Колдуэн недобро посмеивается.
– Ну… ждите, ждите, что я могу сказать…
Жду. Что я могу еще сделать. Терпеливо ждать, когда снова будет то время, другое время, и я зайду в лавку, вернее, не зайду, и куплю бусы, вернее, не куплю, и бусы купит она, и рассыплет на перекрестке, и Брайтон-старший покатится на них и упадет, а дальше будут какие-то извинения, ой, простите, да что вы, это вы меня простите, а вы не ушиблись, нет-нет, да вы хромаете, да зайдите ко мне, давайте врача вызовем, нет-нет, не стоит, то есть, к вам, пожалуйста, а врача не надо, это он не скажет, это он подумает, а потом будет свадьба, а потом будет Брайтон…
Я жду.
Ничего не происходит.
Мир остается таким же, как был, другое время не приходит.
Как будто смеется надо мной…
Как никто убил никого
Вопрос:
Почему я его боюсь?
Без ответа.
Я не должен его бояться. Я не могу его бояться. Я могу расстрелять его в упор прямо здесь, прямо сейчас, – и ничего не будет.
Ничего не будет, говорю я себе.
Я не боюсь, говорю я себе.
Даже не смотрю, что утверждение ложное.
Я его боюсь.
Боюсь.
– Вы нам нужны, чтобы…
…тут же одергиваю себя, не с этого я начать должен, не с этого, а как у них положено – присаживайтесь, потом предложить ему кофе, – зачем это все, присаживайтесь, кофе, а ведь надо…
– Э-э-э… присаживайтесь.
– С-спасибо… – он растерянно оглядывается, что он ищет, что ищет, наконец, недовольно устраивается на полу, – понимаю, что я что-то сделал не так, понять бы еще, что именно.
– Извините, – говорю на всякий случай.
– Да ничего… ничего страшного…
Значит, все-таки виноват, думаю я про себя.
– Кофе?
– А, не… спасибо.
С трудом догадываюсь, что это отрицание, вытаскиваю из памяти какие-то нелепые конструкции да-нет-наверное-нет.
Наконец, приступаю:
– Вы нам нужны, чтобы понять…
Он кивает. Он с трудом поднимается с пола, он подходит ко мне, он готов понимать уже сейчас.
– Вот здесь… посмотрите по видеокамерам…
Вздрагивает.
– Это… это кто его так?
– Вот этого мы и не знаем, – тоже смотрю на распростертое тело в луже крови.
– А видеокамеры у вас на хрена присобачены?
При…
Приделаны…
Приколочены…
Присобачены…
– Ну… в смысле, они же висят для того, чтобы…
– Я вас понял, понял. Видеокамеры… посмотрите, с половины третьего до без четверти три, черный экран…
– …так тряпкой какой-нибудь закрыли, вот и экран черный…
Тряпка.
Ткань.
Материя.
Черная тряпка.
Темная материя…
…нет, темная материя, это другое что…
– Так вы говорите…
– …накрыли черной тряпкой, чтобы не видел никто, какая сволочь его угробила… а других камер не было?
– Н-нет…
– Вот это вы зря… Ну, теперь на других улицах надо камеры посмотреть, какие люди там ходили…
– То-то и оно, что никого не было.
– Гхм… – он смотрит на экран, – на суицид вообще не похоже, не может человек сам себе в спину выстрелить…
– Вам виднее.
– Точно вам говорю, тут еще кто-то был… Ну а двери какие-то были? Окна? Ну… не в воздухе же преступник растворился в самом-то деле, куда-то ушел…
– Но куда? Ни на одной из камер преступника нет.
Он смотрит на меня недоверчиво.
Добавляю:
– Я вам более того скажу: убитого тоже нет.
– В смысле, нет? Вот же он лежит… вот он…
– …вот он. Но его нет.
Бледнеет.
– Я… я не понимаю.
Начинаю понимать, что я его переоценил, что напрасно сюда позвал, что ничегошеньки-ничего он не знает, ему не угнаться за нами, просто, никогда.
Говорю как можно вежливее:
– Б-большое спасибо. Мы с вами свяжемся. Обязательно…
Смотрю на него, понимаю, что он каким-то образом чувствует, что не свяжемся, черт возьми, как он это понял… как…
– …смотрите, что я нашел-то!
Смотрю на него. Не понимаю. Какого черта. Я же ясно сказал ему, мы с вами свяжемся, когда-нибудь (никогда), какого черта он снова вламывается в комнату, какого…
– Смотрите, что я увидел-то… вот здесь… по камерам…
Не выдерживаю:
– Вы могли просто переслать мне видео.
– Так вы не ответили, вот я решил на всякий случай…
Меня передергивает. Что, интересно, я должен был отвечать…
– Так вот, смотрите… вот камера, которая на перекрестке висела, вот человек проходит, вы его рубашку видели?
– Видел.
– Ничего не заметили?
– Пятна…
– …крови.
Не верю себе:
– Вы что… сделали анализ вещества по видео?
– Нет, ну логично же, вы сами-то подумайте, вот здесь вот, на другой камере, вот они заходят в переулок, оба, вот убитый, ну, еще не убитый, вот этот, второй… рубашка на нем чистая еще, вот кепка на голове… а вот здесь вот он кепкой камеру закрывает, а потом случилось что-то, а камера снова открывается, а мы видим вот уже убитый лежит… и вот на третьей камере убийца из переулка выходит, рубашка заляпана… ну кровью же, чем же еще, что там еще было?
– Вино… кетчуп…
– Не было у них с собой ни вина, ни еды никакой… так что все просто, вот уж не знаю, что вы так растерялись…
– Вижу, вы ничего не поняли.
Вздрагивает:
– Чего ничего не понял?
– Ничего не поняли. Здесь не было никакого убийцы. И убитого не было, понимаете?
– То есть… как это…
– Вы смотрели их данные?
– Да где мне такое увидеть…
– Вот то-то и оно… а посмотрите…
– Акиль Тахир, пятидесятого года рождения… это сейчас ему двадцать… было бы…
– Да нет, вы местонахождение-то посмотрите!
– Бангладеш… Скелет… тьфу, Скилхет… снова тьфу, Силхет…
– И второго тоже посмотрите…
– Убейд Шафи…
– А где находится?
– Гхм… счас, счас… Бахрейн… Саар…
– Вот-вот. Вы вообще понимаете, что они не могли здесь быть? И уж тем более, не могли встретиться?
– Но… они же здесь…
– …их не может быть здесь. Это какая-то ошибка… какой-то сбой… чипы показывают – Бангладеш, Бахрейн…
Он смеется. Я не понимаю, почему, зачем – он смеется, резко, отрывисто, я даже начинаю беспокоиться, не удушье ли это, а ведь похоже на приступ…
– Ой… ну вы даете… сами-то не догадываетесь, как все просто, что чипы там, а они здесь?
– Да как не может, когда…
Он еще что-то кричит – не слушаю, не слышу, вызываю подкрепление, смотрю, как его вытаскивают отсюда, орет, извивается, стихает только у выхода – ага, все-таки понял, кто здесь хозяин…
– На каком основании?
Это он спрашивает меня потом. После моего —
– Вы арестованы.
– На каком основании?
– Вы убили его.
– К-кого? Вы с этим поосторожнее, закон о клевете забыли?
– Который именно?
– Где написано, что за клевету в тюрьму сажают…
– Номер закона?
– Ох ты ж, черт… счас… двести двадцать четыре дробь семь.
– Никакой клеветы… вот… сами посмотрите… запись на видео…
– И что здесь?
– Ну как это, что? Вот же, вы убили человека… прохожего…
– Этого не может быть.
– Как, не может, вот же…
Он улыбается чему-то, непонятно, чему:
– Да вы сами посмотрите, данные этого прохожего посмотрите, а?
Смотрю данные. Терпеливо. Внимательно. Убейд Шафи… Бахрейн…
…спохватываюсь.
– Мы приносим вам извинения за беспокойство.
– Ну вот, то-то же… как я могу убить человека, которого здесь нет, который в Бахрейне живет? Вы хоть местоположение-то посмотрите, прежде чем в полицию волочить… Кто ж так работает…
…а что делать, если они сами не понимают ни черта, если не справляются, если только вот так… самому… а что делать, он та еще тварь, за какой-то там телефон парня угробил…
…мысли обрываются, дальше идут мысли про что-то другое, надо бы пожрать прикупить, и побольше, чтобы на выходных из дома вообще не выбираться, в такую погоду только запрятаться в свою нору и сидеть… Да и вообще эти мысли никто не читает, где это видано, мысли читать…
– Вы нам поможете.
Спохватываюсь, что опять все не то, все не так, сначала надо:
– Здравствуйте.
Потом:
– Присаживайтесь.
Он фыркает, садится на пол, скрещивает ноги. Понимаю, что опять что-то делаю не так, понять бы еще – что именно.
– Кофе?
– А давайте.
Думаю, что делать, если он сказал – а давайте.
Ищу.
КОФЕ
Поисковик подсказывает:
ЗАКАЗАТЬ
Заказываю. Терпеливо объясняю посетителю:
– Ваш заказ будет через двадцать минут.
Он снова усмехается, снова не могу понять – что смешного, что я сделал не так…
Поясняю:
– Вы обвиняетесь в десяти убийствах.
Меняется в лице.
– Этого не может быть, что вы несете вообще…
– Посмотрите по видео…
Он смотрит на видео, удивительно спокойно смотрит, тем оно и лучше, похоже, сразу признает, что…
– …но вы ошиблись.
– Простите?
– Вы ошиблись, никого я не убивал.
– Ну а видео вам ни чем не говорит?
– А что на видео? Там никого нет.
Смотрю на него, не понимаю, до чего глупы люди, говорит, что не виноват, когда вот они, все факты, налицо…
– Вы стреляете в прохожих…
– …в воздух я стреляю, никаких прохожих тут нет…
– Но вы сами посмотрите…
– …а вы на данные этих якобы людей посмотрели?
– Нет, но…
– …а зря.
Смотрю…
– …где они живут, все эти граждане?
Спохватываюсь. Бангладеш, Бахрейн, Марокко, Тунис, Дамаск, Багдад, снова Бахрейн…
– Ну, вот видите. Их здесь нет. Мало ли что там ваши камеры напоказывали, в самом-то деле…
Мне не остаётся ничего, кроме как сказать…
– …простите за беспокойство. Мы… ошиблись…
– Ничего, бывает… потихоньку научитесь…
…уже хочу уйти, когда раздвигаются двери, въезжает крохотная машинешка, которая развозит кофе, бормочет что-то про мой заказ. Делать нечего, остаюсь в комнате, черт, надо было еще побольше всякого назаказывать, продешевил…
– Так это же он!
Даже не успеваю отскочить – она врывается в комнату, показывает на меня, срывается на крик:
– Это он их убил! Это он!
Стреляю. Сначала почему-то в грудь, потом спохватываюсь, добиваю выстрелом в голову.
Экран на стене вспыхивает, шипят динамики:
– Вы… вы…
– Что я?
– Вы убили…
– Никого я не убивал, вы что…
– Но…
– …да вы сами посмотрите, вы на данные её посмотрите, она где живет?
Экран проверяет её чип, который остался где-то бесконечно далеко отсюда…
– Гхм… Бахрейн… Манама…
– …ну вот, как она может быть здесь?
– Никак…
– Вот именно! Так что успокойтесь, пожалуйста, никого я не убивал…
Допиваю кофе, смотрю, как уносят растерзанное тело. Завязывать, говорю я себе, завязывать, хватит уже, дело зашло слишком далеко. И понимаю, что не так-то просто будет завязать….
Еще не написанный город
– Я жаловаться буду…
Говорю – в никуда, в пустоту, уже понимаю, что никудашеньки-никуда я не буду жаловаться, что пока я найду, куда жаловаться, уже мои косточки будут лежать где-нибудь нигде.
Люди, затащившие меня в машину, говорят, что все хорошо, как будто может быть все хорошо, когда тебе приставляют нож к горлу и волокут в машину. И ведь как щелкнуло что-то в сознании, – не подходи к ним, не подходи, когда притормозили возле меня на остановке из ниоткуда в никуда, и две девушки из машины, ой, а не подскажете, а до Таймбурга как доехать, мы заблудились уже… И дернул черт что-то там показывать им на карте, тут-то и был ножичек к горлу, и в машину, быстро, и – я буду жаловаться, черт вас дери, и – да вы не беспокойтесь, это на неделю, не больше, а у нас там речка есть, и дома старинные, и лавочка у нас есть, там такие пряники продают, вообще закачаешься… Да мы вам все дадим, что вам там надо, все купим и принесем, вы не беспокойтесь даже…
Повторяю – я буду жаловаться, но повторяю как-то слабо, лениво, уже понимаю, что ничего это не поможет, ничегошеньки-ничего.
А городок и правда оказывается славным, по-сказочному уютным, в нем хочется жить, вернее, хотелось бы, если бы не вот так, ножом к горлу, и по шоссе через ночь, в никуда, и затормозить у причудливого домика, про который с трудом можно догадаться, что это гостиница…
– …а вам какой номер больше нравится?
Хочу заорать, что никакой мне не нравится, и вообще, выпустите меня отсюда, вотпрямщас выпустите, и уйду, уйду, вот так, ногами, двумя, в ночь, по шоссе, только чтобы от вас подальше – ничего не говорю, пожимаю плечами, девки, вы совесть-то вообще имейте, затащили хрен знает куда, еще и спрашивают что-то…
– Нет, а давайте его с видом на площадь, круто же…
Меня гонят в номер с видом на площадь, недоуменно смотрю на девчонок, что они дальше будут делать – ничего они дальше не будут делать, желают спокойной ночи, уходят…
…чер-рт…
Только сейчас понимать, что устал, как черт, – спать, спать, спать, и чем скорее, тем лучше, и провались оно все, завтра разберемся…
…завтра…
– …ой, ну я надеюсь, вам у нас понравилось…
– Ага…
– Хороший у нас городок, правда?
– Да… симпатичный…
– Вы нас не забудете?
Вымученно улыбаюсь:
– Ни в коем случае.
– А вы… а вы про нас напишете?
– Э-э-э…
Тала одергивает свою подругу:
– Да он еще не пишет…
Даже не возражаю, что уже в шесть лет умел писать….
…Еще не верю себе, что все так просто, что все так легко кончилось, я еду домой, заваленный какими-то подарками, сувенирами, еще чем-то там на память, разными вкусностями из местных пекарен и мясных лавок, кучей слов на прощание, а вы на нас не сердитесь, мы же не со зла, честное слово, это очень-очень важно, для нас… и для вас тоже…
…по-настоящему прихожу в себя только на остановке из ниоткуда в никуда, в автобусе, – как будто не было никакого городка, и недели в городке не было, и меня в городке тоже не было, и вообще…
…просыпаюсь.
Сонно потягиваюсь в лучах осеннего рассвета, понимаю, что еще рано, что еще можно поваляться, никуда не спешить, а потом прогуляться по городку до площади часов, где в пустоте висят тысячи часов-луковиц, или…
…стоп.
Какая площадь, какие часы, я же должен быть… м-м-м… э-э-э… где угодно, короче, я должен быть, только не здесь, не здесь, я же уехал отсюда…
– Я уехал отсюда, – говорю я Элис.
– Уехали, – кивает Элис.
Сидим в маленьком кафе, где по утрам подают кофе со взбитыми облаками и печенье из солнечных лучей.
– Но… почему я снова здесь?
Элис не отвечает, не отвечает не так, как будто не знает, а так, что я понимаю – ей не велено говорить.
…я уже знал, что так получится.
Уже знал – когда сначала пытался уйти из города по шоссе, а потом, пару раз вернувшись в город с другой стороны, побрел через лес, по бездорожью, через крапиву, в никуда – чтобы идти по прямой и снова вернуться в город.
Почему так, спрашиваю я у булочника, старого, как будто навечно засыпанного мукой, почему так.
– Ну а как вы хотели… понимаете… Ну если было бы что-то вроде, идете вы по дороге, а впереди шлагбаум или стена, или там вообще все обрывается в туман… ну…. Странно это. Как-то… слишком неправильно. Ну, вы согласитесь, так-то оно пристойнее как-то смотрится, что идете прямо, и приходите в то же место…
Вежливо соглашаюсь, ну не ругаться же мне с ним, где это видано, с булочником ругаться.