Безобразные тряпки позорными флагами висели на темно-зеленой доске, рождая внутри меня вихри стыда и ярости.
В принципе, уже в этот момент мне стала ясна история с Вилкой и ее глобальной подставой, поэтому дальнейшие последствия общего сговора за моей спиной я воспринимала флегматично.
И можно было бы прямо сейчас развернуться, пройти пару этажей вверх и довести до сведения руководства нашего учебного заведения, что за жесть творится его подопечными, но дятел – птиц гордый и одинокий, оттого и долбится головой без передышки.
Так и я… просто стояла и смотрела на разворачивающийся беспредел.
Полыхающие жаром чувства прижигали, распаляя ведьминскую суть, но я выдерживала каменное лицо, стискивала стальной волей бьющееся в желании ответить тело и наматывала километры удушающей пленки вокруг разгорающихся костров жажды мести.
Я – ведьма! И мы, ведьмы, – существа мирные, но очень памятные. Настолько памятные, что помним, пока не отпустит. А отпускает нас, когда справедливость восстанавливается. Однако, если сделать это сейчас, пострадает большая часть академии.
Да и идти в лоб раззадоренной ожиданиями горячего представления толпе – едва ли разумная идея.
В конце концов, я – ведьма памятная, но не безрассудная.
А значит, нервы – в железный кулак, лицо – тяпкой, нос вверх и вперёд!
Стараясь ни к чему не прикасаться и ни с кем не сталкиваться, бронебойным ледоколом я рассекала плотные массы любопытствующих, пропуская мимо ушей все подколки и едкие замечания.
Таким образом и вернулась в комнату. Чистую, опрятную и совершенно пустую на моей половине.
Благо Вилки не было, иначе…
Даже сотня дежурств в столовой не остановили бы меня от возмездия.
Удар в спину от ближнего своего, что кислота на сердце.
А Вилка мне не только подругой была – единомышленницей!
Сестрой по природе чувствования!
Все же ведьма ведьму как никто поймет.
И я Вилку в содеянном понимала. Оттого и гнев на нее поклокотал, поклокотал да и улёгся преданной собакой в ожидании внимания горе-хозяина.
Менять комнату я не стала, коварно мстить соседке – тоже. Вызвала домовых с домовушками, рассказала все, как есть, и попросила у светлого народа помощи. Они – ребята, может, и азартные, шкодливые, поерничать любят, но в настоящей беде пропащего никогда не оставят.
Достали мне новый комплект формы, белье, полотенца, запасную обувь и учебные принадлежности.
Прошлые лекции было не восстановить… Не потому, что невозможно – возможно, если бы я собрала тетради и задала обратное преображение материи. Но дятел же птиц гордый и оттого… Оттого лекции восстановить невозможно, а потерянной информации горше всего было жаль.
На новоприобретенное хозяйство домовые наложили личные охраняющие чары, по задумке которых мои вещи не марались, не мялись, не истончались и не разрушались никаким образом, и в руки они давались только мне, а все прочие касания проходили мимо. Ворожба светлого народа так и звучала: "Пускай перед носом вьется, а в руки не даётся".
Гениальное в своей простоте и эффективности пожелание, которое спасало меня второй год!
Да, вы верно, поняли. С тех грандиозных событий минуло больше года. Сейчас я, Малина Стэр, – ведьма-третьекурсница на целительском факультете. Работаю на полставки помощником библиотекаря и веду обязательную практику в медкорпусе в отделении экстренной помощи.
И не смотря на то, что за минувший год мы с Сэдриком Файтом столько обоюдных противостояний выдержали, что и не счесть, прямо сейчас этот аристократическим снобизмом на всю голову припечатанный снова передо мной.
Рычит, брюзжит и рявкает.
И выдает в припадочном состоянии, что моими молитвами лишился невесты, практически жены?!
Неее, не помню… Не состояла, не привлекалась, не участвовала!
А вот разворачивающаяся во всю мощь силовая воронка с этим явно была не согласна, как и находящийся в ее центре поглощённый яростью маг.
Ну и чего мне теперь со всем этим энергетическим богатством делать?!
Глава 3. Малина Стэр
Справляться с Сэдриком Файтом и его вредоносным влиянием я училась постепенно.
Столовскую каторгу по первому разу выдержала ровно до появления передо мной наглой лоснящейся рожи мага в объятиях целого гарема.
На групповой подход к питанию я только фыркнула и в который раз возблагодарила истинно ценный подарок домовых – зачарованную одежду.
Уже не единожды свита Его Бешенства доставала меня на раздаче и пыталась выставить в самом неприглядном свете, вот только мой внешний вид от этого ничуть не страдал. Разбивалась посуда, разлеталась еда, кошмарился пол и весь модуль питания, а я стояла в первозданном виде, сияя оскалом улыбки.
Вот и сейчас явившийся пред мои очи предводитель питекантропов решил в нежные женские руки право мести не передавать и лично взялся за истязание меня.
Такого ведьминская душа не выдержала и скоренько свернула представление.
Файт капризным тоном озвучивал свои желания, а я, не слушая запросов, наполняла его тарелку блюдами на собственное усмотрение, исключительно питательными, повышающими мужскую потенцию, и передавая плотно набитую тарелку громко, от всей души гаркнула: "Чтоб всегда стояло!"
Бурно кормящийся в этот час зал сначала замер, потом отмер и заржал. Маг же потемнел лицом, побагровел шеей и швырнул тарелку на пол.
А я, не растерявшись, добавила:
– Ну на нет и суда нет! Пускай, как лежал, так и лежит!
Импровизация с благословением вышла спонтанной и, как по мне, до гениальности эффективной. Интернатовская школа адаптации в обществе не прошла-таки даром. Тело помнило все!
Лицо аристократа после моих слов сделалось совершенно серым, – видно, вспомнил сердешный, как с неделю без друга верного маялся, – губы до бела вцепились друг в друга, и сквозь них шипяще-свистяще просочилось:
– Нннуууу вееедьма…
– Ну, погоди! – ответствовала со всем чувством я, уже слыша, как на шум битой посуды спешит заведующая по кухне.
В итоге, инцидент исчерпал сам себя: меня удалили убирать последствия разрушений, утративший аппетит Файт от питания в столовой устранился сам (лично! Все, как и хотел!), по крайней мере, до тех пор, пока в обители кастрюль и сковородок находится владеющая словом ведьма.
Его параноидное занудство ушло, а истекающая желанием выслужиться свита осталась. И мне приходилось раз за разом покидать раздаточную, брать моечные средства и тащиться наводить возле конвейерной линии чистоту ровно до тех пор, пока все та же заведующая по кухне – спасительница моя и благодетельница! – не сообразила удалить меня подальше от глаз общественности. В моечную. И, надо же, чудо! Число аварий на раздаче резко сократилось, невообразимым образом устремившись к нулю. Внезапно и магнитные бури завершились, и глюки исчезли и даже руки перестали дрожать, а организмы студентов толкаться.
Давно бы так!..
За минувший год наказание столовой прилетало мне многократно: куратор Дикинс вычислил мое слабое место и не гнушался этим знанием низко пользоваться. Однако, он ошибся в главном: столовая являлась слабым местом не только моим, но и многих… в общем-то, всех, желающих питаться, а не цирк с жонглированием едой рассматривать.
И первой встала на мою защиту, ну ладно, на свою защиту и защиту вверенной ей территории, конечно же, заведующая по кухне.
Благослови Великая Степь эту целеустремленную и непрошибаемую женщину!
Силами ее потуг обезопасить свое детище от вредоносного влияния моего присутствия на атмосферу в столовой, вскоре наряды в пищеблоке заменились куратором дополнительными часами работы в медкорпусе.
Ха! Нашли грозное наказание для ведьмы-целителя!
Таким образом, мой ежедневный маршрут составлял теперь пять точек для перемещений: комната в общежитии, учебный этаж академии, библиотека, полигон для тренировок и медкорпус. В столовую я перестала ходить безопасности ради, а заботы по моему питанию взяли на себя домовики. В библиотеке, медкорпусе и на полигоне дисциплина была строжайшей, и нарушение ее каралось суровыми мерами, действительно суровыми, поэтому в стенах этих помещений меня не трогали от слова вовсе.
Ну а учебные залы…
Да кого из нас не дразнили, не задирали во время обучающих сессий?! Кто не бывал в центре насмешек и общего подтрунивания?! Кто не испытывал крайне дискомфортного давления среди ровесников, от старшиков или даже преподавателей?!
Случалось всякое, это правда, и в интернате домашней девочке, воспитывавшейся до десяти лет в любящей родительской семье, пришлось весьма туго. Первые года три точно. Но в моем случае массовой травли не случилось ни тогда, ни сейчас.
Я просто не позволила. Не разрешила себе сомневаться в своем праве на себя.
Те, кто отказывает самому себе в вере, день за днём вынуждены жить среди терзаний, метаний и неопределенностей.
"Я не знаю, как сделать это". "Не вижу решения достичь того". "Я не уверена, что выдержу, что смогу". "Я растеряна и сломлена".
Существовать в подобной недосягаемой реальности крайне тяжело.
Я не могу рассчитывать на саму себя. Мне с собой небезопасно.
Во избежание пугающего приходится как можно чаще держать свои реакции под контролем, и тогда контроль становится главным.
Он захватывает все внимание.
Его влияние проступает тотально.
Оно проницает каждое действие, каждое ощущение, каждую сферу жизни.
Постоянное пребывание под прицелом собственного внимания добавляет ещё больше напряжения. Внутренний контроль переходит в контроль внешний: если я слежу за собой, следят и окружающие. И поначалу подобное ещё может осознаваться, слабой тенью мелькая на заднем плане понимания, то, день за днём повторяясь, оно переходит в привычное, автоматическое, однако, не менее раздражительное и угнетающее состояние.
По факту, я подчиняю себя.
Сначала самому себе, потом и другим.
Я – подчинённый.
Кого? Да кого угодно!
Друга, одногруппника, преподавателя, поставщика товаров и услуг, продавца в лавке, насильника или толпы.
Подчинив самого себя, лишившись веры в собственные возможности, перестав быть себе самой надёжной опорой и поддержкой, заботящейся, что бы не произошло, фигурой, я подчиняюсь событиям. Они со мной случаются, крутят, вертят, кидают меня из одной крайней неприятности в другую.
И этот разрушительный путь не про истинную ведьму.
А я – ведьма!
Поэтому, чтобы быть самой жизнью, равной ей, столь же сильной и могущественной, я выбрала роль интервента, вторгающегося в события, прорастающего в них, протягивающего свои руки-ветви к самым заветным желаниям.
Надеяться, что притеснения пройдут сами собой, я не стала.
Надежды лишь создают ветошь, в целях же рождаются вселенные.
И моя вселенная целиком и полностью была в моих руках.
Ведьмы – неотъемлемая составляющая этого мира. Мы сотканы из его материй и помогаем ему жить, используя энергию стихий, распределяя ее от избыточных областей к зонам дефицита. Истинные ведьмы – мирные существа, направляющие знания на исцеление и пробуждение жизни. Мы не захватываем территорий, не строим пустых козней, не влазим в чужое сознание. Случаются, конечно, и среди наших сестер неприятные отклонения, но все это больше из области исключения, нежели правил.
Ведьма живёт миром.
Пока ее не трогают.
А уж коли тронули…
В обиду и на жертвенный костер правильная ведьма себя никогда не отдаст.
И от нужной схватки не уклонится.
Если сражение несёт в результатах мир, ведьма будет сражаться.
От всего нутра.
С полной отдачей и выкладкой.
За себя. За свое. За свой мир.
Заскоки высокомерных задавак, особо рьяных задир, как и высокородных снобов и их сторонников я пресекала на корню. В академии для ведьмы с испытанным словом, проверенным и доказанным самим Сэдриком Файтом, это бывало даже весело.
Различные настойки от слабительного до афродизиака, публичное изобличение слабостей и высмеивание привычек, сорванные встречи, выступления и научные работы. И, конечно, извечные догонялки, подлянки и попытки сделать-таки одного из нас козлом отпущения.
Файт побеждал чистой магической силой, я же брала ведьминским повелением и хитростью. Там, где он мог разнести все живое в пыль, я успевала найти подходящий вариант разнести в пыль его концентрацию. Там, где он мог схватить и выпотрошить из меня все пароли, явки и схемы отпирающих заклинаний, я играла на его статусе и репутации: все же владение званием аристократа ко многому обязывает.
Поэтому здесь, в библиотеке, стоя лицом к лицу с обжигающей энергией магической воронкой, наблюдая, как с каждым мгновением серо-голубые глаза мага выцветают все заметнее, становясь прозрачно-зеркальными, я не искала варианта сбежать, скрыться или позвать кого-либо на помощь. Хотя выброс такой силы, что сейчас демонстрировал Файт, определенно уже зафиксирован, и, значит, кто-то из преподавательского состава вот-вот явится по наши души.
Нет, я скрупулезно и методично рассматривала стоящего передо мной мужчину. С медицинской точки зрения, конечно же, рассматривала.
Я препарировала его, точно лягушку, диагностировала видимое и чувствовала внутреннее содержимое, в поисках ответа на вопрос: "Где сейчас самое слабое место у Сэдрика Файта?".
И оно у него точно есть.
Год совместного выживания стал тому наилучшим доказательством.
Сильнейшую глыбу академии я выбивала из равновесия с той же частотой, как и он заключал меня в магические ловушки.
Мы шли с ним на равных, два борца за личную справедливость.
Два соперника-дуэлянта.
Ооо!.. Вот оно!..
Ведьминская суть расплылась в клыкастой коварной улыбке.
Сытое довольство от правильно найденного решения уже затопило вены, кружа голову и опьяняя.
Для Файта я – соперник, причем не абы какой, а равный. И это вопрос не столько магии, точнее, не только магических сил, сколько вообще расклада в целом.
Мы, точно два самца в схватке за территорию.
Но я – не самец!
Я – ведьма!
Женщина!
И действовать сейчас следует, как женщине. Хитрой, коварной, соблазнительной.
В бою по правилам мне мага не осилить, а к боям без правил и подавно лучше не переходить: там у мужчины уровня Сэдрика Файта навыков явно развито поболее моего.
А вот на женщин у Его кобелячества стойка давно отработана, практически на бессознательном уровне. Неугомонный мелкий дружок маг не позволял ему игнорировать присутствующий в одном пространстве с ним симпатичный объект с анатомо-физиологическими женскими отличительными признаками.
И только в отношении меня этот компас оказался сбитым.
Что ж, значит, настало время это исправить.
Подход, конечно, неожиданный, мною ещё ни разу не опробованный, и вместе с тем достаточно любопытный даже не особо сведущей в этих соблазнительных делах мне.
Расправив плечи и толкнув грудь вперёд, поймав мареговым взглядом зеркальную полынью глаз Файта, я двинулась навстречу мужчине и разматывающей вокруг него энергетические кольца силе.
Ни разу не задумываясь о происходящем, лишь только глубже увязая в собственном отражении внутри прозрачно-чистого озера, что проступило среди отмороженного до самой души покрова, я почувствовала остро-холодные касания чуждой мне магии, которые не оттолкнули, хотя могли, не задержали и не причинили вреда, а, не смотря ни на что, пропустили в самое сердце, к своему источнику.
Под влиянием момента ли, а, может, план с самого начала родился во мне именно в таком виде я намагниченными руками вцепилась в форменный полувер мага, слегка подтягивая его к себе (он же на полголовы меня выше!), и впилась в его жёсткие губы первым в моей жизни поцелуем.
Глава 4. Малина Стэр
Это было… ошеломительно!
Даже для первого поцелуя.
Оглушение – так бы я охарактеризовала свое состояние.
Явное помрачнение сознания, его опустошенность, ступором сковавшая тишина.
Вокруг бурлили энергетические потоки. Обжигали лицо вихрями, наэлектризовывали волосы, скользили по коже горячими до мурашек змеями.