— Малыш Джон, ты должен уступить, — прошипел Робин Гуд. — Ты обещал — ты помнишь?
— Не сейчас. Давай ещё по разику пульнем, чтобы этого хуилу бортануть.
Робин обернулся на бородача. Тот угрюмо посматривал на нас. Тогда Робин поднял руку, привлекая внимание.
— Я поставлю ореховый прут за триста ярдов и пусть каждый выпустит по стреле. Кто сможет попасть в неё, тот пусть выиграет стрелу с золотым наконечником.
Бородач кивнул, но когда Робин Гуд поставил прут, то покачал головой.
— Не буду я даже и пытаться. Я еле вижу прут, а уж попасть в него… Увольте!
— А я вот буду, — я натянул тетиву и выпустил стрелу.
Ореховый прут оказался срезан на треть. Робин Гуд зло взглянул на меня, прицелился и… целых пять минут вымерял полет стрелы. Когда же он спустил тетиву, то прут оказался наполовину срезан.
Отменный выстрел. Толпа зевак радостно взревела. Надо было придумать что-то более эффективное, что сможет поразить людей ещё больше.
Идея со стрелами промелькнула у меня в голове, и я улыбнулся сам себе. Ай да джинн, ай да сукин сын! Посмотрим — насколько стальные яйца у Робин Гуда.
Теперь уже я поднял вверх сжатый кулак.
— Нас осталось двое! Кто из нас будет победителем, пусть решит следующий выстрел. Но мне нужен помощник! Кто хочет войти в легенды?
Тут же раздались возгласы из толпы, желающих прославиться в веках. Я выбрал мелкого мальчишку. Уж пацана-то Робин не сумеет обидеть.
— Пойдем, пацан, сейчас тебя мы проверим на храбрость, честность и прочую хуйню, — говорил я мальчишке, пока вел его в конец стрельбища. — Как звать-то тебя?
— Вилли… То есть Вильгельм Телль, сэр рыцарь.
— Какое длинное имя. Я буду звать тебя Вилли, ты похож на одного знакомого пингвина.
Мы подошли к дубу, возле которого я поставил пацана, щелкнул пальцами, чтобы он не шевелился, и положил яблоко на его макушку. На всякий случай сделал заклинание, чтобы пацан остался невредим. Хрен его знает — вдруг Робин будет стрелять?
Расстояние получилось в полтора раза дальше, чем стоял ореховый прут. Мальчишка был мелкой точкой на горизонте.
— Нам нужно попасть в яблочко! И только твердая рука сумеет это сделать! Готов ты, Робин? — блин, всё-таки пристал этот стиль речи.
— Я думаю, что если я прошлый раз ставил цель и стрелял, то в этот раз пусть сэр Уилфред пошлет стрелу первым, — красиво отмазался Робин.
Говно-вопрос! Я вскинул лук и, почти не целясь, выпустил стрелу. Стрела взвилась в воздух. Она проделала долгий путь прежде, чем воткнулась точно в центр яблока.
Публика неистовствовала. Сначала был общий вздох, а потом громоподобные рукоплескания.
Робин Гуд зло посмотрел на меня, потом прицелился, натянул тетиву и замер. Я тоже замер — неужели пульнет?
После десяти минут раздумий, Робин Гуд повернул лук ко мне и выпустил стрелу:
— Ты, мерзкий плут, Малыш Джон! И я тебя убью за твой обман!
Я еле-еле успел перехватить её в полете:
— Попробуешь ещё раз, Робин Гуд? Или съебнешь по тихой грусти? Дева Мэриан теперь принадлежит принцу по праву выигрыша всех трех состязаний. Так что пока-пока, фраер в колготках.
— Робин Гуд! Робин Гуд! Айвенго победил Робин Гуда! — раздался крик в толпе.
Веселый лесной брат бросил на меня злой взгляд и кинулся бежать прочь. Я же пожал плечами. Да, такая доля воровская — вор стоит за вора до тех пор, пока первому выгодно.
— Дева Мэриан! — крикнул я. — Твоя честь не будет больше задета этим лесным прохиндеем! Живи счастливо! Слышь, принц Джон, тебе идет и третья победа. Респект и уважуха, чел!
Дева Мэриан расплылась в улыбке и послала мне воздушный поцелуй. Я сделал вид, что поймал его и в этот момент в глазах снова потемнело.
В ноздри ударил тяжелый запах сена и навоза. Затем рядом раздался задорный крик:
— Дивись-ка, брат Хома, кого я тут знайшов! Яка ж богата свитка у панове… Пошарь в его карманах, вдруг там завалялся добрый табачок или кошель со злотыми…
Глава 12
Когда я распахнул глаза, то обнаружил три лица, смотрящих на меня с нескрываемым любопытством. Один из них, был безус и явно молод. На лицах двух других уже расцвели песочного цвета усы и некоторые признаки раннего алкоголизма на носу. Все трое крепкие, улыбчивые, с бритыми головами, из макушек которых торчали конскими хвостами длинные чубы.
— Где я? — вырвался у меня резонный вопрос. — И кто вы такие?
— От же панове, видать знатно ты вчера испил горилки, если не помнишь, как чорт тебя занес в этот стог сена. Даешь храпака, как слон африканский, на хуторе близ Диканьки. Как только тебя волки не задрали? — произнес самый здоровый из мужчин.
— Это кто кого ещё задрал бы, — пробурчал я в ответ. — Где рыцари? Где маг Астролябиус?
— Ты с кем вчера так весело гулял? Лыцарей тут отродясь не было, одни крестьяне да смачные крестьянки. Звать нас богослов Халява, философ Хома Брут и ритор Тиберий Горобець. Да и ты нам имя своё не забудь сказать, али забыл после вчерашней горилки? — спросил самый молодой.
— Масуд, — пожал я плечами.
— Панас? — выставил волосатое ухо богослов.
— Масуд, — поправил я.
— Ну так Панас и есть. Был у меня знакомый Панас Заколупко, жил возле Винницы. Так до того хорошо пел, чертяка, что девки аж коровами ревели, когда он жалостливые песни заводил. Если бы не клята горилка, то до сих пор пел бы… — произнес Хома.
— А что с ним створилось-то? — влез Тиберий.
— С пьяных глаз показалось ему, что нос у него отвалился! Да не просто отвалился, а стал человеком и кинулся в чиновники, чтоб в их карманах пусто было. А что же за чиловик без носу? Срам один, а не чиловик. Вот и бросился Панас за своим носом в догонку, да в колодец и свалился. Утоп, бисов сын…
Хома тяжело вздохнул, полез в карман и вытащил трубку. Спустя полминуты по ночному полю поплыл ароматный дымок, заставивший меня чихнуть.
— Панове, а ты как здесь? И почему у тебя морда вся синяя? От кулаков добрых или кожи красишь? — спросил Тиберий.
— Кожу крашу, — отмахнулся я.
— А чого ж тогда в поле заночевал? Тут же до хутора вон, рукой подать.
— Да хуй его знает. Захотелось вольным воздухом подышать.
Ну не буду же я рассказывать этим ребятам, что сначала попал в сказку, потом в сказание, а теперь вообще хрен знает куда. Назовут меня чертом, да и погонят куда попало. А мне ещё тут бабу какую-то счастливой делать.
— Ну что, чиловече, ты с нами пойдешь, али будешь тут комаров кормить да бисовых волков ждать? — спросил богослов Халява.
Ночевать в чистом поле мне вообще не улыбалось. А что до волков… Действительно их тоскливая песня раздавалась вдалеке. Нет, я волков не боялся, но и оставаться под звездным небом не хотелось.
— Ребят, а давайте я с вами.
— А пойдем. Вместе завсегда веселее, — улыбнулся широко Хома. — А может у тебя и табачок в кармане найдется?
Я пожал плечами и щелкнул пальцами. После этого извлек из кармана широченных штанов кисет с табаком, похожий на тот, какой видел у философа. Тут же три руки протянулись за угощением. Правда, по самой молодой шлепнула рука Хомы:
— Не дорос ишо, Тиберий.
— Но…
— Не понукай покуда не запряг! Вот как усы покажутся, так и будешь за табачком тянуться.
Тиберий обиженно хмыкнул и отвернулся.
— Ох и добрый же у тебя табачок, дядька Панас, — выдохнул богослов. — Вот кабы у меня был такой табак, то был бы я самым важным паном среди студенческой братии. У меня кажный бы закурить просил, а я бы брал по медяку за понюшку…
— Да ты и так столько же спрашиваешь, даже за самый дурной табак, — хмыкнул философ. — А табачок и правду добрый… Потопали же, миряне, а то и в самом деле, догонят серые черти и придется хвосты им крутить.
Веселой четверкой мы пошли по темной равнине. Я видел, куда и как ступать, а вот ребята то и дело спотыкались, чертыхались, поминали чертей и их родителей в десятом поколении. Меня это веселило. Хотя ребята и не видели ни зги, но вот нос вел их как умелую гончую по следу жареного.
Вскоре мы вышли на хутор. Большая изба стояла в окружении сараюшек, как волчица с щенками.
— Отворяй ворота! — закричали три глотки, а пудовые кулаки едва не поломали ворота, дружно ударив в них.
Из дома вышла старуха и сначала попыталась всех прогнать, но потом сжалилась и разместила всех по углам. Ритора с философом в хате, богослова в каморе, а мне достался пустой овечий хлев.
Видимо, совсем я бабке не приглянулся, если в соседях у меня оказалась любопытная свинья. Ароматы были такие, что хоть мертвых выноси, чтобы не задохнулись.
Как только я лег, подложив руку под голову, так тут же скрипнула дверь и в свете с улицы показалась старуха.
Неужели это её я сделать счастливой? И как её делать? Что в этом времени старухи-то любят?
Ей осталось дышать полтора понедельника. Если сделать её счастливой, то только видом крепкого дубового гроба, в котором черви до неё не сразу доберутся. Или пенсию повысить? А какая тут у них пенсия?
— Бабуль, тебе чего надо-то? У меня одна бабулька недавно спрашивала, чтобы я её со старинной любовью свел. Тебя тоже со старинной любовью свести? Ты об этом спрашивала у Астролябиуса?
Старуха же вперила в меня сверкающие глаза и начала двигаться по направлению ко мне явно не с желанием просто погладить по голове.
— Бабка, ты сдурела? Не, была бы ты лет на двести моложе, то я бы согрешил с тобой, но сейчас… Ты же развалишься на хую! Да куда ты тычешь своими граблями? Глаз же проткнешь, дура!
Я вдруг понял, что не могу двигаться. Вот честное слово — самый могущественный джинн оказался слабее ребенка.
А старуха тем временем приблизилась ко мне, поставила меня раком и вскочила сверху, оседлав, как молодого жеребца. После этого шарахнула по правому боку метлой. Ноги сами пустились бежать прочь от этого проклятого дома.
— Бабка! Я тут тебе не там! Хочешь покататься — могу метлу заколдовать и будешь летать на ней по небу быстрее молнии! Увидишь волшебника с молнией на лбу — сторонись его. Вообще шуток не понимает!
Бабка не отвечала, только крепче стискивала коленями мои бока.
Меня это начало злить. Меня снова использовали как раба! И ведь если раньше женщины садились сверху, то это было вовсе не так! А тут… Какая-то ведьма решила использовать в качестве транспортного средства. И про Астролябиуса молчит. Явно не она заказчица. А уж если она не просила у мага счастья, то какого хуя я её катаю?
Чем больше я злился, тем становился сильнее и выходил из-под контроля ведьмы, да чтобы у неё метла никогда не ломалась…
Я вдохнул и почувствовал, что могу владеть своим телом!
— Старуха! Я тебе человеческим языком говорю — останови свой бег и давай пообщаемся! Не хочешь? А если я на тебе кататься начну?
Рукой нащупал старухин лапоть и дернул за него что было силы!
Вмиг мы со старухой поменялись местами. Теперь уже я был сверху и несся кавалерийской рысью по вольной степи.
— Эге-ге-гей! Еб вашу ма-а-а-ать! — крикнул я от нахлынувших чувств.
Старуха бежала мелким дробным шагом, но так быстро, что ветер свистел в ушах и старался сдернуть меня со старческой спины. Ага, хренушки, не для того я на неё залезал, чтобы быть сдернутым ветром.
Да я верхом на самолете катался, что мне какая-то ведьмина рысь.
— Как тебе такие покатушки, бешеная старушка? — крикнул я своей «кобылке».
— Отпусти! Отпусти! — кряхтела она изо всех сил.
— Ага, сейчас! Рассказывай про мага Астролябиуса!
— Не знаю я ни про какого мага! — крикнула старуха.
Или не старуха? Мне показалось, что голос её стал моложе.
Может быть это ветер так шутит, искажая голос?
— Да как же не знаешь? Ты же ведьма и должна была договориться с магом. Чего ты у него пожелала?! — рявкнул я, сжимая бока крепче.
— Я не знаю никакого мага. Будь ласка, сильномогучий колдун, отпусти меня. Ох, я больше не могу, — проговорила ведьма звенящим молодым голоском.
В следующую секунду я кубарем полетел в пыльную полынь. Когда же поднялся на ноги, то увидел, что вместо старой ведьмы в траве лежала молодая чернобровая красавица. Косы раскинулись по осоке, на соболиных бровях повисли капли пота, а длинные ресницы трепетали под ветром. Высокая грудь бурно вздымалась и требовала освободить её от лохмотьев. Стройные ноги раскинулись в стороны, словно приглашали меня отведать сладостей томительного соития.
У меня в широких шароварах задымилось. Я сделал шаг вперед…
Глава 13
Занималась дальняя зорька. Тонкая линия на горизонте только начала светлеть, обещая в скором времени снять чародейство ночи и превратить всё в солнечный и радостный день.
Девушка лежала передо мной. Уставшая. Вспотевшая. Разгоряченная. Готовая к употреблению.
Разве мог я отказаться от такого предложенного блюда?
Я рванул ведьминское одеяние, и оно послушно расползлось, обнажив две пышные груди. Торчащие соски вызывающе уперлись в небо. Я сжал одну грудь и почувствовал под пальцами бешено колотящееся сердце.
— Оставь меня, — простонала девушка. — Поди прочь…
Она следила за мной из полуопущенных ресниц. Руками она попыталась оттолкнуть меня, но легче было сдвинуть с места мавзолей, чем возбужденного джинна. Я рванул лохмотья сильнее. Они послушно распались, как будто были созданы для этого момента.
Обнаженное тело было столь совершенно, что я на миг даже забыл о том, кто это передо мной. Красавица пыталась закрыть черный треугольник внизу живота, но я щелкнул пальцами и стебли полыни тут же оплели тонкие кисти. Девушка оказалась как будто распятой на земле.
А что? Так лучше. Так меньше будет мешаться.
Я мигом освободился от одежды и с удовольствием заметил, как её глаза расширились, увидев мой рабочий инструмент в полной боевой готовности.
— Нравится? Могу сделать и побольше, чтобы аж до глотки достало, — подмигнул я красавице.
— Не нравится, отпусти меня! — взвизгнула девушка.
Нравится, не нравится… Любишь кататься — люби и джиннов катать.
Я уже двумя руками сжал пышные груди, а губами начал играть с возбужденными сосками. Стон сам по себе вырвался из губ красотки. Соски налились кровью, отзываясь на ласку. Я гладил, пощипывал и наблюдал, как краски возвращаются на лицо ведьмы.
Груди были похожи на две дыньки, сочные, спелые, жаждущие ласки. Девушка отзывалась на ласку, выгибаясь и закрывая похотливо заблестевшие глаза.
Она задышала чаще и сильнее, как только моя рука скользнула промеж бедер. Черные волоски-пружинки пытались оттолкнуть мои жадные пальцы, но легче… впрочем, про мавзолей вы уже знаете.
Пальцы наткнулись на теплое и нежное. Я стал поглаживать и почти сразу же наткнулся на заветную горошину. Тело девушки выгнулось дугой. Затрещали стебли полыни. В воздух пролился протяжный крик страсти.
И это только от одного движения… Что же будет дальше?
Я великий экспериментатор, поэтому начал оглаживать и ласкать не только шелковистую кожу, но и касаться изредка влажной щели. Особенное нажатие доставалось сосредоточению страсти и нежности.
— Нет, отпусти меня, пан! Я сделаю всё, что только пожелаешь, — взмолилась ведьмочка.
— Как это «отпусти»? Я же только начал разогреваться. Ну уж нет, пока я не удовлетворюсь — ты будешь моей, — я вспомнил, как меня называли ребята и добавил: — Панас Сзалупко так просто не слезает с девушек…
Пальцы легко скользили по склизкой плоти, изредка заныривая внутрь, извлекая наружу стоны. Цикады смолкли, наблюдая за нами. Я понимал их — не каждый день джинн трахает ведьму в степи. Такого зрелища надо ещё поискать.
— Я сделаю всё для тебя…
— Конечно же сделаешь. Вот прямо сейчас и сделаешь. Встань-ка ты к полю передом, а ко мне задом.
Ведьмочка закричала, завопила, заблажила дурным голосом. Но разве это было когда-нибудь помехой для перевозбужденного джинна?
Всего лишь щелчок пальцами и стебли полыни перевернули девушку лицом вниз, а попой вверх. На меня уставился сочащиеся соками алые врата блаженства. В них-то я и вошел с видом победителя.