- Сие зовётся "толстая кишка", - сказал костоправ, раздвинув пальцами плоть, - то - "сердечной мышцей" называли древние. Вот здесь, между рёбрами - лёгочные мешки.
- А для чего это всё?
Ева сморщила нос - мясной запах, наконец, достиг её ноздрей.
- В этих скользких штуках сосредотачивается божья искра. Любая живая тварь может двигаться и дышать, если есть эта искра.
- Такая, как в лампе?
- В лампе не живое, не-ет! - Эдгар посмотрел на Еву со странным торжеством, которое, затем, сменилось задумчивостью. - Хотя отчасти ты права, улитка на ежевичине, всё на свете есть творчество Господа.
- Нашего ослика?
Он уставил палец в небо так внезапно, что Ева подпрыгнула на месте.
- Того Господа! А теперь смотри, куда ведёт моя мысль. Если бы звери были полые внутри или заполнены мясом, они бы не смогли существовать. У нас внутри то же самое, и различается только размерами. Искра помещается вот здесь, в печени. Сердце нужно лишь для того, чтобы гонять кровь. В лёгочные мешки попадает воздух, когда зверь дышит...
- А зачем нужна кровь?
- Затем же, зачем водяной мельнице нужна река.
- А она зачем?
Эдгар рассмеялся, потёр ладони. Видно, что его увлекал этот разговор. Ева тем временем продолжала:
- Я думала, что на водяных мельницах ускоряют движение воды. Ну, чтобы она быстрее дотекала туда, где люди живут рядом с пустынями, а ещё до больших городов. Я ни одной не видела, но брат рассказывал, что работники там запрягают в мельничное колесо самых больших рыбин, которых только смогут поймать. На мордах у них уздечки из водорослей...
- Глаза человека-цирюльника видели множество мельниц, - авторитетно заявил Эдгар. - Нет, маленький воробышек, всё не так.
Он ткнул пальцем в развороченное пузо зверька.
- Кровь своим напором заставляет двигаться суставы. Если снять кожу, видимо станет, что все суставы перетянуты верёвками. С этими верёвками и связаны артерии, по которым бежит кровь... её поток настолько силён, что все на свете реки кажутся болотами. Также, и сие писал один греческий философ именем Гиппакрат, она переносит жизненные соки. Ты хоть раз видела что-нибудь подобное?
Девочка хмыкнула.
- Я видела всё это, когда отец потрошил поросят. Потроха он отдавал обратно свиньям. Наверное, им нравится на вкус божья искра.
Скальпель в руке Эдгара дрогнул.
- Свиньи - животные, которые живут в грязи, - сказал он.
- Пусть и в грязи, но, они довольно милые, - сказала Ева. - Эта, как ты говоришь, искра, наверное, погасает. Или улетает в рай. Иначе мы бы сейчас увидели, как она светит.
- Слишком яркое солнце, - скулы Эдгара топорщились, придавая его лицу схожесть с грозовой тучей. - Ты сомневаешься в замысле Божьем?
Он накрыл ладонями тушку. Нагнулся и заглянул в щель там, где смыкались ладони. - Светит. Посмотри сама!
Ослик шлёпнул губами, и это отвлекло Еву и Эдгара от спора - как раз вовремя, чтобы увидеть, как качнулись кусты. Эдгар вскрикнул - тонко, пронзительно, словно мышь, чей хвост пригвоздила к земле кошачья лапа.
- Это какой-то мальчишка, - сказала Ева. - Их тут несколько - следят за нами. Все мальчишки любопытные, как щенята.
- Они глядели? Сколько? Что видели?
- С тех пор, как мы приехали. А что?
- Енота - видели или нет?
- Конечно. А что тут такого?
- Может, и ничего, - пробормотал Эдгар. - Но лучше поберечься. Сохрани и спаси, сохрани и... нужно бежать нам.
Он вытащил тряпицу, всю в бурых пятнах, будто оленья шкура - видно, что ей вытирали не пот - завернул туда тушку и убрал подальше с глаз. Осёл был недоволен, что его оторвали от чертополоха, но, видимо почуяв в лесной чаще что-то вкусное, весело припустил по дороге, помахивая ушами. "Шлёп-шлёп-шлёп" - звучали копыта по влажной листве, и Ева начала прихлопывать в такт по коленкам. До тех пор, пока шлёпающих звуков не стало слишком много, и девочка окончательно запуталась, какие из них принадлежат ослу.
А потом их окликнули и приказали остановиться.
Восемь человек, шестеро лошадей, всегда ленивых и всегда мечтающих откосить от работы деревенских кляч, что не привыкли ездить под седлом. Тем более в большой компании себе подобных. Так что теперь они с подозрением косили глазами и раз за разом норовили столкнуться крупами или поймать губами соседский хвост.
Ева узнала бородача, который первым встретился им в посёлке, узнала также и похожего на блоху священника. Остальные были незнакомы. Все они - мужчины, жители деревни, которую цирюльник с Евой только что покинули, - неприязно их разглядывали. Кто-то здесь был родителем мальчишкам, которые, кстати, как раз подоспели, и наблюдали с безопасного отдаления. Эдгар смотрел на пришельцев идеально круглыми глазами и, похоже, никого не узнавал.
- Эй, святой отец, - сказал бородач, указывая орлиным носом на цирюльника. - Это тот самый?
Он больше не излучал добродушия. Курчавая борода, казалось, сильнее завивалась от гнева.
Священник, который сидел на лошади позади какого-то боевого вида юнца, совсем ещё мальчишки, быстро, по-голубиному, покивал.
- Эй, человече! - взвился чернобородый. - Слезай-ка со своей развалюхи. Нужно нам кое-что прояснить. Люди говорит, что ты здесь занимался чёрной магией. Это так?
- Мои руки в крови, но кровь та появилась от доброй работы, - ответил Эдгар, его голос от волнения сделался необычайно высоким. Кажется, собственные же слова о том, как неугодна эта работа Небесам, начисто вылетели у него из головы. - Спросите человека по имени Ян. Живёт в доме, что похож на саранчу или на рогатую жабу...
Мужчина смачно сплюнул.
- Я знаю, где живёт Ян. Знаю, что ты, незнакомец, проводил у него некую мессу.
- Всего лишь акт врачевания. Рана его была очень плоха, чёрная желчь и гной, того и гляди, проникли бы в кровь...
- Почему же, в таком случае, ты не взял у него денег?
- Я...
Голос Эдгара совершенно перестал соответствовать внешности; собравшиеся с недоумением смотрели, как изо рта великана, из которого, судя по внешнему виду этого страшного человека, должны вылетать камни, вылетали синицы. Во взгляде чернобородого роились подозрения.
- Он ни у кого не берёт денег, - громко сказала Ева.
- А ты кто такая? - неприязно спросил мужчина. Но тон его перестал напоминать пса с вздыбленным загривком.
- Путешествую с этим человеком до ближайшего монастыря, - сказала Ева, трогая пальчиками ладони и ощущая, как по ним струится пот. Голос, однако, не напоминал чириканье синицы, хотя - чувствовала она - ещё немного, и в груди заведётся жалкое, противное хныканье. Ева пока не очень понимала, что хотят эти люди от великана, но они были похожи на стаю псов, сгрудившихся перед самым робким на свете львом. - Его зовут Эдгар. А вот этого ослика - Господь. Я знакома с ними уже больше одного дня (хотя, как зовут ослика, узнала только сейчас). Они самые хорошие люди... Точнее, он - самый хороший человек из всех, что я знала. Уж точно лучше моих родителей.
- Ему что же, не нужна еда? - спросил обладатель бороды.
Кто-то из его спутников храбро выкрикнул:
- Смотрите, какой здоровяк... половина порося на ужин?
- Или пара курей? - присоединился третий, горбатый доходяга с блестящей, как змеиное пузо, кожей и... да-да, жидкой бородкой.
Эдгар молчал, хватая ртом воздух, а Ева озадаченно ответила:
- У нас есть еда. В лесу её полно.
- Только чернокнижник и колдун станет работать без оплаты за свой труд!
- Он знает "Богородицу" так, как никто из вас, олухов, в жизни не выучит, - пробормотал священник достаточно громко, чтобы его услышали.
Лоб чернобородого прорезала складка.
- Что-то там в твоём писании об этом говорилось. Вроде, что придёт какой-то там противохрист, и не то устроит дебош, не то выучит все молитвы наизусть. Разве не так?
- Не так, - подбородок священника стал ну точь-в-точь как ледяной кубик. Еве казалось странным, что он защищает чужеземца, да к тому же без бороды. Но по взгляду, похожему на хлёсткий удар хлыста, по говору было видно: священник - порядочный человек. - Ты взял бы, освоил грамоту, да прочитал сам.
- Мы, наверное, поедем, - негромко сказала Ева.
- А с этим Яном мы ещё поговорим, - сказал чернобородый. - Всегда знал, что эти жаборылые не просто так обустраиваются на нашей земле. Пройдёт время, и сюда нагрянет их армия.
Эдгар сглотнул и извлёк из своего истончившегося голоса максимум громкости:
- Я буду в печали, если мой труд пропадёт даром.
- Тебя никто не спрашивал, - сказал чернобородый - Ребятки сказали, что вы здесь резали лесную зверушку и ели сырое мясо.
Ева задохнулась от возмущения.
- Мы не едим мёртвых зверушек. До сих пор мы ели только то, что собрала мне в дорогу мама... как-то: пшеничные лепёшки, орехи, вяленое мясо... Мы что же, похожи на тигров или грифонов, чтобы есть сырых зверюшек? Похожи на вурдалаков или минотавра греческого?
Ева спрыгнула с повозки, и все всадники, как зачарованные, уставились на неё - так, будто их привязали за носы к руке девчушки. Мужчины переглядывались и, видно, ощущали себя стаей добродушных деревенских псов перед сумасшедшей лисицей.
- Да что ты на меня смотришь? - кричала Ева на чернобородого, и слюна пузырилась на её губах, почти как у одержимой бесом. - Да чтоб у тебя, господин, каждый день был на ужин мёртвый енот!
- Дети - символ царствия Божьего, - пробормотал священник.
- Ага, значит это был енот, - удовлетворённо, хотя и слегка обескуражено заметил кто-то.
Ева оглянулась на Эдгара; тот сидел, понурив плечи, и странно, крупно вздрагивал. В груди его что-то клокотало, будто там завёлся целый выводок сороконожек.
- Мы пытались понять, что с ним случилось, - сказала Ева. - Он бежал и вдруг упал, как будто мёртвый. Мы думали, может, ему можно чем-нибудь помочь? Может, у него отказали лапки?
Бородач хмурился. Кто-то из его спутников, помоложе, с интересом спросил:
- И как? Помогли?
- Нет, - Ева выпятила нижнюю губу, из-под насупленных бровей разглядывая всадников. - У него не оказалось денег, чтобы заплатить.
Всадники расхохотались. Чернобородый, выпятив губы, дул в свою бороду, пытаясь удержать себя то ли от ухмылки, то ли от гримасы ярости. Этот смех внёс окончательный разлад в отношения между собой их лошадей, которые теперь сталкивались грудью и боками, кое-кто даже отчаянно лягался. Всадники, всё так же хохоча, поджимали под себя ноги, пытаясь уберечь их от незавидной судьбы быть раздавленными. Ослик повернул назад уши, похожие на два дупла в стволе старого дерева.