Татьяна Кошкина
Неангелы: Девочка в домике
Пролог
Ветер. Холодный, пронизывающий, прожигающий тело до самого сердца, стремительно замерзающего в темноте вместе с безрассудной хозяйкой. Одинокой. Брошенной. Растоптанной.
Она открыла глаза. В комнату, сквозь криво прибитые доски заглядывали звезды. Лунный свет не оттенял их красоты и пугающего холодного блеска. Сегодня рождалась новая Луна. А старая? Её время - умирать. Её свет по капле вытекает из тела, коченеющего на морозе. Полуразрушенные стены маленького домика и крепкая крыша были неплохим укрытием от теплого летнего дождя, но не от осеннего ледяного ветра. Когда же он придет. Он должен придти.
Она вспоминала тот день. Первый. Именно тогда летний ливень, сильный и стремительный, застал их в дороге. Именно тогда они нашли этот домик и укрылись в нем. Именно тогда он впервые целовал её губы, касаясь нежно и осторожно. Горячие прикосновения перемежались тонкими ледяными дорожками дождя, стекающими с мокрой челки. Она впервые прикасалась к его жестким волосам, пропуская их сквозь бледные пальцы.
Боль появилась внутри и медленно начала свой путь на поверхность тела, прожигая огнем путь наружу. Девушка изо всех сил сжала зубы. Ай. В рот попало несколько соленых капель. Губу прикусила. Первая вода, что она выпила за сегодняшний день. Первая пища, что попала в её тело за сутки. Кровь. Когда же он придет. Он должен придти. Она оставила ему записку.
Девушка онемевшими от мороза пальцами вцепилась в старый плед и притянула его к лицу. Он пах пылью и сыростью. Удивительно, как меняют вещи холод и одиночество. Всего месяц назад она принесла его сюда. Тогда за окном светило яркое солнце, низкие молодые березки шелестели золотыми листьями. Лучи солнца проникали сквозь дыры в стенах, освещая захламленное пространство комнаты. В центре выделялся небольшой диван, который они вместе нашли и вычистили. Обшарпанный, хромой на одну ножку стол из темного дерева. На нем в ту ночь стояла бутылка вина и две походные кружки.
Девушка примостилась на странной жесткой конструкции, чем-то смахивающей на больничную кушетку. У неё не было сил сесть на тот самый диван. Почувствовать призрачное тепло его обивки и боль воспоминаний. Как будто это было вчера. Их счастье. Солнечное. Яркое.
- Кира, ты здесь? – тихий шепот парня испугал её. Увидев знакомый силуэт, он вошел внутрь, подперев дверь камнем, в руках Ярослав держал бутылку вина и две кружки. – Смотри, притащил с миссии в Грузии. Настоящее выдержан…
Он не успел договорить. Девушка бросилась ему на шею.
- Живой, слава Творцу, живой, - шептала она, обжигая горячим дыханием его щеку.
- Ты сомневалась? Даже из глубин Ада, я бы вернулся к тебе. Запомни, глупенькая, я всегда вернусь к своей Кире, - короткий и невинный поцелуй в кончик носа. Соленые слезы счастья.
Он не придет. Не вернется к своей Кире снова. Никогда. Она издала пугающий то ли рык, то ли вой. Из самого сердца. Воспоминания душили. Врывались в разум, резали его и кололи. Заставляя царапать сломанными ногтями кожу в бессильной злобе на себя, на мир, на подругу, на него. Кира считала, что не умеет ненавидеть. Она всегда была доброй, иногда, по мнению её некогда лучшей подруги, даже слишком. Сейчас же ненависть сжигала изнутри. Ненависть к себе, в первую очередь. К глупенькой девчонке, которая несколько недель назад раскраснелась от вина и откинулась на мягкую спинку дивана.
К глупенькой девчонке, которая отдавалась смелым прикосновениям рук и ловила его необходимые как воздух губы. Как же она ненавидела её.
-Ты в порядке? – он нежно убрал с её лба прилипшую челку и прикоснулся губами.
- Да, - Кира все ещё тяжело дышала, пытаясь унять стремительно бьющееся сердце, и наивно куталась в плед, прикрывая наготу. Несколько минут назад она никого не смущала, но сейчас. Тогда девушка покривила душой, все было не совсем в порядке. Внизу живота неприятно саднило, но удовольствие и осознание новой близости с любимым перекрывали все остальное.
Боль того дня вернулась, усиленная тысячекратно. Пронзила низ живота. Кира скрючилась, подтягивая к груди окоченевшие ноги. Что происходит? Она медленно теряла сознание от голода, холода, выжигающей изнутри боли. Стоило ей разогнуть ноги при следующем уколе боли, как горячая струйка крови скользнула по внутренней стороне бедра. Что это? Шептала она одними губами, теряясь в лабиринтах физической и душевной боли. Больно. Слишком больно, чтобы выдержать это живой. Сознание медленно улетало в темноту, спасительный сон укутывал её плащом из безмятежности.
Грохот. Дверь отлетела вместе с косяком. Сквозь темноту и ускользающее сознание Кира увидела мужскую фигуру. Неужели! Он пришел. Первая догадка. Разочарование. Это не он. Ярослава она могла узнать по фигуре. Это был кто-то другой. Кто-то чужой.
- Идиотка, - человек нашел её за считанные секунды. Голос. Она его узнала. – Что ты с собой сделала?
Горячая рука прикоснулась к её лбу, отметая сон. Вторая легла на живот, в том самом месте, где болело. Кира попыталась скинуть с себя эти бесцеремонные руки, но сил хватило лишь на слова.
- Дмитриев, иди к черту. Дай умереть, - прошипела девушка одними губами. Но незваный гость расслышал. Все до последнего слова.
- Твою мать, ты беременна, что ли? – Лучший по медицине без труда почувствовал её. Да, маленькое сокровище. Она узнала совсем недавно, но не успела сказать. Теперь все неважно. Ей остается только умереть вместе с этой маленькой жизнью. Их бросили. Растоптали.
- Уходи, - снова попытка прижать ноги к груди, которую грубо прервали.
- Разбежалась. Спать, - он быстро замкнул полюс в районе виска[1]. Глаза девушки закрылись, и она погрузилась в сон. Мужчина без труда подхватил её на руки, за последние дни Кира ужасно похудела из-за стресса и постоянной тошноты. Он на секунду замер, вглядываясь в черты лица, на которые раньше не обращал никакого внимания. Да, ну и подарочек подсунул ему Творец. В любом случае, нельзя терять времени. Беременную женщину он вылечить не сможет, а ей нужна помощь. Срочно. Всё остальное будет позже, если вообще будет.
Глава 1. Открыть глаза - не значит проснуться
Кира открыла глаза. Внизу живота ужасно ныло. Она почувствовала влажность, кажется, кровь. Потолок был ей не знаком, девушка попыталась подняться, но чья-то сильная рука надавила ей на плечо.
- Лежи спокойно,- знакомый голос, она повернула голову и увидела его обладателя. Михаил Дмитриев сидел на стуле рядом с её кроватью. Строгое лицо со впалыми щеками освещал теплый свет настольной лампы.
- Где я? – говорить было неприятно, горло болело, пересохло и очень хотелось пить.
- У меня дома, - спокойной ответил он, касаясь рукой её лба. Девушка попыталась увернуться, но из-за резкого движения тело снова пронзила боль. Что с ней случилось? – Не дергайся, тебе провели операцию. Сегодня нужен полный покой. Пришлось прибегнуть к помощи человеческих врачей, чтобы никто в Ассоциации не узнал.
- О чем не узнал? – сначала не поняла девушка.
- О том, что ты была беременна от Наследника.
Слово «была» резануло слух, рука инстинктивно потянулась к животу. Кира, словно глубокий, затянувший её в себя без остатка и нежелающий отпускать сон, вспоминала события в домике. Да, она помнила холод, боль, кровь и одиночество. Ярослав так и не пришел…
Убежать вместе было единственным выходом. Девушка передала ему записку, но он не ответил. Она передала еще одну и написала, что будет ждать его в их домике до последнего, даже если придется умереть в этом ожидании. Боль снова обожгла горло, на глаза навернулись слезы безысходности, сверху накатило и чувство потери.
В тот день она хотела рассказать ему о ребенке, но не успела. Теперь его нет. Живой частички самого любимого человека, которую она носила под сердцем, больше нет. Ярослав теперь принадлежит другой, так решил Творец, а с ним не спорят. Он не смог, он не решился бежать с ней, оставил в одиночестве.
Так она и лежала, глядя в потолок: глаза нещадно щипало от слез, живот дергало болью, а мужчина сидел рядом и не пытался утешить. Кира тоже молчала, падая в отчаяние. Её мир рухнул, и сейчас было все равно, кто оказался на его руинах рядом с ней. Не хватило сил даже на простое «спасибо». Кира не была уверена, что за такое благодарят. Он должен был оставить её умирать. Брошенная женщина, которая не смогла защитить ребенка - не должна жить.
К ней снова прикоснулись. Михаил замкнул полюс, она почувствовала. Боль в горле отступала. Мужчина закашлялся.
- Лучше? Я не Целитель, поэтому вынужден лечить постепенно. У тебя была лихорадка, ты сильно простыла, и на десерт этот выкидыш, - в его голосе звучало пренебрежение и, о ужас, отвращение. – От этих последствий я не могу тебя вылечить, сама знаешь. Придется восстанавливаться самой. С ангиной я разобрался, с жаром тоже. Останется только слабость.
- Почему? - она стиснула зубы, едва не прикусив себе язык.
- Обсудим это позже.
Он вышел, оставив Киру задыхаться от одиночества в полутьме комнаты. Оно давило на неё, вызывало новую боль. Она аккуратно перевернулась на бок и, свернувшись клубочком, тихо заплакала. Хотелось рыдать, громко и без остановки, но он не должен услышать.
Кира не выходила из комнаты. Не хотела выходить. Апатия овладела каждой клеточкой её тела. Просто существо без эмоций, без желаний, без чувств. Дмитриев заходил три раза в день, чтобы принести еду и дать какие-то таблетки. Она пила их, не задумываясь. Что ей мог сделать этот чужой человек с пренебрежительным, холодным взглядом? Напоить ядом? Кира с удовольствием осушит этот бокал до самого дна.
Окно в комнате было – пряталось за тяжелыми темными шторами. Ей и в голову не приходило выглянуть. Какой смысл в виде из окна, когда из неё ушла жизнь? Она как ваза, брошенная в стену. Обратно не собрать. Как ни старайся, получится лишь уродливая копия прежней красоты. Да и кто будет собирать? Родителей нет. Лучшей подруги теперь тоже. Ярослав…у него теперь есть её лучшая подруга и власть, которую дарит родство с их семьей.
Михаил Дмитриев? Нелепость. Он так и не рассказал, почему нянчится с ней, как с ребенком. Да и какое ему вообще дело до девушки? Они пересекались только на первом курсе – Михаил был Наставником их группы. Строгим, принципиальным, но в тоже время демократичным и даже поощряющим фамильярность. Кира его невзлюбила после того, как он не позволил ей пересдать зачет. А потом весьма грубо отшил влюбленную в него знакомую, прилюдно высказав ей всё, что думает по поводу курсанток, влюбляющихся в преподавателей: их психологических проблемах и, возможно, извращенных желаниях.
Это был странный человек, и слухи про него ходили самые невероятные. Блестящий выпускник тренировочного лагеря, на год старше Ярослава. По сути, не взрослый еще парнишка, всего двадцать три года, но назвать его «парнем» можно было с трудом. Между бровей уже пролегла глубокая морщинка, кажется, что он все время хмурится. Колючий взгляд глаз, цвет которых всегда замаскирован*, и понять глубину силы невозможно. Немного отстраненный, хладнокровный.
По мнению преподавателей, стратег от бога, но одиночка. Он не имел близких друзей ни среди однокурсников, ни среди курсантов. Его уважали, его побаивались, его не понимали, а он не стремился объяснять. Некоторые девушки-курсантки влюблялись в молодого Наставника, привлеченные его загадочностью, но он давал им весьма жесткий от ворот поворот. Вот и все, что знала о нем Кира.
- Надоело, - констатировал на третий день Дмитриев и сорвал с неё одеяло, - подъем.
Кира судорожно начала поправлять задравшуюся вверх сорочку. Успел увидеть? Нет? Михаил игнорировал и её внешний вид, и глупые движения. Приведя себя в подобие порядка, девушка осторожно спустила ноги с кровати. Вставала она эти дни очень редко и только, чтобы доползти до ванной.
- Стоп, - он подошел к комоду, достал из ящика пару огромных шерстяных носков и, присев на корточки, осторожно надел их на ноги Кире, - пол холодный.
Она удивленно смотрела на него. Что это было? Забота?
- Спасибо, - озадаченная девушка так и сидела, свесив с кровати ноги. Шерстяные носки приятно согревали. Михаил раздвинул шторы, полумрак комнаты развеялся – осталось лишь яркое солнце. Кира знала, как редко в ноябре случались такие солнечные дни. «Погодники» редко спорили с природой.
Она встала с кровати и подошла к окну. Оно выходило во внутренний двор, огороженный высоким забором, по периметру которого рос низкий кустарник. Кира молилась, чтобы это был не шиповник. Только не шиповник. В центре двора, видимо, располагалась клумба, напоминавшая сейчас просто кучу грязи. Снег еще не лег, а цветы давно завяли и теперь их промороженные коричневые стебли печально торчали по кругу.
- Можно открыть? – ей нестерпимо захотелось вдохнуть морозного ноябрьского воздуха. Поздней осенью уже действовали зимние законы, если за окном яркое солнце, значит, вместе с ним пришли и морозы.
- Прыгать будешь? – усмехнулся Михаил, слегка приоткрыв форточку. Он заметил злобное выражение её лица, шутку девушка не оценила.
- Отстойное чувство юмора, - она полной грудью вдохнула влетевшую в комнату свежесть.
- Привыкай, - пожал плечами мужчина и закрыл окно, после чего быстро вышел из комнаты, оставив девушку в компании сотни вопросов.
Шторы она больше не закрывала и до вечера прогуливалась по комнате туда-сюда, отчего-то боясь выйти за её пределы. Что ждет там за порогом комнаты? Кто ждет там? Дмитриев не пришел в обед, и ближе к четырем часам Кира поняла, что пора спасать себя самостоятельно. Девушка в очередной раз покинула мягкую кровать и, стуча голыми пятками по холодному полу, вышла из комнаты. Про лежащие на кровати теплые носки она благополучно забыла.
Комната располагалась на втором этаже, рядом с лестницей, ведущий в прихожую. Кира аккуратно спустилась. Слабость все еще была весьма ощутима, пришлось крепко держаться рукой за деревянные резные перила узкой лестницы.
Из небольшой прихожей в разные стороны вели несколько дверей. Кире предстояло выбрать ту самую, единственную и неповторимую кухонную. Запаха вкусного ужина нигде не витало, поэтому пришлось действовать наугад. Девушка открыла первую попавшуюся дверь и вошла. Это была определенно не кухня, а что-то вроде кабинета. Мрачная обстановка: темная мебель, массивный стол из почти черного дерева, шкафы, встроенные в стены со всех сторон, тяжелые, давящие. Будь там идеально чисто, впечатление было бы совсем гнетущее, но весь кабинет был завален бумагами: стол, тумбочка, несколько скомканных листов валялись на полу.
«Ну и свалка. Интересно, у него тут муки творчества, что ли? В писатели заделался?» - абсурдность мысли была в том, что Мыслители не способны к созданию произведений искусства. Совсем. Творец так заточил их мозг, что ни один мыслитель не сможет написать стоящую книгу, оперу или нарисовать шедевр. Кира вошла и подняла с пола смятый листок бумаги, развернула.
Почерк у Михаила, если это его записка, мелкий, рубленный и четкий. Разобрать можно было бы без труда, не будь все многократно зачеркнуто. Какая-то схема, иерархия. Заголовок гласил: «Оптимальная организация Теней».
Кира поморщилась. Тени. Она терпеть их не могла. Мрачные серые люди, каждый из которых – опасность в чистом виде. Почему Ассоциация позволяла провинившимся Мыслителям становиться Тенями? Всем известно, что это армия предателей. Все войны в мире были из-за того, что они предавали Ассоциацию и вставали за спинами людей – защищали злодеев, жестоких тиранов, убийц. Какое дело ему до Теней?