– Верст через десять, помнится, река в озеро впадает, – проговорил Греслав, вытирая ладонью кровь с подбородка. – А из озера уже два рукава выходят.
– Ты помолчи, – жалостливо проговорил Макошка. – Я сам буду говорить, а ты поправь меня, если что. Так думаю, что по правому рукаву нам нельзя – слишком близко к холмам, а вот по левому можно.
Греслав кивнул.
– А если очень повезет, так ладью или ушкую встретим и поплывем. До Городища, конечно, не доплыть, но хоть ближе к той местности. Я прав?
Греслав снова кивнул. Что ж, другого пути нет. Если повезет, дней за пять-семь они доберутся до другого озера – Лежного. А там всё на восток и на восток. Доберутся.
Их путь оказался долгим и трудным. Вскачь Велена не могла – Греслав сразу начинал хвататься за грудь, с трудом заглатывал воздух, а потом стирал кровь с лица. Останавливались часто, чтобы передохнуть, поесть. Макошка – рыбак отменный – в любой луже карася мог поймать. Иной раз в лесу птичьи гнезда с кладкой яиц находил или прошлогодние орехи в брошенном беличьем дупле. Голод торопил, а ранение не давало ходу. Правда, у Греслава аппетита не было, обходился горячей водой, приправленной молодыми листочками ягодных кустов, а у Макошки постоянно в животе бурчало.
После озера Лежного, как и было задумано, они повернули вдоль левого рукава, вытекающего из озера, и на свое счастье встретили небольшой караван, состоящих из нескольких суденышек под парусами и пары больших плотов с дюжими гребцами, за которыми тянулись связанные попарно огромные бревна. Вначале сплавщики с опаской отнеслись к всадникам и не думали приставать к берегу. Но Макошка так жалобно уговаривал их взять хотя бы раненого, что, в конце концов, от одного из плотов в сторону берега отчалила лодчонка с двумя гребцами и остановилась метрах в десяти от берега. Сплавщики внимательно разглядывали невесть откуда взявшихся всадников, потом тихо поговорили между собой.
– Коней не возьмем! – крикнули они.
– Добро! – ответил мальчик.
– Я Велену не брошу, – предупредил Греслав.
– И не надо, – Макошка помог старшему товарищу слезть с седла. – Я берегом пойду. Так мы быстрее доберемся. И не бойся, коней я сберегу. И акинак. И остальное оружие. Эй! Гребцы, давай ближе!
Лодка ткнулась носом в берег. Не сходя с места, сплавщики настороженно смотрели на молодого дружинника, который обнимал за шею кобылу, гладил её пышную гриву, и на мальчишку, который ловко управлялся с пятью конями сразу.
– Вот, возьмите, – он протянул гребцам три мелкие серебряные монеты. – Я верхом вдоль берега. И смотрите, берегите моего друга – это тысяцкий самого князя Светослава. Ранен был, когда прикрывал отход своих сотен. Отважный воин!
Мужики уважительно подали руки Греславу, усадили его и через минуту были далеко от берега. Макошка наблюдал, как раненого подняли на плот, а рослая женщина в приволоке (меховой жилетке) усадила его спиной к сложенным мешкам и поднесла чашку с варевом.
– Да-а-а, поесть бы сейчас не мешало, – вздохнул мальчишка, поглаживая тощий живот.
На плоту по команде рулевого дружно опустили весла в воду, несколько взмахов, и плот, подхваченный течением, резво ушел вперед.
– Ну, и нам пора.
За два неполных дня караван добрался до небольшого селения со своей пристанью. Отсюда сплавщики следовали на север, а путникам нужно было на восток.
Макошке с конями пришлось вплавь добираться до противоположного берега, где располагалась пристань. Греслав уже ждал его, тепло распрощавшись с попутчиками, которые улыбались ему, жали руку. Но стоило ему отвернуться, как печально закачали головами: «Не жилец».
Чувствовал себя Греслав плохо, и мальчику пришлось звать на помощь, чтобы усадить того в седло.
– Ку-да сей-час? – с трудом выговорил Греслав.
– Давай туда, – мальчик махнул рукой в сторону построек. – Надо расспросить, как до Городища добраться.
Они медленно двинулись в сторону постоялого двора. Там Макошка устроил своего друга на широкой лавке, коней определил к общей привязи, а сам пошел купить еды. Запах горячей мясной похлебки исходил от большого котла, вделанного в очаг из дикого камня. Разнообразный люд подходил к котлу, отдавал денежку, а дородный мужик щедро наливал подставленные посудины и вдобавок каждому отрезал по большому ломтю ржаного хлеба. Макошка дождался своей очереди, а потом осторожно понёс доверху налитое блюдо, подбородком придерживая ломти хлеба.
– Ох, и вкусно, – закатывал глаза мальчишка, черпая деревянной ложкой горячий, наваристый суп. – Ты попробуй, чего не ешь?
Только две ложки варева и смог проглотить Греслав да хлеба пожевать. Силы его были на исходе. Он понимал, что подкрепиться надо обязательно, но кусочки пищи с трудом протискивались в глотке, а надрывный кашель заставлял и это выплюнуть.
– Жидкого оставь, – попросил он Макошку, – выпью. А ты гущу ешь, совсем истощал.
– Зато в бою, как ты говоришь, сподручней будет, – пытался развеселить друга мальчик. – Боюсь только, сил не осталось меч поднять.
– Тем более ешь. За добавкой сходи.
– Не-е-ет, – похлопал себя по пузу Макошка, – больше не влезет. Пойду овса для коней добуду, а то они, бедные, на траве да на траве. Боевой конь должен зерном объедаться. Побудь без меня, я скоро.
Греслав обессилено вытянулся на широкой лавке, подложив под голову чпаг (мешок). Он понимал, что долго без вмешательства врача не выдержит. Во-первых, он не знает, что с ним. Удар палицей, вероятно, повредил ребра, потому что дотронуться до грудной клетки больно. Во-вторых, кровь изо рта говорит, что повреждено легкое. Но насколько сильно? Хорошо, что нет температуры, а значит, воспаления, иначе без антибиотиков не обойтись. А где их взять в этом времени? Пенициллином, помнится из учебника по истории, где-то во время Великой Отечественной войны начали лечить. Интересно, чем сейчас воспаления лечат местные лекари? Эх, был бы рядом Ярик или Милалика, они бы помогли.
Он задремал и поэтому не сразу услышал взволнованный голос Макошки.
– Греслав, друже, вставай! Я нашел, кто нас доставит в Городище! Пошел овса сторговать да спросить, кто, мол, до Городища плывет. Так один ушкуйник и указал. Завтра на рассвете отплывают.
С помощью Макошки Греслав поднялся с лавки и, опираясь на его плечо, побрел в сторону пристани.
– Вон видишь?
– Нет.
– Не туда гляди, вот сюда, – мальчик вытянул руку вправо. – Ну? Вот эта носатая ладья в сторону Городища плывет.
Греслав вглядывался в строй больших ладей, ушкуй, лодок под парусами, но ничего особенного не замечал. Хотя…Точно! Одна ладья с необычной формой носа, будто задранной к небу, стояла чуть в стороне. Её скрывал раздувающийся на ветру парус соседнего судна.
– А ну, пойдем, – Греслав зашагал в сторону ладьи.
Неужели угорская ладья? Именно такие носы у их лодок и крыши такой же формы на домах. Ах, как было бы хорошо! Может, вспомнят его, и Сизаря, и Стояна, и Ярика.
Если бы он мог, он бы побежал, но приходилось идти медленно, внимательно глядеть под ноги, чтобы не запнуться. Малейшее сотрясение вызывало ужасную боль в груди и кровь на губах. Макошка же не выдержал и помчался к воде.
Пока Греслав добрел до места, мальчишка уже назад брел. Лицо расстроенное, губы обиженно кривятся.
– Не соглашаются, опасаются чужаков.
– Проводи меня.
Он оперся о плечо Макошки и двинулся к перекинутым на дощатый причал сходням. Возле них стоял дюжий парень и от нечего делать кидал крошки хлеба в воду, где их тут же заглатывали юркие рыбки с блестящими спинками.
– Здорово, друже, – хрипло проговорил Греслав. – Позови старшего, переговорить надо.
– Я этому мальцу уже сказал, что чужих на борт не берем, чего ещё?
– А разве я чужой? Не помнишь меня? А я тебя помню. Не тебе ли Веруза ухо пришивала после битвы с торкаями? Дай взглянуть.
Греслав сделал вид, что хочет действительно взглянуть на ухо, но парень дернулся назад.
– Ты..это..откуда?
– Эй, Магут, кто там? – из пристройки на корме ладьи показался рослый мужчина, который внимательно вглядывался в лица подошедших. – Грес..Греслав? Ты ли это, вояка! Глазам не верю! Дай тебя обнять!
Он быстро преодолел разделявшие их сходни и, широко раскинув руки, двинулся к Греславу.
– Стой! – Макошка загородил собой друга. – Он ранен!
Здоровяк застыл на месте.
– Не узнаешь меня, Греслав? Это же я, Петряс! Мы с тобой вместе в отряде Ратибора гнали торкаев! Ну, вспомнил? Я – родной брат Кудри!
– Здорово, Петряс, – Греслав протянул руку. – Видишь, где пришлось свидеться.
Угор с чувством поприветствовал того, кто два года назад наряду с угорами защищал их селение от набега торкаев. Ох, и дрался этот унот (юноша)!
– Магут, что стоишь, веди дорогого гостя на борт! Расскажу Матери Родиве – не поверит! Сколько раз мы вспоминали добром и тебя, и твоих друзей, и скоморохов! Такое разве забудешь!
Слава богам, выдохнул Макошка. Знакомцы без помощи не оставят. Теперь надо коней привести. Спросить что ли?
– Эй, дядя, а у нас кони. Пять голов. Что с ними делать? – Макошка опасался, что ему опять придется вдоль берега пробираться. А как хотелось отдохнуть, поесть, поспать…
– Веди коней, – разрешил Петряс. – У нас судно не чета другим, десяток коней поместим.
– Тогда я мигом! Только овса прикуплю, – обрадовался мальчишка.
– У нас и купишь, коли деньги есть, – сказал Петряс, а потом захохотал: – Не бойся, не оставим коней голодными. Торопись, если хочешь стряпню Сьяны попробовать. Вкуснее кулеша со стерлядью, чем у неё, нигде не попробуешь!
– Я мигом, дядя Петряс!
Вот уже второй день заканчивается, как Греслав и Макошка с комфортом плывут на лодке угоров. Петряс подробно рассказал обо всех событиях, что произошли за время расставания с друзьями Греслава, потом Макошка рассказал, как полк Греслава был отправлен Светославом к Кястасу с предупреждением не начинать войны за Турмас. Как героически повели себя Гонта, Борода и Сорока, сложившие голову той ночью, как они повстречали караван сплавщиков. Греслав помалкивал, пытаясь сохранить последние силы. За ним ухаживала Сьяна, заваривала ему траву, прикладывала горячие камни к груди, стирала кровавые пузыри с лица, а потом где-нибудь в уголке, за грудой мешков, вытирала мокрые глаза, безнадежно покачивая головой в ответ на молчаливые вопросы угоров.
– Держись, друже, – Петряс опустился рядом с раненым. – Два дня и две ночи, и мы в Городище. Потерпи еще немного. Эй, Сьяна, принеси меду!
Женщина принесла две большие чаши с хмельным напитком.
– Ты сегодня ничего не ел, – покачал головой Петряс, – так хоть медом подкрепись. Знатный мед!
Греслав сделал пару глотков. Мед помогал ему хоть ненадолго уснуть и не сотрясаться в надрывном кашле. Выдержит ли он дорогу, пусть и по воде, а не в тряском седле? Хватит ли у него сил пережить еще несколько дней без помощи лекарей? Сегодня утром он уже и не надеялся встать – после очередного кровотечения сил не осталось. Вот и сейчас он почти не чует ног, в голове противный комариный писк, и глаза закрываются. Это от большой потери крови. Он видел раненых, которые засыпали от кровопотери и уже не могли проснуться. Ему сегодня особенно плохо, но он постарается не заснуть. Всю ночь будет сидеть, пить глоточками мед, слушать байки Петряса.
На следующий день они подошли к большому острову, разделившему реку на две части. Из разговора с Магутом Греслав узнал, что они пойдут по правому притоку, который идет к Городищу.
– Вообще-то нам влево надо сворачивать, – сказал Магут и махнул рукой. – Там наше селение. Но Петряс сказал, что вначале вас доставим, а потом домой.
Если бы не ранение, Греслав ни за что бы не допустил, что из-за него… Но, обессилев от потери крови, он не нашел сил возражать. Ладно, мы за угоров стеной встали против торкаев, не считались. Подумаешь, сделают круг, для жизни не опасно. Да и по всему видать, что они не особо торопятся. День раньше, день позже, роли не играет. А вот в его положении каждый час на счету. Надо дотерпеть не Городища. И главное – не спать. А как хочется…Укрыться бы теплой приволокой, приложить нагретый камень к ноющей груди, выпить хмельного меду и уснуть.
Нет, он не поддастся слабости, иначе какой он тысяцкий? Перед Светославом ему еще отчет держать. И пацанов он своих давно не видел. Соскучился. Как там Дизель, как Ярик? С Климом, помнится, они год назад виделись. Давно. Раскидало их. А хорошо бы собраться всем вместе…
Не спать!
…В свете полной луны холмистая местность, поросшая столетними деревьями или молодой порослью после природного пожара, выглядела причудливо. То привидится всадник в треуголке на слоне, то собака на спине дельфина, то ведьма в ступе. Светлые и черные пятна создают живые картины по берегам реки. Во-о-он там, выше обрывистого берега, как будто великан опустился на одно колено и склонил голову. В правой руке дубинка, а левую – протянул вперед, а в ней как будто опрокинутая чашка. А из чашки льется молоко, вон целая речка из молока.
Тут как иглой в сердце ткнуло Греслава – что-то очень знакомое в очертаниях великана и пролитого им из чашки молока…Очень знакомое! Да это же Медвежья лощина! Вот и белая каменистая осыпь, памятная ему по спуску, когда они с пацанами вышли из пещеры, не зная, что попали в другое время. А второй раз по ней же они бежали, сбивали в кровь ноги, плененные лютыми.
Это что же получается: они сейчас плывут по той реке, которая ведет к дреговичам! Надо крикнуть Петрясу. Зачем ему плыть в Городище, если тут, рядом, Ярик!
– Ма-кош-ка, – едва слышно прохрипел раненый. – Проснись.
– Тут я.
– Позови Петряса.
– А до утра подождать?
– Нет.
– Греслав, друже, ты не помирать ли вздумал? – голос мальчика задрожал от подступивших рыданий. – Прошу тебя…Не помирай…
– Если будешь сидеть без дела, помру. Зови Петряса.
Макошку как ветром сдуло. Вскоре показался заспанный Петряс.
– Что? Что? Сьяну позвать?
– Не надо в Городище, – с трудом проговорил Греслав. – Тут близко…
– Я не понял, – Петряс вглядывался в бледное лицо раненого. – Как не надо? Это Магут тебе сказал, что нам по другому рукаву надо было плыть? Вот болтун! Не переживай, доставим и тебя, и твоего ординарца, и твоих коней до Городища! Наше дело плыть, а твое – силы беречь.
Греслав поманил Макошку.
– Скажи ему, – голос раненого совсем ослаб, был чуть слышен, – скоро на правом берегу будет селение дреговичей. Мне туда, меня там лекарь ждет. О-о-ох. Не проскочить бы в темноте. Ма-кош-ка, передай ему и сам смотри в оба. Там берег такой с излучиной, а на берегу сети рыбацкие и лодки. И рощица к самой воде подходит. О-о-о-х. Мы там грибы собирали. О-о-о-х.
Макошка все понял и передал просьбу Петрясу. Тот разбудил всех и заставил вглядываться в правый берег, чтобы разглядеть селение. Но ожидаемое место показалось уже на заре. Вдоль берега плавали две лодки, в рощице щелкали кнутами пастухи, оторвавшись от повседневных дел, женщины с любопытством разглядывали ладью невиданной формы, которая, судя по суете гребцов и спускаемому парусу, решила причалить к их селению.
Через минуту несколько вооруженных всадниц встало строем на берегу, настороженно ощетинившись копьями.
Чтобы переправить раненого на берег, с борта ладьи перекинули сходни. Греслава надо было нести на руках – идти он уже не мог. Приблизившись к сходням, одна из воительниц громко поинтересовались, кто к ним пожаловал и по какому делу. Не успел Магут выговорить: «Греслав», как она спрыгнула с коня и бегом по сходням на борт.
– Греслав!
Где же он?
– Мать…
Взгляд вправо, влево, да где же Греслав?
– Мать…здесь я.
Не может быть, чтобы это был их Греслав! В лице ни кровинки, губы синие, голова чуть держится. Только взгляд темно-карих глаз его, Греслава!
Не говоря ни слова, Общая Мать просунула руки под спину раненого, оторвала его от широкой лавки, на которой он провел все дни плавания, и заторопилась на берег. К ней уже спешили другие воительницы, поставляя плечи и руки. Так, на плечах, как принято выносить воинов, получивших тяжелые увечья в бою, его понесли туда, откуда он ушел давным-давно унотом, молодым дружинником, а сейчас вернулся к родным пенатам опытный воин и, судя по шрамам, прошедший славный боевой путь.