Теперь, с полным правом, я мог обратиться к остатками водки. Я слил их в стакан, выпил залпом, запил последним глотком пива и посмотрел на еду. На тарелочках лежали разные вкусности. Была красная рыбка, были тончайшие кружочки сервелата, сыра, присутствовал солено-огуречный салат. Странно, аппетит так и не появился. Это у меня-то, у человека, поедавшего последнее время самые гнусные объедки!
– Ого! – раздалось в комнате.
Пацаны стояли голышом и смотрели на меня обалдело.
– Да ты еще мужик хоть куда, – профессионально оценил Витек.
– Какой же вы дед? – обиженно сказал Вася.
– Да уж, – сказал я удовлетворенно. – Ладно, ладно. Одевайтесь, ешьте. Можете вздремнуть. Я скоро приду.
Я шел по коридору, мягко ступая невесомыми и теплыми туфлями. Администраторша меня не узнала, когда я потребовал паспорт, она воззрилась удивленно:
– А вы из какого номера?
– Из тридцать седьмого. С детьми я еще, с племянниками. Я, видите ли, геолог, только что с экспедиции. Поэтому, наверное, вас мой внешний вид смутил?
Сообразительность свою я не растерял. Бабища была полностью удовлетворена. Теперь ее тройные подбородки источали сплошную любезность.
– Возьмите, конечно. А я, грешным делом, подумала, что бич какой-то. Помыться к нам пришел. У нас иногда останавливаются бомжи, когда деньги раздобудут. Если паспорт есть, мы – ничего, пускаем. Только документ забираем, чтоб не унес чего из номера. Вот я вас и напутала. А вы, значит, геолог? И надолго к нам?
– Нет, на пару дней. Я сам не из Москвы, просто контора наша тут находится. Подкуплю кой чего, да и домой поеду. В Иркутск. Сибиряк я. А племянники местные, москвичи. Родители их очень уж бедно живут, вот я их и решил побаловать.
– Да на здоровье, нам жалко, что ли? Конечно надо детей побаловать, раз родители бедствуют. Пьют, конечно?
Мне уже надоел этот обмен любезностями. Я был прилично одет, деньги распирали карманы, документы были в порядке.
– Ладно, мне некогда.
Поэтому сказал “мерси” и быстро ушел.
На сей раз я наменял у таксистов, те всегда в престольной валютой занимались, тысячу рублей, аккуратно разложил их по карманам и направился в магазин.
Прежде всего требовалась сумка. И обязательно недорогая. Не привлекающая внимание. Это оказалось несложно, черные сумки на кнопках из какого-то невообразимого материала явно российского производства стоили всего 7 рублей и были достаточно вместительными. Продавщица продемонстрировала, что то, что я принял за дно, еще не дно, и при помощи отстегивания раскрывается в дополнительный объем.
Я закинул сумку за плечо и побрел по универмагу. Как много товаров имеется в Москве. И совсем не дорогого. Для меня, естественно, нынешнего. Давненько я не бродил по вещевым магазинам. Да еще с целью покупок!
Часы я купил командирские. Всегда питал слабость к чистопольскому заводу. И воду хорошо держат, и ударов не бояться. По крайней мере, раньше так было. 45 рублей… Теперь надо купить ножницы для ногтей и пилочку. Мои ногти, хоть и отмытые от грязи, выглядели на бледной тонкой руке инородными: желтые, грубые, с неровными краями. Хотя, спешить мне особенно некуда, вполне могу сделать маникюр. Мужской, естественно. И педикюр заодно. Интересно, в этом времени делают педикюр? Ладно, это чуть позже. Носовой платок мне нужен, Витек совсем упустил из виду. Сменное белье, носки. Ножик перочинный в дороге не помешает. Вот этот, с вилкой и ложкой. Сколько? Всего три рубля? Что еще? Да, расческу. Даже не расческу, а такую щеточку с иголочками, этот хвост иначе не расчешешь. Заодно резинку для него. А как ее надевать? Может, вы мне сами хвост прихватите? Спасибо, девушка. А чем вы занимаетесь сегодня вечером? Нет, я тут рядом в гостинице остановился, геолог я, только что из тайги. Да, можете рассматривать как приглашение. Во сколько вы закрываетесь? Так я подойду, посидим в кафе при гостинице. Ладно, вы пока подумайте, а я еще по магазину пройдусь, подкуплю мелочей.
Мне нравился сам процесс покупок. Неспешного хождения по магазину, где поутру народа было немного, реальная возможность купить что угодно. Я забрел в продовольственный отдел, загрузил в сумку полбатона языковой колбасы за 4-50 килограмм, пирожные картошка в картонной упаковке по 30 копеек за штуку, килограмм апельсин для пацанов, хлеб, баночку зернистой икры. У винного отдела я долго раздумывал, потом купил бутылку болгарской «Плиски» за семь семьдесят, на просторах солнечной Болгарии до сих пор ходят легенды, утверждающие, это пойло создали чисто на потребу рынка Советского Союза. Сами болгары предпочитали пить фруктовые самогоны, типа «сливовици» и «ракии», а также сухое виноградное вино.
Уже на выходе я купил книжку. Какой-то детектив в мягком переплете. Леонова.
Я степенно шел обратно. Сумка сыто похлопывала меня по боку. У метро какой-то бич попросил закурить. Не глядя я сунул ему двадцать копеек. Он рассыпался в благодарностях, а я окончательно ощутил себя нормальным человеком. Странно, как быстро мы сбрасываем шелуху вынужденности. Помню, в той – первой жизни после выхода из зоны я уже дней через десять вернулся к привычкам свободного человека. Никаких стереотипов, навязанных многолетним режимом тюрьмы, не осталось, лагерь вспоминался, как коротенькое приключение.
Администраторша покивала мне подбородками. Я сухо ответил, поднялся к себе, постучал. Открыл Вася, спросив предварительно, как я и предупреждал его, кто стучит. Я вошел, похвалил мальчишку за предусмотрительность, вывалил на стол фрукты и остальное. Пацаны, естественно, прежде всего заинтересовались пирожными. Слопав их, они принялись за апельсины. Я же, сняв пальто и с удовольствием вымыв руки, вспомнил, что забыл купить спортивный домашний костюм. Ладно, успеется. Хотя… тапочки тоже забыл.
Вздохнув, я подумал, что БОМЖовские стереотипы пока полностью не стерлись. Налил себе немного коньячного самогона, выпил, блаженно защурился и закусил долькой апельсина, услужливо протянутой чутким Витьком. Раскрыл детектив Николая Леонова. Мы его в советское время любили: известный отечественный писатель и кинодраматург, классик советского детектива, автор популярных романов и повестей о сыщике Льве Гурове:
«Сегодня по радио передали, что температура минус 42 и школьники до седьмого класса октируются, освобождаются от занятий. Мы с Ленкой поиграли немного в снежки а потом я почитала немного и тут почтальон принес письмо от папы, я его прочитала и села писать дневник, как он мне советует, чтобы грамотно выражать мысли. Вот бы научиться писать как папа. Он как настоящий писатель пишет.
А я вчера писала сочинение: «Самый лучший день в моей жизни». Я написала что самый лучший день в моей жизни был тогда когда я пришла из школы домой а дома чисто, полы вымыты, на столе жареная картошка, а мама трезвая. Интересно что мне поставят за это сочинение?..».»
Черт побери, это же мои строчки. Я написал повесть: “Мой папа – аферист”, написал еще в первый год перестройки, отослал ее в издательство “Респекс”, несколько раз звонил туда, а мне все отвечали, что рукопись рассматривается. Потом нахлынули разные события, мне стало не до того. Напечатали, значит.
Я резко открыл последний лист. Так, издательство «Молодая гвардия», тираж 100 тысяч, автор Николай Леонов. Прекрасно, я теперь пострадавший автор! И гонорар, наверное, не смогу получить? Ну-ка, когда вышла книга? В прошлом году.
Опомнись, сказал я сам себе, это в прошлой жизни было, а сейчас 1953 год. И никакого издательства «Респекс» не существует. И тиражи нынче миллионные, а на гонорар можно купить машину или дачу.
Я снова раскрыл книгу:
«В Москву Лева переехал больше года назад. Сначала высоким начальством был решен вопрос о переводе в столицу отца Левы – генерал-лейтенанта Ивана Ивановича Гурова. Вдруг неожиданно перевели в Москву и начальника Левы – полковника Турилина, который добился перевода и для Левы. Отец же все сдавал дела.
Родители и воспитавшая Леву домашняя работница, хозяйственный руководитель семьи Клава, должны были приехать в октябре.
Первые полгода Лева жил в общежитии, затем Гурову-старшему дали большую квартиру в новом доме. Лева с двумя чемоданами переехал в пустые гулкие комнаты, купил раскладушку, долго таскал ее по квартире и наконец установил на кухне. Еще через несколько месяцев от родителей прибыло два контейнера с вещами. Сейчас ящики загромождали квартиру, создавая лабиринты. Лева закрыл дверь в комнаты, оставив себе переднюю, ванную, туалет и кухню. Этим он хотел подчеркнуть, что ко всей остальной территории не имеет отношения и тем более не несет за нее никакой ответственности.
Москва и Управление уголовного розыска встретили Леву прохладно. В группе вместе с Левой было четыре человека…»
Я взглянул на часы. Не механически, а с удовольствием. Как посматривал ежеминутно в 15 лет, когда папа купил мне на день рождения мои первые часы – “Спортивные”, с фосфоресцирующим черным циферблатом, противоударные, пылеводонепроницаемые. Они в те 50-е годы стоили рублей пятьсот, треть зарплаты советского инженера.
Я налил полстакана джина, запил пивом. Появился легкий намек на аппетит. Я вяло пожевал кусочек колбасы без хлеба. Пацаны собрались куда-то. Они уже помылись, Вася переоделся. Витек почему-то купил ему школьную форму, посчитал, наверное, что так конспиративней, менты цепляться не будут. По крайней мере, выглядел мальчишка прилично.
– Деньги есть? – спросил я.
– Пока есть, – ответил Витек. – Сдача твоя, да и мои. Мы погуляем, а потом придем.
– Только про меня ни одной душе.
– Понятно, конечно. Я и не знал, какой ты крутой. Теперь тебя ищут эти, которых ты поставил. Мы про тебя никому не будем говорить, не видели. Да и спрашивать нас о тебе не будут. Поинтересуются, где деньги достали, так я скажу, что заработал.
– Ладно, ладно. Идите. Вот, гостевую карточку возьми, а то вечером охрана не впустит.
– А ты?
– Меня и без карты пустят. Администраторша запомнила.
Пацаны ушли, я запер дверь и прилег с сигаретой, поставив пепельницу на стул около кровати. События шли поспешной чередой. Даже в самых буйных причудах воображения я не мог бы надумать такое. Вот я уже и убийца, и писатель. Кем я еще стану?
Глава 5
Поспал я недолго. Когда пацаны заколотили в дверь было часов восемь вечера. Сон не освежил. Голова кружилась, подташнивало. Я посмотрел на стол, там была только еда. В сумке алкоголя тоже не было.
– Витек, смотайся в буфет. Пиво и маленькую бутылку коньяка. Там есть такие, плоские, по 150 грамм.
– А деньги?
– Вы что ж, истратили все?
– Чего там тратить?
– Логично.
Я достал деньги. Витек пошел в буфет, а Вася начал торопливо рассказывать, где они были и что делали. Меня это не интересовало. Я попытался закурить, но затошнило еще больше и я смял сигарету.
Нет, так просто пить не бросишь. Все последнее время я в состоянии подпития. В основном – суррогаты: самогон, одеколон, аптечные настойки. Это было логично для бродяги. Но сейчас это алогично. Если я хочу вернуться в нормальную, интеллигентную и спокойную жизнь, надо бросить пьянку. Легче всего это сделать с помощью нарколога. Очистить организм, поддержать его витаминами, транквилизаторами… Интересно, есть в этом времени транквилизаторы. А наркологи?
Какое, кстати, тысячелетие на дворе. Оказалось, 26 ноября 1963 года. Памятная дата для всех детей СССР, День рождения телепередачи «Спокойной ночи, малыши!» Посему знаю – писал в прошлой жизни на эту тему, вот и запомнилось. Писал фельетон про уродливые кракозябры в детских мультиках Голливуда, вместо добрых животных, бывших в советских.
Мои антиалкогольные размышления прервали пацаны. Они принесли заказанное и с большим интересом смотрели, как я залпом, давясь и краснея, выглотал коньяк, запил пивом и начал резко ходить по комнате, сдерживая рвоту.
Наконец “лекарство” всосалось, я отхлебнул еще пивка и с наслаждением закурил. Настоящее и будущее опять были радужными, планы – наполеоновскими. Где-то, на краешке мозгового вещества, ответственного за желудок, замаячила идея вкусно посидеть в ресторане.
Как это всегда бывает, неприятность вклинилась в эйфорию момента. Зазвонил у администратора телефон, та поднялась и сообщила, что кто-то важный звонит. Спустился, взял трубку. Хорошо поставленный баритон сообщил, что времени у меня осталось не так уж много.
– Мы не вмешиваемся в технологию вашей работы, – сказал баритон, – но контролировать выполнение заказа обязаны. А так, как вы для нас сотрудник новый, то вынуждены напоминать. Вы уж не обижайтесь.
Я сипло ответил, что не обижаюсь и что времени у меня по моему мнению достаточно. Повесил трубку, постоял, мотая головой.
Как, собственно говоря, они меня нашли? Может, подсунули что-нибудь в одежду? Что-то слишком уж по киношному, как в боевиках голливудских. Да и одежду старую (если ее можно называть одеждой) я выбросил, когда ходил в магазин. Вот тебе и турпоход в Харьков! Может, выполнить этот заказ? А как я его выполню? Я же полный профан. Да и противно.
Я допил пиво. И ощутил острое желание нажраться до усрачки и наплевать на последствия.
У Амосова я как-то читал, что алкоголика может излечить страх смерти. Он, де, острей наркотической зависимости. Академику хорошо было рассуждать на эту тему. У меня эта зависимость сейчас сильнее страха. Нет, напиваться я, конечно, не буду, но поддерживать себя в норме пока должен. Не до отлежки, не до наркологов.
Я откомандировал Витька за большой бутылкой водки и решил заняться раздумьями. В голову приходила только одна идея – поехать к заказанному и все ему рассказать. Авось поможет. В то же время я понимал, что идея эта нехорошая. Или мне не позволят с ним встретиться эти наблюдатели, или он сам меня не примет. Человек, за которым в СССР ходит охрана – это большой человек. Даже, коли примет, то заботиться обо мне не станет, это уж точно.
Заботиться обо мне должен был некто Руковер Владимир Исаевич. Тот самый, кто смотрел на меня в зеркало мутными глазами и помалкивал.
Беда не приходит одна. В дверь постучали, я удивился, зачем Витек стучит, крикнул, что открыто, в номер вошли два шкафа, один другого шире, первый шкаф без комментариев вздернул меня со стула, а второй, не размахиваясь, двинул в живот.
Шкафы перестали меня бить и сели на кровать. Потом один из них встал и открыл окно, недовольно прикрывая нос. Что ж делать, желудок мой давно ослабел, он лакомства сегодняшние переваривал с трудом, все время требуя соды. И, конечно, не смог перенести грубых контактов с кулачищами шкафов.
Я пополз в туалет. Шкафы проводили меня брезгливыми взглядами. Я прикрыл дверь, выпрямился, упираясь о ванну, сунул голову под холодную воду. Стало легче. Я больше симулировал, скорчившись во время экзекуции в великовозрастного эмбриона. Последнее время меня, как и других вороватых бичей, били часто, но небрежно. Привыкнуть не привык, но расслабляться и защищать важные места научился.
Я снял брюки и обгаженные трусы, подмылся, надел брюки, которые не слишком испачкались, на голое тело, приподнял крышку унитаза, достал пакет, развернул…
Не буду слишком драматизировать или интриговать. В принципе, в моей прошлой жизни были пистолеты, разборки, острые ситуации. Особенно в лихих девяностых. Они не составляли суть моего прошлого, но неизбежно сопутствовали биографии журналиста – афериста. У меня, даже, в молодости судимость была за хранение оружия. Условная. Целый арсенал у меня менты конфисковали. Парабеллум, вальтер офицерский, бульдог, наган, коровин и отличный боярд. Времена тогда были гуманные в этом отношении, все мальчишки таскали трофейное оружие. И стоил тогда стандартный немецкий пистолет литр московской, то есть – 5 рублей 74 копейки. Браунинг стоил дороже. Именно он и лежал сейчас у меня в руке, прекрасный небольшой пистолет калибра 7,62 с полностью снаряженной обоймой. Я мягко передернул затвор, снял пистолет с предохранителя, сунул его за пояс (он приятно охолодил растревоженный живот) и, согнувшись, поплелся в комнату, старательно испуская стоны.