— Чертова говядина! — отплевываюсь я, торопясь сбросить сливную воду в чаше унитаза, чтобы поскорее убрать с глаз мерзкую слизь, вышедшую из недр моего страдающего организма.
Сразу после на меня накатывает очередная волна режущей боли, снова заставившая меня перегнуться пополам, будто капризный языческий божок не остался доволен сделанным мною жертвоприношением, и требует дополнительных подношений. Когда же я с трудом проползаю мимо нашей каюты, чтобы добраться до кухни, выпить воды, а после снова опустошить клокочущий от спазма желудок, то через перегородку слышу шум возни супруги и детей.
Открыв дверь каюты и просунув в темный проём голову, я обнаруживаю, что семья проснулась. Супруга смотрит на меня округлившимися от боли глазами и держится за выпученный шар своего пуза, беззвучно открывая и закрывая рот, похожая на рыбу, выкинутую на сушу. Дети, лежащие рядом, жалобно стонут, извиваясь и корчась от колик, также держась руками за раздувшиеся животы.
Следующий час мы вчетвером, в едином порыве, нечленораздельно мыча и постанывая, будто участники нелепой издевательской эстафеты, по очереди занимаемся опорожнением и промывкой желудков и кишечников, избавляясь от омерзительно воняющей серовато-зеленой массы.
— Это вчерашняя консерва, будь она неладна, — измученно выдыхает супруга, помогая младшей крошке выплюнуть в дыру изгаженного унитаза последние порции слизи, подтверждая тем самым мою догадку о причине скрутившего нас всех приступа.
Покончив наконец с «процедурами», бледные и измученные, мы возвращаемся в каюту. И тут же, едва расположившись на кушетке, все разом проваливаемся в сон.
Однако через мгновение, стоило мне закрыть глаза, мои веки вновь открываются. И я, к своему изумлению, оказываюсь не в каюте рядом с родными, а на носу яхты.
Я озадаченно смотрю по сторонам, пытаясь понять причину своего столь странного перемещения, с недоумением отмечая, что желудок меня больше не беспокоит. Более того, я чувствую свое тело чуть по другому, будто став легче и совершая движения рук и ног с меньшим усилием и сопротивлением гравитации. Также и воздух, которым я дышу, ощущается непривычно плотным, словно чрезмерно влажным и тяжёлым, с усилием проходящим сквозь ноздри в легкие, а после будто сгустками ваты выходящим обратно.
Мне неясно, какое сейчас время суток. Хотя я помню, что лишь минуту назад была поздняя ночь. Однако, взглянув на низкое, закрытое плотными многослойными облаками небо необычного темно-фиолетового оттенка, я замечаю небольшое светлое пятно, свидетельствующее о том, что солнце находится почти в зените.
Морская стихия, окружающая яхту, также странным образом отличается от того, к чему я привык. Вода видится мне непривычно черной, почти глянцевой, напоминающей разлившуюся ртуть, которая волнуется на ветру гладкими, не образующими пену или брызги волнами.
Растерянный, я перехожу от борта к борту, всерьёз опасаясь за здоровье своего рассудка, с недоумением осматривая изменившийся пейзаж, а потом вглядываясь в знакомые детали яхты, которые по-прежнему выглядит так, как я их помню, спасая себя тем самым от ощущения потери связи с реальностью.
И тут я вижу, как по густым, темно-фиолетовым облакам проходит длиннющая жирная молния, расколовшая надвое небосклон от одной стороны горизонта до другого, ослепив меня на несколько мгновений своим ярким свечением. А ещё через несколько секунд меня накрывает оглушительный громовой грохот, напоминающий звук запущенной пушечной канонады.
В инстинктивном порыве, я падаю на колени и обхватываю в животном страхе голову руками, ожидая немедленной кары обозленных богов, решивших наказать меня за непослушание. Однако следующее, что я чувствую, это — капли влаги, которые тяжелыми, крупными и холодными кляксами падают на оголенные участки моей кожи, больно жаля и заставив вновь усомниться в собственном психическом здоровье.
Открыв глаза и выпрямившись во весь рост, я с ошеломлением наблюдаю, как темно-фиолетовое небо разом обрушивает на будто покрытое нефтяной плёнкой море сплошную стену дождя, расстреливая меня пулеметными очередями увесистых капель и заставив в момент промокнуть до нитки, а также сжаться от сковавшего тело холода.
В панической спешке, я кидаюсь в сторону кормы яхты, чтобы спрятаться от дождя в главной каюте. И, пробегая по палубе, замечаю в воде нечто странное и пугающее. Некое существо, похожее на огромную полупрозрачную медузу, которая всплыла из недр моря и теперь извивается длинными щупальцами, тянущимися к борту лодки…
Вторжение
Существо переворачивается в воде несколько раз, закручивая щупальца, уверенно проталкивая себя вперед и приблизившись вплотную к яхте. Потом оно поднимает из маслянистой черноты моря «голову», похожую на застывший в виде треугольника студень, поверх которой виднеется пара длинных подрагивающих отростков.
Присосавшись щупальцами к нижней поверхности борта, тварь вдруг замирает и поднимает студень «головы» вверх, словно уставившись на меня кончиками «усов», внимательно приглядываясь и изучая, будто хищник, осматривающий ослабевшую и беззащитную жертву перед нападением.
И тут в моей голове раздаётся знакомый голос. Сухое и трескучее шипение, будто шум разбуженного змеиного гнезда. Шипение «старого приятеля»…
— Я пришёл… Пришёл… Пришёл… Теперь твоя очередь… Твоя…, - неприятно вибрирует у меня в голове, от чего приподнимаются волосы на затылке и зудит между лопаток.
Ошеломленный происходящим, я смотрю неморгающими глазами на прицепившееся к яхте омерзительное существо, смело встречая его «взгляд», ощущая при этом необъяснимую метаморфозу у себя в сознании. Будто тревога и страх, прежде сковывавшие мои мысли и чаяния, вдруг начинают растворяться, освобождая место для внезапно накатившей расслабленности от понимания необратимости того, что вот-вот должно произойти.
Существо, не дождавшись моего ответа, оживает, один за другим вскидывает мощные щупальца, с чавканьем впивающиеся в гладкую внешнюю обшивку яхты, и через считанные секунды, со шлепком перебросившись через борт, оказывается на палубе, представ передо мной огромной, бесформенной и желеобразной массой.
Происходящее дальше похоже не на реальность, а на часто сменяющиеся картинки из комикса, нарисованного художником, пребывавшем в тяжёлом наркотическом бреду. В этом комиксе я не сопротивляюсь, когда существо бросается на меня, разверзнув по сторонам щупальца, соорудив из них жуткую пульсирующую «розочку». Я не борюсь, когда холодная, липкая полупрозрачная плоть сжимает меня в своих тесных объятиях. Я не упрямлюсь, когда существо проникает в моё неожиданно податливое нутро, растворяясь с каждой клеткой моего измученного тела, с каждой фиброй моей израненной страданиями души. Напротив, я с готовностью принимаю его, расслабляя уставшие мышцы, отбрасывая прочь мучительную необходимость продолжать противостояние. И словно блудный сын, с трудом нашедший дорогу домой, чуть не погибший в опасном путешествии, будто обнимаю давно не видевшую меня мать, мягко просовывающую в мои пересохшие губы сочную теплую грудь, крупный сосок которой источает желанную и живительную влагу.
И тут мои веки раскрываются… Я снова оказываюсь лежащим в каюте рядом с семьей. Супруга и дети все еще спят… Их светлые и безмятежные лица обильно освещены ярким солнечным светом, проникающим сквозь стекло иллюминатора, за которым во всю возможную мощь успело разлиться новое утро.
Мягкими и точными движениями отдохнувшего и будто полегчавшего тела, я выбираюсь из каюты и выхожу на палубу, которая сплошь покрыта разноцветным ковром из сотен бабочек. Они шелестят ажурными крыльями, будто проникновенно шепчут мне о своей тайне. Аккуратно отлетают в стороны, стоит мне занести ногу для очередного шага, освобождая пространство для опускающейся на палубу стопы. А я не удивлен им… Я принимаю их появление за должное…
Ловкими манипуляциями сильных и умелых рук я завожу двигатели яхты, выправляю штурвал и направляю лодку в сторону виднеющегося вдали мыса, откуда прошлой ночью показался заветный огонёк, свидетельствующий о присутствии человеческой жизни.
Я уже знаю, куда мне нужно плыть. И широкая самодовольная улыбка растягивается на моём расслабленном и разгладившимся лице, когда я замечаю величественные очертания огромного пятизвездочного отеля, расположенного на песчаной косе, образовавшейся между морем и уходящим вглубь суши мелким заливом.
Словив в металлической плашке, прибитой к приборной панели, отражение своего посвежевшего лица, я замечаю, что царапины на ушах, мучившие меня прошлым вечером, за ночь затянулись. Также побледнели и почти пропали ранки и ссадины на руках. Про поврежденное ранее колено вовсе уже забыто. А глаза смотрят вдаль удивительно чётко и без напряжения, не заставляя меня морщиться, чтобы сфокусироваться, даже несмотря на яркое утреннее солнце, пылающее неистовым желтком на фоне чистейшего, будто умытого мылом, синего неба.
Улыбка на моём лице становится все шире и шире. Когда яхта подплывает ближе к отелю, то спокойная и самодовольная радость, больше не вмещающаяся в улыбке, прорывается наружу взрывом веселого смеха. Я смеюсь свободно и легко, наслаждаясь порывами чистого воздуха, перекатывающимися между легкими и гортанью. Я с удовольствием отмечаю детали ухоженной и защищенной территории солидного отеля. Высокий сплошной забор с натянутой по периметру колючей проволокой. Посты охраны с автоматчиками, расположенные на небольших площадках поверх высоченных мачт наружного освещения. Вереница массивных военных грузовиков, стоящих рядами на парковке. Сизый дымок от трубы частной котельной, снабжающей отель водой и электричеством. Ровные фермерские грядки, обустроенные на широких газонах. Загоны со скотом, оборудованные на участках, прежде занятых теннисными кортами и полями для мини-футбола.
И люди! Люди!! Люди!!! Десятки людей!!! Мирно прогуливающиеся внутри защищенного пространства, занятые бытовыми делами, удивленно останавливающиеся, завидев плывущую к ним яхту, а потом приветственно машущих в нашу сторону руками.
Обернувшись к оставшемуся слева городу, я посылаю ему мысленный сигнал. И вижу в своём сознании великую орду. Тысячи обезумевших от неистового голода существ, неприкаянно бродящих, страждущих услышать «голос», который бы повёл их в путь к пашням и стадам с обильной пищей, могущий осветить их жалкое существование великой целью.
Мягкая рука касается моего плеча. Супруга с детьми проснулись и встали за мною. Дети смеются и со счастливыми лицами рассматривают мельтешащих вокруг них бабочек. Потом принимаются играть с ними, позволяя бабочкам садится к ним на волосы, плечи и руки. Супруга же пристально смотрит в сторону роскошного, населенного выжившими людьми, отеля. И также улыбается счастливой и умиротворенной улыбкой. Насладившись видами приближающегося берега, моя женщина прижимается ко мне со спины и влажно целует в шею, от чего ощущение счастья, наполняющее меня, становится еще более безграничным и всеобъемлющим. Потом она становится рядом со мной, приподнимает подол блузки и нежно гладит свой розовый живот, на котором нет и следов прежних синяков и ссадин. И будто в ответ на прикосновение матери, ребенок показывает сквозь натянутую кожу очертания крохотной ручки, подавая тем самым знак, что с ним всё будет в порядке.
Мы поворачиваемся с супругой лицом к лицу и улыбаемся, впервые за нашу супружескую жизнь ощущая подобную запредельную степень счастья, гармонии и единения. Будто всю прежнюю жизнь мы шли именно к этому моменту, а также наши родители произвели нас на свет именно для этого, а также для этого и деды и бабушки породили наших родителей.
Теперь я снова «смотрю» в сторону города. И вижу, как пробужденная от прозябания орда, собираясь из множества струек в один мощный поток, несется из города в сторону отеля. Их глаза ярко горят, спины подрагивают, а со скошенных пастей капает ядовитая слизь. Орда скрипит, хрипит, скулит и лает, предвкушая близость долгожданной добычи.
Когда до яхтенной пристани отеля, где нас ждут несколько суетящихся мужчин, остается несколько сотен метров, то я призываю семью встать рядом со мной, взявшись за руки, предварительно «потушив» огонь наших пожелтевших «фосфорных» глаз. Также я мысленно приказываю скулящему от нетерпения и крутящемуся у ног Пашке вернуться в каюту, чтобы не вспугнуть людей раньше времени.
— Главный! Я — готов! — наконец с наслаждением выдыхаю я, продолжая улыбаться и приветливо махать рукой встречающим на пирсе людям…