Последним выкатился Шарик. На сей раз он был дымчатым и золотыми искрами внутри.
Я осторожно собрал в горсть брезент, наклоняя. Но шарик не выкатывался, как бы прилип к материи.
Я, самому себе напоминая удильщика, выловил вещи, что лежали в стороне, вскочил в машину и дал деру. Только километров через тридцать притормозил и отдышался. Заново оценил то, что лежало на соседнем сидении: несколько украшений и нож. Надо все же оценить камушки на ножнах, вдруг не самоцветы.
Глава 35
Найти в незнакомом городе, пронизанном комитетчиками и стукачами, покупателя на такие ценности нелегко.
И я бы долго еще думал об этой проблеме, не мелькни за окном «москвича» вывеска: Мосгорломбард. Я как раз ехал по Карла Маркса, в прошлом и в будущем – Старой Басманной. Название улицы произошло от исторически селившихся здесь пекарей-басманников, выпекавших хлеба-басманы, которые поставлялись во дворец и раздавались государственным служащим как хлебное довольствие. Эти хлеба отличали строго установленный вес и нанесенные на них рельефные клейма, похожие на теснённые изображения на пряниках. Так здесь возникла Басманная слобода (от татарского слова «Басма», что означает рельефный оттиск на металле или на коже).
Тут, кстати, жили С. Т. Аксаков, В. Г. Белинский, Ф. М. Достоевский и неоднократно бывал А. С. Пушкин у своего дяди. Тот «дядя самых честных правил», который «не в шутку занемог».
Припарковаться в это время можно где угодно и как угодно, если речь не идет о правительственных домах. А в ломбарде тихо и нет народа. На полках за прилавком стоят старые радиоприемники, даже телевизор мелькнул, шубы какие-то лежат и прочая рухлядь, вон холодильник притулился.
Вступил в беседу с приемщиком армянинского типа, узнал много нового об этой службе в СССР. Оказывается В годы Великой Отечественной войны, когда прием ценностей был приостановлен, сотрудники ломбарда не призывались в армию, а охраняли имущество, чтобы после окончания войны выдать его без штрафных пеней.
Известно, к примеру, что в хранилище Мосгорломбарда (прошептал армянин чуть ли не на ухо) побывали колье Галины Брежневой с 51 бриллиантом-полукаратником, брошь Фаины Раневской с сапфирами, серебряный кубок с дарственной надписью Дениса Давыдова и шкатулка работы Фаберже с 114 бриллиантами.
– Значит антиквариат принимаете?
– А то ж!
– А вот так, чтоб сразу купить?
– А то ж!
Своеобразная речь для армянина…
– Слушай, а ты кто по национальности?
В этом времени такой вопрос обижает только евреев с их особой графой в паспорте[8].
– Иранец. Ну в смысле – араб.
– Сабак аль кхаир (доброе утро).
(Так как любой еврей пожив в Израиле усваивает обиходное из арабского). В ответ услышал длинные и гортанно-рычащие фразы, целую речь. Истомился парень без родного языка. Эту филиппику прервало появление двух здоровенных изделий на моем ладони. Мощное кровавое золото, старинные грани огромных камней, которые даже по внешнему виду не принять за подделку…
– Беру! Себе! Девушке. Сразу. Даю тысячу.
– Десять. И это только потому, что срочно деньги нужны.
– Восемь. Больше нету.
– Аль иатизар (простите, но…), одиннадцать. Или ухожу тот час.
– Десять, вы же сами сказали десять…
Отсчитал, как миленький. Крупными купюрами. Ломбарды всегда содержат мошенники, в здоровом государстве их нет. Только где эти «здоровые» государства?
После крестовых походов на Константинополь, крестоносцы награбленное свозили в Венецию и Ломбардию. Отсюда и произошло слово ломбард. Поток денег, который хлынул в Италию способствовал возникновению первых банков и ростовщичества. Услугами ломбардов нередко пользовались знатные особы во все времена. Например, в 1492 году королева Испании Изабелла I заложила в ломбард собственную бриллиантовую корону, чтобы финансировать экспедицию Христофора Колумба в Америку.
Государственные ломбарды, которые в то время носили название ссудные казны, заработали в 1722 году в Санкт-Петербурге и Москве.
Ладно уж, ростовщики исчезнут только с ликвидацией денег, а это не при моей жизни (жизнях). Так что крепче за баранку держись шофер. Денег теперь хватит и на кое-какую мебель, и на новоселье. Срочно в мебельный, где же он в нынешнем времени?
Стой, сам себе думаю! На фига мне худосочная польская или ГДРовская стенка из двп и фанеры. Массивная мебель из ценных пород дерева, бессмертные (только кожу перетянуть) диваны, письменные столы на львиных лапах… И у кого это все может быть? Ясно у кого! И я поехал к моему доброму джину из кремлевской снабженки Абрамовичу.
Вернее, вышел из машины у телефонной будки, кинул две копейки и соединился с деликатным номером «по которому можно звонить не часто».
– Иван Абрамович, у меня для вас есть сюрприз. Можно приехать? Спасибо!
Сюрприз, естественно, выбрал из клада – мощный мужской браслет с изумрудами, центральный с ягоду бруснику величиной. Ну это я так думаю, что изумруды, потому как зеленые. Может и другие камни, но никак не безделушка, так как браслет из мягкого золота, граммов сто весит примерно. Так что поехал я за сталинским ампиром мебельным…
Глава 36. Москва, склад
Помните Романа Карцева и Виктора Ильченко в миниатюре «Склад», когда он не знал, что взять из дефицита. Возможно она еще и не написана, не создана.[9]
Нет, наверное они еще или у Райкина выступают на вторых ролях, или еще не встретились. Ей бо, надо купить энциклопедию и там проверять наличие людей из будущего. Не то влипну с предсказанием. Например, скажу что дуэт прекрасный Карцева – Ильченко, а они даже не познакомились еще. Ну ладно, это потом. А сейчас я въезжаю в ворота очередного склада, где по пропуску с визой Абрамовича, мне выдадут все, что возжелают душа и двухкомнатные апартаменты.
Склад был огромен, кладовщик в синем халате и с чернильным карандашом за ухом (какая ретро-прелесь, этот чернильный карандаш!) любезен, а мебель была основательная и шикарная.
Когда-то, когда я был маленьким, а в Ангаре водилась рыба, с нами жила бабушка. Бабушкина мама успела в молодости побывать в гареме султана (правда султана лично видела лишь мельком и один раз), потом её вместе с другими армянами освободили[10] (спасибо дипломату Грибоедову!).
Грибоедов, кстати, был человеком чрезвычайно одарённым и разносторонним. Одним из самых просвещённых и эрудированных людей своего времени. Он был выдающимся писателем, автором бессмертного «Горя от ума», поэтом и драматургом, прекрасным пианистом и композитором, талантливым дипломатом и востоковедом. Это был благородный дворянин, владевший шестью европейскими и несколькими восточными языками.
Грибоедов сыграл важнейшую роль в репатриации 40 тысяч армян из Персии в Восточную Армению. Ни один из международных договоров не имел столь большого значения для судьбы армянского народа, как Туркманчайский. И никто другой из русских деятелей того времени не внёс такого огромного вклада в освобождение армянского народа, как Александр Грибоедов.
Но это я отвлекся. В те далекие времена, в тридцатые годы двадцатого века люди ездили с чемоданами и вещами, так как в магазинах было пустынно. Даже в командировку люди брали сменную рубашку, нательное белье и по мелочи. Ну, а мои родители переезжали из Ростова в Сибирь, поэтому в контейнер было положено все, вплоть до детского горшка (хотя детей у них еще и не было). Молодые врачи ехали покорять Сибирь и бабушка не смогла отпустить детей в этот жутко холодный Иркутск, где медведи бродят по городу вместе с пьяными золотоискателями и ссыльными…
Но я опять отвлекся. Склад был огромен, кладовщик в синем халате и с чернильным карандашом за ухом (какая ретро-прелесть, этот чернильный карандаш!) любезен, а мебель была основательная и шикарная.
Главное, прямо рядом стоял буфет. Нет – БУФЕТ! Такой же, какой бабушка привезла в Иркутск.
Буфет, который занимает четвертую часть достаточно большой гостинной (столовой) и мог вместить всю нашу немалую семью вместе с бабусей.
В будущем мало кто задумается о том, что демонстрация красивой посуды – вовсе не признак советской бедности. У нас в Сибири пока в секции за стеклом буфетов и сервантов в гостиных хранили парадную посуду для приема гостей, в кухонном буфете жила посуда повседневная.
Сервиз был шикарный (надо купить похожий) с тончайшим китайским рисунком на столь же тонком, почти прозрачном китайском фарфоре. Была супница, были глубокие, средние и десертные тарелки, чашки для бульона и чашки для чая… все было. И часть этого сервиса богато смотрелась сквозь стекло на третьем этаже буфета.
– Беру! – сказал я. – Обязательно беру. Еще нужен обеденный стол, письменный стол ценного дерева и чтоб на львиных лапах, ну и все в соответствии с этим генералом – буфетом. У вас супруга есть?
– Имеется, как и детишки, – солидно ответил хозяин мебельных сокровищ.
– Вот ей передайте, скажите что купили. Меня упоминать не обязательно. Вещица антикварная, от бабушки досталась.
И я вручил ему золотые сережки с аметистами – смотрятся дорого.
– Спаси Бог тебя, добрый человечек. Умеете трудового человека ценить. А другие сунут стольник, как лакею на чай. Я уж подберу вам все по высшему классу. И доставим, вам куда доставить? А, это тот писательский дом недалеко от метро, знаем, как же. Доставляли туда и писателю Эренбургу кабинет из красного дерева, и писателю… ну она все про Ленина пишет, так ей – французскую мебель розового дерева в гостиную и в спальню. Не извольте беспокоиться, все доставим и поставим, сегодня же к вечеру, вы уж будьте дома, пожалуйста…
Глава 37. Москва, воспоминание о будущем
Глава большая и реалистичная, любителям легкого фантези можно не читать!
Еще раз прошелся по квартире. Если гостиная не вполне совершенна – не хватает замаскированной электроники (уж какая есть в этой эпохе, может Philips уже существует или Grundig), то кабинет – игрушка. Затею со спальней в гостиной за ширмой я оставил – тут стал красавчег трехэтажный с горкой и с тремя дверьми по первому этажу – мой старинный и прочный буфет с гроздьями винограда и прочей декоративной резьбой!
Невольно вспомнился Заболоцкий:
Хорошо быть Ивановым. Руковером, да еще Исаевичем – трудней. А самовар куплю, чего ж!
Невольно и горько вспомнилась история мой семьи. Их везли не в эшелонах, как обычно в те годы перевозили зэка, а в купированных вагонах скорого поезда. Собственно, они и не были заключенными, просто им пришлось уехать с берегов теплого юга, с изобильной земли Ростова-на-Дону, Краснодара, Ставрополя в Сибирь, в Иркутск. Можно даже сказать, будто они ехали сами.
Формально так и было. Врачи-евреи сами покупали билеты на поезд, сами упаковывали багаж, сами ехали. В ссылку, которая считалась временной – надо, мол, помочь медикам-сибирякам – и которая оказалась для них пожизненной.
Кому-то могло показаться странным, что почти все врачи были имели научную докторскую степень, многие носили звание профессора, а самый низкий ранг у отъезжающих равнялся кандидату наук. Усатым, «под Сталина», чекистам на платформе это странным не казалось. Они цепко просматривали каждого, еще более внимательно отслеживали провожающих – брали на заметку.
Я не видел всего этого, так как еще не родился. Но мои папа с мамой были там, и прошли в вагон, стараясь не замечать смуглых кавказцев из НКВД, в купе папа закинул чемоданы на багажную полку, он был высокий, мой папа, помог маме снять пальто, повесил его на крючок и, дождавшись, когда она сядет, сел сам и сказал:
– А мы, вот, возьмем сейчас да закажем чайку. Крепкого.
Мама посмотрела на мужа, самого молодого специалиста среди всей группы – он защитил докторскую диссертацию в 27 лет, – вздохнула и ответила:
– С баранками и чтоб с маком, должны же у проводника быть баранки с маком…
Нам знакомо имя создателя ракет Королева. Мало кто знает, что долгое время он работал в «шарашке» – комфортабельной зоне для специалистов. О «шарашках» хорошо написал Солженицын. Но и он не знал, что для медиков были предусмотрены еще более своеобразные «шарашки», без заборов и проволоки – города Сибири и Заполярья. Несомненно, таким образом «завоевывать» новые земли было выгодно для правителей. Сперва истощенные зеки собственными телами прокладывали рельсы, потом по этим рейсам ехали другие партии зеков – строительные, а потом – интеллигенция. Инженеры, металлурги, шахтеры, врачи. Норильск – самый Заполярный город России – полностью построен и оживлен зеками. Его архитектура очень напоминает Санкт-Петербург, так как все архитекторы и строительные рабочие были из Ленинграда.
Иркутску, старинному купеческому городу, повезло дважды. Декабристы еще при царе создали там уникальную библиотеку, театральную и общую культуру. А жертвы сталинизма повысили эту культуру до максимального уровня. Доходило до парадокса: когда требовался врач для высокопоставленной особы, посылали самолет в Иркутск. Так, папа летал в Монголию лечить Чайболсана, а в Москву – Жукова. Профессор Ходос осматривал самого Иосифа Виссарионовича. Профессор Брикман консультировал врачей академика Лысенко. Профессор Сумбаев постоянно вылетал в Москву к нервному сыну маршала Маленкова. (Которого, кстати, папа потом «сослал» в Иркутск, мы с ним забавно выпивали – простой был парень, хоть и немного чокнутый). Академик Воячек смог перебраться в столицу только после смерти Сталина.
Иркутск основан в 1661 году служилыми казаками сына боярского Якова Похабова как острог – деревянная крепость на месте соединения двух рек: стремительной Ангары и степенного Иркута. От этой реки и пошло название города. В 1675 году через Иркутск по пути в Китай проезжал первый посол Николай Спафарий. Вот что он писал в своих “Записках”: “Острог Иркутский… строением зело хорош, а жилых казацких и посадских дворов с 40 и больше, а место самое хлебородное”. Живописные сибирские просторы, благодатные земли, леса и реки, близость к местам обитания сибирских народов – бурят, эвенков, якутов способствовали быстрому развитию Иркутского острога. В 1682 году он становится центром воеводства, в этом же году сюда из Москвы приезжает первый воевода Иван Власьев. В 1686 году получает статус города и спустя несколько лет получает свой городской герб.
Больше всех приездом целой армии высококлассных медиков был доволен тогдашний председатель исполкома Иркутска коммунист Патров. Его стараниями (естественно, с разрешения Москвы) буквально через несколько лет был отстроен первый в городе пятиэтажный дом с просторными (до 60 кв. метров) квартирами, куда и переселились из деревянных домишек врачи.
Забавно сейчас представлять квартиру на пятом этаже, которая отапливается двумя высокими печками-голландками, а на кухне варка-жарка идет на настоящей русской, только без лежанки. Отчасти поэтому не строили тогда в Сибири высокие дома – замучаешься уголь и дрова таскать вверх, а золу – вниз.
Утро начиналось криками во дворе. Рыба, свежая рыба! Молоко, молоко! Точим ножи-ножики! Валенки, валенки, катанки! Медвежатина, медвежатина…