Было уже темно, когда я разбил лагерь. Лес вокруг для меня был просто одинаковый, холма я так и не достиг, и признаваться себе, что заблудился, не хотелось.
Мне удалось метким броском добыть себе кролика на ужин, так что сытый желудок хоть немного, да приподнял настроение. Одно дело, когда от кого-то убегаешь — там лишь бы не догнали. А тут мне самому надо выследить цель, а получалось пока не очень. Навыков не хватало.
— Ничего, утро вечера мудреннее, — сказал я Пламени, когда тот испуганно озирался по ночным теням.
Я же теперь вполне доверял своей интуиции, и спокойно заснул, прижавшись к теплому лошадиному боку.
Что-то все же разбудило меня. Спал я с копьем под ладонью, поэтому уже через доли секунды я вскочил на корточки. Пламя тоже проснулся, удивленно глядя на беспокойного хозяина.
Костер уже отгорел, краснея отдельными угольками, поэтому вокруг была почти полная темнота. Лишь звезды где-то за шелестящими кронами деревьев.
Брошенные вокруг сканеры сначала ничего не выявили. Только когда моих глаз долетела пара знакомых искорок, я повернулся к источнику. Вот вроде бы ничего нет, но при этом…
— Выходи, кто бы там ни был, — негромко сказал я.
Тишина. Я поднял щит, сделал шаг, потом еще.
— Если я брошу копье в твое укрытие, ничего страшного?
Пару секунд мне никто не отвечал, но когда я поднял руку с оружием, раздался голос:
— Хорошо, только не бросай.
Голос принадлежал мужчине в возрасте, я бы даже сказал, старику. Ко мне вышел зверь — седоватый, с коротко стриженной бородой. Одет в простую одежду, обвешанную лоскутами для маскировки, за плечом висят лук и походная сумка, за поясом поблескивал нож.
— Здравствуй, мастер… эээ… — сказал я, разглядывая четвертую ступень гостя.
— Четвертое жало, — помог мне ночной гость, — Я охотник из племени Гудящей Пчелы.
Жало… Совсем, как у Скорпионов. Непроизвольно я даже проникся симпатией.
— Белый Волк, третий коготь, — сказал я, отводя копье.
— Вижу, — кивнул Пчела, — Пустишь погреться?
Я пожал плечами, с сомнением покосившись на потухший костер. Конечно, странно, что охотник не может себя согреть, но кто знает, может, ищет общения?
Усевшись напротив, гость вытащил из сумки флягу, отпил немного и протянул мне.
— На меду настояно, хорошо согревает.
Я покачал головой.
— Спасибо. Но мне нужна ясная голова, дело важное.
— Понимаю. А моим старым костям как раз. Я Зужел, старший охотник Гудящих Пчел.
Я даже не подал виду, что имя очень странно звучит. Но, как ни странно, Пчеле оно отлично подходило.
— Перит.
— Белые Волки, говоришь? — задумчиво протянул Зужел, — Не слышал о таких. Ты с наших краев?
Я махнул рукой далеко в сторону.
— Нет, издалека я.
— Ясно…
Он посматривал вокруг, и я внимательно следил за каждым его движением. Странный ночной гость не внушал доверия, но и прямо грубить не хотелось. Мне все равно придется сдружиться с местными, чтобы узнать побольше о разбойниках.
Пламя недовольно фыркал, прядая ушами. Я обвесил все вокруг сканерами — земля, огонь. Но ничего подозрительного.
— Не доверяешь? — прямо спросил Зужел.
— Опасаюсь.
— Вот и я немного… эээ… в смятении, — честно сказал охотник, — Мои ночные друзья подсказали — чужак в наших краях.
Я закрутил головой. Ночные друзья? Слуха коснулось едва слышное жужжание — какая-то ночная труженица пыталась найти цветок. Мне даже не хотелось задумываться, могут ли пчелы собирать нектар ночью? Жужжит — значит, она где-то тут.
— Ты с пчелами общаешься? — спросил я.
— Ну, наша деревня славится своим медом, — усмехнулся Зужел, — Так повелось испокон веков.
Он замолчал, и я не знал, как продолжить разговор. Напряжение нарастало.
— Зачем ты здесь, Белый Волк?
— Дела.
— Прямо тут пару дней назад проходили звери. Недовольные, злые. А потом той же дорогой идет другой зверь. Странный, но сильный.
Зужел говорил занятными фразами, как настоящий абориген.
— А куда прошли злые звери, нельзя узнать?
Гудящая Пчела поскреб бородку.
— С ними у нас договор. Они не трогают нас, мы их.
— Ой, да ладно, мастер четвертое жало, — усмехнулся я, — Так уж они вас и не трогают?
Зужел вздрогнул, а я продолжил:
— Я, может, и странный зверь, но не глупый. Я ищу этих уродов, чтобы забрать у них то, что принадлежит мне. И попутно свернуть башку их главарю, этому хозяину Шмелиного леса.
Пчела молчал, внимательно слушая. Я не знал, делаю ли ошибку, рассказывая планы, но охотник был пока моей единственной зацепкой.
— Только не говори, что у вас с ними все хорошо, мастер Зужел. Я один разок общался с Драмом — он гнилье поганое! — я чуть не выплюнул эти слова, — Наверняка платите дань, и девок они у вас таскают. Уж первушек, как пить дать. А великий приор ведь сквозь пальцы смотрит, так?
Я вполне себе представлял, что может твориться в огромном лесу, полном разбойников, да еще вдалеке от столицы приората. Старшие в стаях Пчел и Ос живут по заветам предков, боятся преступить законы Неба. А младшие, которые видят, что творится вокруг, спокойно встают на скользкую дорожку.
Во всех мирах все одинаково.
— А молодняк у вас? Все, как один, хотят к этому хозяину Шмелиного леса? — попытался я дожать клиента.
Это задело старика.
— Такие слова надо произносить осторожно. Не один я слышу ночных друзей, — сказал охотник, нервно озираясь.
Он встал.
— Рад был познакомиться, Белый Волк, и удачи тебе в твоих делах.
Зужел направился к кустам, и я сказал вслед:
— Тебе же не нравится это, мастер? Разве для того растили зверят, чтобы они потом свои же деревни грабили?
Охотник развернулся, в его взгляде играли угольки костра, но я заметил там не только страх, но и сомнение.
— Великий приор придет, и во всем разберется, — сказал Зужел, — Так не будет происходить вечно.
Я встал.
— Ни приор, ни прецептор не придут, старик.
— Не смей так говорить, — Пчела испуганно приложил два пальца ко лбу и посмотрел на кроны деревьев.
Я, чтобы у собеседника было ко мне больше доверия, сделал то же самое. Но Зужел, не оборачиваясь, скрылся в кустах.
— Война на востоке, слышал про такую? — крикнул я вслед, — Она пришла сюда!
Шелест веток говорил мне, что гость удаляется.
— Завтра за твоей внучкой они придут, а ты ничего не сделал! — совсем отчаявшись, крикнул я.
Да уж, моя дипломатия была божественного уровня. Кусты молчали, и я со злости пнул угольки костра. Пламя недовольно фыркнул и встал — разлетевшаяся зола поплыла в его сторону.
— Извини, дружище, — я похлопал его по шее, хмуро глядя на кусты, — Просто бесят меня упертые бараны. Старые упертые бараны.
Конь покосился на меня — мол, а сам не такой.
Я усмехнулся и пробурчал:
— Я не старый…
Ну, в любом случае, есть хорошая новость — где-то рядом селение Гудящих Пчел. Хотя, если представить, насколько далеко могут уходить охотники, становилось не по себе.
Со вздохом я уселся обратно, к разметанному костру. Надо, что ли, отправиться вслед за этим зверем? Ага, попробуй выследить охотника.
— Трутень, — донеслось из кустов.
Это неожиданно вырвало меня из раздумий, и у меня только вырвалось:
— Что?
Зужел снова показался из кустов, хмуро глядя на меня.
— У Гудящих Пчел говорят — старый упрямый трутень.
— Ну, значит, ты старый упрямый трутень, — улыбаясь, сказал я.
Гость подошел к костру.
— А что ты можешь сделать? — его глаза внимательно рассматривали меня, чувствовались мягкие коготки его внимания.
Я не препятствовал старику, пусть рассматривает. Может, у него тоже было какое видение, а то вокруг меня часто творится такое — кому-то сны подсказывают, кому-то карты. Приору Зигфриду Небо вообще прямо сказало, что делать.
— Белый Волк, я не просто пришел сюда сегодня ночью.
— Ой, говори сразу, мастер Зужел, — пытаясь успокоить свое раздражение, сказал я, — Видение какое было, или предсказание?
Тот пожал плечами:
— Пчелы что-то нажужжали, — ответил он, — И у меня нет внучки, кстати. Внук.
Его губы дрогнули, будто вспомнил что-то. Во взгляде промелькнуло сомнение, но старик топнул ногой и поманил за собой.
— Пойдем, трутень упрямый, пока я не передумал, — старик скрылся в кустах, — Не старый он, видишь ли.
Я постоял еще несколько секунд, читая свои ощущения. Чувство опасности молчало, интуиция пожимала плечами. Конь тоже глянул равнодушно — мол, ты хозяин, тебе и решать.
Голос охотника подстегнул меня:
— Не поторопишься, за тобой придут другие.
Поэтому мне ничего не оставалось, как двинуться следом.
Надеяться, что Зужел поведет меня прямо в селение, было глупо. Он сразу сказал, что пока отведет в лесную заимку — далекую избушку, где лежали припасы и дрова для охотников, не успевающих возвращаться домой в зимние холода. Я даже порадовался, что попал в Нулевой мир посреди лета.
— Старейшине нажужжали пчелы про меня? — спросил я, пока мы пробирались через лесную чащу.
Старик вел меня одному ему известными тропками.
— Старейшина давно якшается с разбойниками, они приходят к нему, когда ранены или нужна помощь.
Я кивнул, а Зужел продолжил:
— Вот они и заявились пару дней назад. Злые, набедокурили в деревне, — Зужел зло сплюнул на землю, — Мухи навозные.
— А ты как нашел меня?
— Старейшина у нас с даром оракула. Он сказал Драму, что стая волков пойдет за ним по следу. И если тот ничего не сделает, то он не будет улыбаться.
Я только вытянул удивленно губы. Вот, оказывается, какие бывают предсказания.
— Так и сказал, не будет улыбаться?
— Ну, так нашептали пчелы, когда старейшина слушал их, — пожал плечами Зужел, — Но Драм почему-то испугался. Он ведь и так потерял хорошего помощника.
Этого помощника я смутно помнил. Как он там был, Выдра? Его теплая кровь плеснулась на меня в ту ночь.
— А ты как оказался рядом?
— Не один старейшина слушает пчел, — усмехнулся старик, — Правда, я все же боялся. В прошлый раз, когда… — его голос дрогнул.
— Что в прошлый раз?
Старик помолчал, глядя под ноги.
— Нет у меня внука. Уже полгода как.
Я не хотел расспрашивать дальше. И так ясно, что пришли разбойники, и мальчишка наверняка встал на защиту…
— Он, как второе жало взял, так сразу к Драму сбежал. Упрямый трутень. По тракту вдоль Слезы Каэля часто караваны идут.
Зужел, сбиваясь, рассказал, что банда Драма грабит не только деревни, но и эти самые караваны. Только лишнего не берет — отобьют разбойники повозку, и уходят. Некоторые купцы вообще просто сразу откатывают «долю» разбойникам, чтобы не было лишней резни.
Но халява, как говорится, подкармливает жадность. И Драму показалось, что купцы его обманывают и обсчитывают, а настоящие ценности оставляют себе. Ну, и одним прекрасным днем он захотел другую телегу. Тогда-то молодой Пчеленок и погиб от зачарованной стрелы.
Конечно, радоваться смерти глупого юнца было глупо, но я подумал, что в ином случае охотник не стал бы мне помогать. Как выяснилось, за мной вскоре должны были прийти люди Драма, узнавшие о погоне.
— Я тогда полез драться, когда узнал про внучка, — грустно сказал охотник, — Меня лекари еле выходили, охотники все же нужны.
Он повернулся, и глаза у него были сухие.
— Я уже и не думал, что когда-то возмездие настигнет Драма.
Впрочем, Зужел замолчал и остановил меня, положив руку на плечо. Впереди, посреди деревьев, угадывались очертания это самой лесной заимки — избушка, сидящая глубоко в земле, с крышей, заросшей травой.
— Давно я тут не был, — прошептал охотник, — Вот только кажется, там кто-то есть.
Глава 18. Жучья песня
Из приземистой избушки донесся грохот, кто-то что-то уронил. Кажется, даже травяная поросль на крыше сотряслась.
Зужел попятился и укрылся за корявым толстым деревом, подозрительно глядя на избушку. Прямо над землей угадывалось окошко, оттуда бил мутный свет, и маячила тень.
— Это Драм? — спросил я, тоже оттянув коня за дерево.
Взяв щит и копье, я изготовился к прыжку — какой выпадает шанс, ведь разбойник один, и можно не только поквитаться, но и узнать, куда тот дел мои бумаги.
Но Зужел покачал головой.
— Не Драм… это… кажется…
Тут скрипнула дверь, из избушки вылетела какая-то посуда, звякнули об землю плошки и кастрюльки. Из открывшегося проема донесся скрипучий, но довольно мощный голос — кто-то напевал песенку.
— В заимке рылся жук-оле-е-ень, — хриплый певец ужасно фальшивил, но, признаться, пел с душой, — Так целый день, и ведь не ле-е-ень!
Я только открыл рот, пытаясь сообразить, что происходит, а Зужел испуганно прошептал:
— Вот же ж опарыши медовые! Это Буру!
Естественно, сразу возник вопрос, что за Буру, но, когда я повернул голову, рядом никого уже не было.
Какого нуля тут происходит? Как Зужел так быстро исчез? И куда он вообще, на хрен, исчез?!
Я закрутил головой, понимая, что опять остался один посреди ночи в незнакомом лесу. Пламя фыркнул за плечом.
— Не один, точно, — усмехнувшись, прошептал я, и погладил морду коня.
На миг воцарилась тишина, в избушке даже перестали стучать посудой. Впрочем, через несколько секунд горластые песни возобновились.
— Рогатый жук на спинку вдру-у-уг. Такой испуг, помог бы, дру-у-уг!
Поморщившись, я покосился на Пламя. Судя по скептическому выражению, конь тоже был невысокого мнения о певце.
Пчела больше не появился, стоять без дела времени не было, и надо было что-то решать. Либо снова чесать в неизвестном направлении в поисках Зужела или других аборигенов, либо пытаться наладить контакт с этим местным. Хотя были у меня подозрения, что тут не все в порядке с головой.
— Жук-носорог упал в снежо-о-ок…
Я мысленно слился со стихией земли. Пригнувшись, выскользнул из-под дерева и бесшумно двинулся к хибаре. Если это разбойник, мне же легче, уж развязать язык я смогу.
— …совсем продрог, промок сапо-о-ог!
Опустив колено на землю, я решал, заглянуть через окно, или сразу ворваться через дверь. А если это не разбойник, и напугаю его? Потом контакта не получится…
Но почему-то старый Зужел боится этого певца?
Выдохнув, я осторожно пустил земной сканер сквозь стену избы, по привычке разбавив зрение стихией огня. Довелось мне на службе использовать прибор ночного видения, и эффект от моей магии очень его напоминал.
Крики из хижины продолжались:
— Жук-носорог нашел пене-о-о-ок, костер разжег, сушил сапо-о-о-ог!
Внутреннее убранство избушки открылось передо мной… и по спине пробежал холодок. Магия показала, что внутри никого нет!
Я, поддавшись интуиции, крутанул сканер, обхватив территорию вокруг избы. И сразу же вскочил в боевую стойку, выставив копье.
Под раскидистым дубом, как раз рядом с Пламенем, стоял незнакомец с дубиной в руках. Едва я заметил его, крики в хижине прекратились.
Конь, видимо, не сразу осознал, что рядом стоит чужак, и, испуганно заржав, отбежал ко мне. Незнакомец никак не отреагировал.
Это был коренастый, но очень плечистый зверь пятой ступени. Ниже меня на две головы, но намного шире! От него сквозило опасностью, да и стихия земли странно на него реагировала. Живая плоть — и в то же время как камень.
Своим видом он напоминал дикаря — черная борода торчала клочками, на плечи и голову навешаны шкуры, сшитые непонятно каким образом. Причем головной убор отличался особой твердостью, и из него торчали два рога в сторону, похожие на оленьи.
Увесистая дубина, которой он похлопывал по ладони, заканчивалась узловатым утолщением с торчащими кривыми корнями. Эдакая природная булава.
Дикарь, поблескивая недобрыми глазами, внимательно изучал меня. Но надо было как-то начать разговор, и я сказал, улыбаясь: