тоски и тягучего отчаяния. Как бы я не пытался заставить себя испугаться, у меня не выходило даже жалкой пародии. Воспаленный страдающий рассудок отказывался реагировать на любые ужасы, что я прокручивал у себя в голове, и, в конечном счете, я просто забросил эти тщетные потуги.
Неплохая была задумка, но, к сожалению, ничего из нее не вышло. Да и, раз уж на то пошло, я не был до конца уверен, что страх, того, кто поднял этих мертвецов, способен их же и усилить. Хотя жаль, было бы интересно проверить. Но теперь уже не судьба. Видимо, мне суждено здесь задержаться на гораздо более долгий срок, чем я мог себе представить. В то, что я рано или поздно выберусь, я уже не сомневался. Уже сейчас я нашел несколько способов, которые отнимут несколько непозволительно много времени, но все же выведут меня из могилы. Вопрос лишь в том, кем я буду, когда выйду?
Скорее всего, я стану безвольным чудовищем, целиком зависящим от своего жуткого дара, который будет помыкать мной абсолютно во всем. Не уверен, что я буду способен хотя бы задуматься о чем-либо другом, помимо унизительного подчинения Силе. Наверняка угождение ей станет смыслом моей жизни, как случилось совсем недавно. Хотя нет, даже не жизни. Существования.
Внезапно внутри меня что-то шевельнулось. Оно не было похоже на полноценный страх, скорее, лишь бледная его тень, но ему словно эхом сверху отозвался едва различимый то ли треск, то ли хруст. Мертвецы не прекращали попыток приподнять плиту над нашими головами, и мне показалось, что совсем немного, но она поддалась.
Вот даже как? Оказывается, меня не пугала участь пробыть в общей могиле с сотнями полусгнившими ни на секунду не замолкающими мертвецами. Мне было страшно снова стать марионеткой своего темного дара и потерять способность мыслить… что ж, это уже что-то! Осталось только попробовать развить успех.
Я тут же стал фантазировать, как через год, два или десять, окончательно двинусь по фазе, как моя расколотая на мелкие части личность будет агонизировать в неподчиняющемся ей теле, как я стану наблюдать, словно сторонний зритель, за теми ужасными вещами, что будет делать моими руками дар. И эффект не заставил себя ждать. Мертвые, чувствуя мой, ну пусть будет, испуг, явно обрели гораздо большую мощь, чем та, что могла в теории угнездиться в их останках.
Раздавшееся потрескивание было похоже на звуки раздираемого дерна, и впервые за много месяцев я увидел что-то еще помимо непроглядного мрака. Обретшие невероятную силу руки покойников играючи разорвали остатки мешка, в котором лежало мое тело. Они ухватили меня своими ледяными пальцами и вытолкнули в образовавшуюся щель, содрав кожу на спине об острый край бетона. В первую секунду мне показалось, что все вокруг залито пронзительным серебряным светом. Он слепил меня и впивался ледяными спицами в мозг, он словно пытался уничтожить то порождение бездны, что сейчас выползло из своей могилы. Рассмотреть хоть что-нибудь в этом ослепительном буйстве было настоящим чудом, но я все равно каким-то непостижимым образом сумел запечатлеть в памяти мелькнувший облик моих спасителей.
Перемазанные землей, гноем и темной слизью, держащие разодранными в мясо руками край толстой бетонной плиты, они выглядели порождениями самого страшного ночного кошмара. Но для меня они были ближе и роднее любого самого лучшего друга… они спасли меня. Хоть я и беззастенчиво воспользовался ими, заставив выполнять в посмертии свою волю, но этот факт не мешал мне воздать должное павшим.
Оказавшись на поверхности, я сразу же отпустил души всех мертвецов, позволяя им уйти в те неведомые никому из живых места. Плита сразу же рухнула на свое место, а густая травяная поросль, щедро разросшаяся на небольшом слое земли над нашей могилой, скрыла любые следы того, что кое-кто выбрался оттуда, откуда никому возвращаться не полагалось в принципе. Покойтесь с миром, мои спасители. Я сначала убил вас, а потом цинично эксплуатировал, но теперь, клянусь, вас больше никто не побеспокоит…
Я лежал на спине и смотрел в залитое ярким сиянием небо, будучи не в силах разглядеть ничего, кроме этого света. Я с усилием расправлял свои скомкавшиеся легкие, вдыхая ароматный теплый воздух, и шарил ладонями по густой траве, не веря в то, что я больше не гнию зарытым в бетонной траншее. Вокруг стрекотали сверчки, и прохладный ветер доносил до меня их пение, ласково касаясь моей кожи. Я хотел зажмуриться и раствориться в окружающем мире, почувствовать единение с ним, но не хотел опускать век, любуясь выбивающим слезы светом. Светом после бесконечного жестокого мрака…