По весне в деревне людям болеть некогда, верно ведь говорят: день упустишь - за месяц не наверстаешь. А и травы еще не вошли в целебную силу, и зверь лесной еще жирка не нагулял. Самое время своим огородом заняться, даже если ты единственная бабка-повитуха на село и пять окрестных деревень.
Повитуха-то не единственная. Да только бабка Агафья была не простой повитухой.
Все про то знали; поп сельский при встрече грозился в земскую управу прошение подать, чтобы Агафью в другую губернию выселили, анафемой пугал. Глупой! Что ей анафема? Ан попадье время рожать приспело, - за кем батюшка послал? То-то же.
Если случался неурожай, или град, или заморозки посреди лета, уже деревенские на Агафью стенкой шли. Когда криком да руганью пугали, а когда и косами да цепами размахивали, - всякий раз восвояси уходили, несолоно хлебавши. Ан уже через день, много через неделю, те же самые мужики приходили к Агафье кто с раной, кто с вывихом, а кто и умирающего ребенка на руках приносил.
- Ить, проклятые, - бранилась тогда Агафья, - нешто нельзя было прежде принести? Что я теперь сделаю, коли душа уже наполовину там? Мурка, - обращалась она к котейке, - беги-тко за такой-то и такой-то травкой, авось поможет.
Мурка исчезала, проводимая испуганным взглядом мужика. И ведь приносила то, что велено было, и ставила Агафья мальца на ноги зачастую!
А как-то нашелся умник, который Мурку украсть решил. Да только исчезла у него из дому, из наглухо запертой горницы, не одна Мурка, а с ней и кошель, денег полный. И никто потом не осмелился пытать Агафью, где это она такими-то деньжищами разжилась...
Но сейчас Агафья мирно трудилась, высевая репу да огурчики на грядках, и с виду ничем не отличалась от любой деревенской старухи. Разве что не покорность да забитость, а лишь тяжкие труды оставили печать на ее худом морщинистом лице. И когда в ее калитку постучали, Агафья так и поняла: знать, что-то очень нехорошее с человеком стряслось. По весне все в поле пашут, пока и ходить могут.
А за калиткой девка вся в слезах стояла, Агафья даже припомнила имя - Варька, Матвеева дочка. Бедовала Варька знатно. Отец ейный на матери женился, уже когда Варьке год был, так Варьку нахаленкой все детство и дразнили. Мать рано умерла, отец и ее, и детей лупил, что сидоровых коз. Нешто кого-то из мальцов прибил, мелькнуло в Агафьиной голове.
- Здравствуй, бабушка Агафья, - робко начала Варька. - В добром ли здравии, да хорошо ли живешь? Как кошечка твоя Мурочка?
- Ты, девка, зубы не заговаривай, - оборвала ее Агафья. - Чего надо-то? Кто болен?
Потупилась Варька. Худая она была, сарафан на ее тощем теле тряпицей висел... Да Агафье с рождения видно было то, что для других неясно.
- Да ты, никак, на сносях?
- Так и есть, бабушка, - прошептала Варька. И выдохнула: - Как бы ребеночка-то извести...
- Никак, - отрезала Агафья. - Ему уж сколько?
- С полгодика...
- Что ж раньше не пришла-то? - Агафья покачала головой, скорбно поджимая губы, и не удержалась: - Что ж ты, девка, такое учудила, а? Ну цаловал бы, ну обойнял бы да сиськи жмакал, - до блуда-то с чего дошла?
Варька помолчала, кусая губы. И вдруг слезы так и выплеснулись на щеки, и тоненько завыла девка, скорчившись и прижимаясь лбом к Агафьиной калитке:
- Отец меня... ссильничал... сказал, вякну кому, и мне не жить...
Агафья безнадежно выдохнула.
- Что раньше было не прийти, а? - повторила. Подумала. - Ты, Варька, езжай в город. Самый Петербурх недалеко, туда и езжай. Там родишь, и есть дом специальный, чтобы деток туда сдавать-то. А как замуж выйдешь, так ребеночка и заберешь. Наврешь муженьку-то с три короба...
- Батюшка не отпустит...
- А ты без спросу. Все лучше, чем сейчас помереть от моих травок. А теперь поди, поди, заметят люди - беды не оберешься.
Проводила Агафья Варьку, а к вечеру о ней уж и думать забыла. Сперва - за хлопотами по хозяйству. А на следующий день приехала за ней телега: рубил один из мужиков дрова, а дерево на него возьми да и упади. Тут Агафье и вовсе не до Варьки стало: за Мурку - и к мужику тому.
Изба у Агафьи на отшибе стояла. Да на таком отшибе, что в земской управе даже спорили, к какой деревне ее отнести: к Новоселкину или к Вышним Петухам, а один важный такой чиновник все порывался однодворным хутором Агафьину избу объявить. А дорогу развезло, и лошаденка у крестьянина того старая, кляча совсем - на тех, что покрепче, сыновья его в поле пашут, и телега такая, что того и гляди развалится. Ну, думает Агафья, пока доедем - отдаст мужик Богу душу.
Но не успела так подумать, как почувствовала: помощник у нее сегодня будет.
И верно, вторую телегу к земскому врачу снарядили. Пришла Агафья к больному, ощупала, нашла, где и что у него сломано. А поломало его знатно. Позвоночник не перебило, но ребра так в грудь и вдавило. Ногу вывернуло - как бы отрезать не пришлось. Велела Агафья нагреть воды, давай промывать рану. Мурку за травками, как водится, послала. Сама же дощечки к ноге сломанной приложила, перевязывает...
А тут и врач пришел.
Молодой, симпатишный такой мужчина. Стекла у него на глазах - пенсне. Заместо армяка сюртук надет по-городскому, и саквояж в руках с лекарскими инструментами. Сразу потребовал руки мыть, а потом и говорит:
- Ну, где больной?
А Агафью как увидел - взбеленился:
- Что это еще за коновальство? - кричит. - Вы септическая! Шарлатанка! Подите прочь, загубите больного!
Агафья уж послать его подальше хотела. А он саквояж свой как откроет! А там-то... и ножи, и зажимы, и лекарства всякие. Будь у Агафьи такой, ни одного болезного бы не схоронила.
Осматривает этот доктор мужика и приговаривает:
- Шина наложена правильно, раны обработаны... Вы, мадам, чем их обрабатывали?
- Да известно чем, - отвечает ему Агафья, - водой да спиртом, что в лавке в нашем селе продается. А после травками еще промою.
- Травками? Это какими?
- А Мурка моя принесет, поглядишь.
Мурку недолго ждать пришлось. Велела Агафья всем выйти, чтобы не видели, как Мурка ей травки носит. Доктор-то этот остался да так и ахнул, Мурку завидев. Неужто, говорит, у вас кошечка дрессированная? А я-то думал - внучка аль ассистентка! И где ж вы такую большую-то взяли, она же размером с рысь! Агафья только усмехнулась, чистую тряпицу расстилая...
Присела Мурка на задние лапы. Раскрыла пасть пошире. Никому в деревнях невдомек было, кто такая Мурка и что у ней в горле зоб есть, как у курицы, - вот в этом-то зобу Мурка Агафье травки и носила. И все как есть на тряпицу и вывернула.
- Это разрыв-трава, - Агафья травы взяла и доктору ну показывать, - это одолень-трава, а это зверобой, а это вот подорожник, и тысячелистник, и мох болотный...
- Сфагнум, - говорит доктор машинально. - Так вы не то, что знахарка, вы траволечением занимаетесь?
- Знахарка и есть, - смеется Агафья. - А то еще ведьмой кличут и бабой-Ягой. Да ты лечи его, лечи, касатик, а я уж подсоблю!
Вдвоем они того мужика чуть не дотемна пользовали. Однако же не зря возились: уходя, прислушалась Агафья - не стоит рядом смерть, холодом не веет, душа из тела прочь не рвется. Выживет мужик, хотя и хромать будет.
А доктор, невесть с чего, взял и часы из кармана вытащил - и Агафье сует. Подивилась Агафья, про себя думает: лучше б саквояж свой дал, но дареному коню в зубы не смотрят. Взяла и спасибо сказала.
Потом, правда, не раз добрым словом того доктора поминала с его часами. Очень они ей пригодились целебные зелья варить да настаивать. То, бывало, передержишь или недодержишь - и сила целебная уже не та, а с часами куда легче стало.
Летом день велик, а время бежит, будто опоздать куда боится. Держит на груди дареные часы Агафья, по лесу скитаясь. То на рассвете по росе что-то ищет, то в полночь на заветную поляну идет, то за час до полудня к болотцу. Травы, их просто так не собирают - у каждой есть свое время, когда она в полной силе, тогда и брать надо. А куда ей не добраться - далеко, высоко или мокро - туда Мурка верная бежит. То на самую высокую сосну за свежими почками вскарабкается, то коренья когтями из земли выроет.
Как-то вернулась из лесу Агафья - а у плетня Варька стоит, с ноги на ногу переваливается: ее дожидается.
Брюхо у Варьки, если не приглядываться, так еще и не видно, а уже отяжелела, ходит, переваливаясь. Лицо бледное, все в пятнах. Тошно Варьке, и нехорошо, и страшно. Да пришла она, оказалось, не за себя.
- Бабушка Агафья, - говорит быстро, - беда! Тятя Платошку пришиб, помирает!
- Вот это дело, не то, что в тот раз мялась, - пробурчала Агафья. - Мурка, пошли-ка!
Трусит Мурка резво, то и дело вперед забегает да на хозяйку оглядывается. Варьке споро идти несподручно, только ртом воздух на ходу хватает, а у Агафьи быстро бегать уж давно не получается. Но вот пришли они.
Лежит Платошка под яблоней в саду, весь бледный, губы разбиты, одежонка в крови. А больше во дворе - никого.
- Нешто с мальцом посидеть некому было? - спрашивает Агафья.
- Дак в поле все, - Варька ей.
Взялась Агафья за дело, как тут экипаж остановился у ворот.
- Агафья Петровна, вас ли я вижу? - крикнул знакомый голос.
- А, дохтур, это ты! - улыбнулась Агафья. - Поздорову ли? Вот, вишь ты, все с твоими часами хожу да тебя добром поминаю!
- Рад, что пригодились, - доктор выскочил из экипажа, на ходу вытирая руки и раскрывая саквояж. - Что это с ним?
- Тятька избил, - пояснила Агафья. - Первая сволочь на деревне, а вторых тут в каждом дому по трое...
- Это верно, - доктор опустился на колени рядом с Платошкой, принялся промывать и смазывать ушибы и ссадины, забрал сломанную руку в лубок. - Темный народ, непросвещенный у нас. Дикость, жестокость, прямо страшно становится. Пока трудовой народ не осознает, что он должен быть хозяином на своей земле, так и будет продолжаться!
- Ты прежде его уму-разуму поучи, а то нахозяйничают, - заметила Агафья. - Мурка! Подай мою тряпицу нитчатую!
- Да это же корпия, - доктор присмотрелся. - Эх, Агафья Петровна! Были бы вы помоложе, я бы вас в женские медицинские курсы рекомендовал. Вы же самородок...
- Дак мне б тогда кого лечить пришлось? Городских барынек. А эти же как? - и Агафья кивнула на Платошку.
- Ну я же не городских лечу... А вы где это все усвоили, Агафья Петровна?
- У наставницы, источницы своей. А та - у своей. Я бы и сама ученицу взяла, да мне не всякая годится. Мне так надо, чтобы седьмая дочь седьмой дочери, аль ежели девка, чтобы родилась у девки, которая сама родилась у девки, - ну, или чтобы звезды так сошлись, или метка была.
Доктор засмеялся, заканчивая обрабатывать последнюю ссадину.
- Диву даюсь, - сказал он, - вы такая мудрая женщина, и такие суеверия! А метку вы как разглядеть собираетесь?
- А Мурка поможет, - и Агафья погладила Мурку по рябой серой голове.
И потекли долгие летние дни. Жара сменилась дождями, цветы - ягодами, вот уж и первые грибы пошли... Деревенские потянулись в лес с кузовками. Как нанесут свинушек да сыроежек, и ну хвастаться, у кого больше.