Он укоризненно молчал. Я ждал, не собираясь ни за что извиняться.
Магии в то далекое время просто не было. В её нынешнем понимании. Люди практически не умели говорить, передавая смыслы через мысленное общение. Вся речь, все существование древних людей, которых еще и людьми-то назвать было нельзя, вращалось вокруг умения передавать свои мысли. И даже более того. В тот мире неважно было, какой силы твои мышцы и можешь ли ты ломать деревья голыми руками. Не было тогда героев. Не важно было твое умение швырять копье или бить зверя. Защищать и добывать. Потому что самым сильным и почетным был дар не передавать свои смыслы, а навязывать их прочим, – он поглядел на меня, явно ожидая какой-то бурной реакции. Я поёрзал, что можно было посчитать нетерпением – на самом деле мне было неудобно сидеть. – Навязать своё желание. Внушить и принудить к его исполнению. Ничего не имело значения в мире, где одни совершали все под влиянием других. Были живыми марионетками на поводках.
Что ж изменилось-то? – хмыкнул я, перебивая даруемое откровение. – Сегодня то же самое. Сильный завоёвывает, а умный склоняет. Притворство. Политика.
Нынешние короли-завоеватели дети в сравнении с повелителями древнего мира, – жестко ответил Каллиграф. – Они только учатся возводить замки из песка, там, где их предшественники возводили Цитадели.
Я невольно вздрогнул. Дети? Подобное обращение было и у Астис.
Как злые самовлюбленные дети они грозят оружием, ломая все, что только могут, из-за одних лишь капризов. Политика притворна, но притворство можно разгадать. Можно что-то изменить. А в том мире ничего разгадать было нельзя. Нельзя было быть уверенным, что твои стремления принадлежат тебе. Изменить что-то было нельзя тем более. Владыки того мира зорко следили за всем, что приходило в головы их рабам. Дерзкие и свободолюбивые карались смертью.
Прям все-все? Что-то не верится... сколько же было этих владык древнего мира?
А сколько людей в мире современном? – он торжествующе выдохнул: – Два пола. Мужчины и женщины. Властвовали более сильные, способные не только передавать свои смыслы, но и внушать их. Женщины. Все.
Ни хрена себе у вас представления о мире, – вырвалось у меня. Каллиграф грубость проигнорировал, продолжив:
Ничто не вечно. Мир не мог вечно стоять на одном месте, пребывая в ледяном оцепенении. Однажды мудрейшие из мужчин создали Речь. Слова, которые позволяли защищать себя, сбивать с толку привыкших к вечной тишине владычиц. Слова, которые несли совершенно иные смыслы. Они несли силу магии, дополняемой жестом и силой самого мира. Слова позволяющие повелевать стихиями и заклинать духов. Так в мир вошли воплощения Богов. И началась война. Война огня и льда. Война женщин-владычиц и мужчин-магов. Кровопролитная и жуткая сеча, в которой победили маги, – он замолчал, размышляя над чем-то потаённым. Я мельком взглянул в окно. Ученики уже завершили диспут и куда-то расходились, оставляя садик в ведение бабочек и шмелей.
Астис, – вернул моё внимание достаточно безжалостным способом опомнившийся маг. Астис. Так зовут мою головную боль. Мозоль на правой ноге, отзывается на имя Астис. «Астис» – шепчет мне растянутая связка. – Это имя принадлежало, как ты верно уже догадался одной из владычиц древнего мира. Дело в том, что большая часть женщин в конечном итоге утратили свои силы, и даже я не могу сказать, почему все случилось так, а не иначе. Они стали учиться говорить речью. Но только речью обычной – в их устах не рождались чары. Оставались, тем не менее, сильнейшие из владычиц.
Верховные?
Не совсем так. В том мире не было иерархии в привычном понимании. Просто сильнейшие. Они не лишились сил и не раскаялись. Боролись до последнего. Точнее до последней, ибо все они погибли, в конечном счете. Астис и есть последняя владычица древнего мира.
Неплохо она выглядит для столь почтенного возраста, – едко ввернул я. Образ женщины с большими черными глазами и ласковой, возможно чуть безумной улыбкой, не вязался у меня с образом тысячелетней карги.
Сколько лет мне? – вопросом на вопрос ответил Каллиграф. – Семнадцать? Или тридцать семь, как ты подумал, вероятно. Больше. Намного больше. Хотя, – он тут же поспешил развеять все подозрения, – я и близко не стою рядом с Астис.
Допустим. И чем же я помешал этой великой владычице в таком случае? – я даже не сомневался, что он знает о моих проблемах. – Что же сделал я скромный Темный Властелин такого, что она попыталась меня угробить?
Каллиграф тонко улыбнулся:
Ошибка. Она не разменивается на попытки. Если Астис вмешивается она идет до конца. Хотела бы смерти... убила бы.
Я вспомнил, как становились Драконьи Призраки на колени. Как кипела кровь в момент, когда я лишился власти над телом. Вспомнил и признал про себя правоту мага. Но только про себя.
Ерунда. Я же уцелел. И уцелел, потому что она меня недооценила, за что и поплатится сполна.
О да. Теперь ясно. Понятно от начала и до конца.
Что тебе понятно?
Почему она выбрала именно тебя. Такое самомнение и честолюбие большая редкость в нашем несовершенном мире.
Что ты мелешь?
Всего лишь то, что ты послужил ширмой. Изначальным оружием для её целей. Кольцо было у парня по имени Тольяр, но она не отбирала его. Так же как и ты, он думал, что все из-за его проворности. А еще Тольяр верил, что в кольце заключена сила способная победить Астис. Очень уж хотелось ему отомстить. Все же я сразу понял, что он обманывает сам себя – кольцо было у него только потому, что Астис этого хотела. Она изначальна, рассчитывала на... нас всех. И на меня в том числе.
Так ты с самого начала все знал? Ах ты, паскуда! – странно, но после стольких дней ярость моя была приглушенной. Желание придушить Каллиграфа было. Но не такое сильное, как если бы я узнал про все месяца два назад.
И маг все-таки сумел удивить меня. Он явно понимал мои чувства.
Не все. Я не мог знать всего. Но сразу понял, что являюсь деталью в её плане. Если парень пришел ко мне, значит, она этого хотела. Хотела, чтобы я направил его к человеку одержимому страстной мечтой подчинить себе посредством магии силы всего мира. Твои посланцы, искавшие кольцо по всему континенту достаточно четко подтверждали мою догадку. И я сделал то единственное на что был способен.
Сдал меня с потрохами, – ярость стала сильней. Интересно чем я смогу расколотить тупую башку в конце разговора? Для меня сомнений не оставалось – Каллиграфа я порешу, едва узнаю все необходимое.
Не сдал. Ты все еще не понимаешь. Если знаки указывали на тебя, стало быть, и ты был в её плане. Ты мог сделать то, чего не могла она. Уж не знаю почему, но... так что с самого начала ты ходил под её присмотром.
Мне вспомнилась Гвини с её кошачьими золотыми глазами. Надо ж было так попасться на красоту!
Я люблю Астис не больше твоего, – продолжал Каллиграф. – Слишком хорошо понимаю, чего она добивается. Но боюсь, никому из нас не тягаться с ней в искусстве плести интриги и использовать людей. На такое могли быть способны только сами Боги.
Значит, ты решил переложить свои проблемы на меня?!
Нисколько. Повторяю – это и твои проблемы. И были твоими с самого начала, твоего многотрудного пути. Ты просто об этом не знал. Запомни, Грай, если бы она видела в тебе хоть крупицу опасности своим планам, ты бы уже умер.
Имел все шансы неоднократно исполнить твое предположение. Но ведь выжил же.
Что лишний раз доказывает мое предположение, – улыбнулся маг. – После того как она отняла у тебя кольцо, ты просто перестал быть ей интересен. Вообще. Возможно, она уже не помнит о твоем существовании. То, что для тебя означало главное поражение в твоей жизни, для неё было все равно, что сорвать приглянувшийся фрукт с ветки дерева.
Но...
Никаких «но». Ей совершенно плевать на тебя как на противника. Она тебя таковым даже не восприняла. Просто у тебя была нужная ей вещь. Ни больше и ни меньше. Пойми это. Потому что это единственный наш шанс.
Он внушительно смотрел мне в глаза. А я был совершенно растерян. Полные пренебрежения слова буквально выбивали у меня из-под ног почву. Я думал, что мне повезло, что я спасся, что я вот-вот настигну её. Что... Все это время я был жив только потому что меня не воспринимали всерьез. Меня вообще никак не воспринимали.
Ваш шанс? Шанс на что?
Шанс одолеть Астис. Не дать ей воплотить в жизнь свою давнюю мечту.
Какую еще мечту.
А какая может быть мечта у тысячелетнего чудовища некогда почти лишенного сил и лишившегося власти? Вернуть «свое». Отомстить. Ты, верно, сталкивался уже с её ученицами? Это женщины, в которых уже проснулась древняя мощь. Они ходят по земле и с огромным удовольствием истребляют бывших магов. Вернее не только их.
... и что же ты предлагаешь?
У меня есть мысль. Это самое кольцо. Если оно так могущественно, что закрыло мир от магии, то вероятно сила его обладателя будет равняться силе Бога.
Я ответил горьким смешком. Еще бы.
Значит, силы в нем должно стать на победу.
Одни предположения, но ты по-прежнему знаешь многое. Знаешь вещи, в которых наверняка сломали голову мои нынешние недруги. Как же это так вышло, маг? Ведь ты тоже утратил силу.
Я не просто маг. Я Каллиграф. Ученик магов учившихся у тех, кто одолел древних повелительниц. У меня свои пути.
Я досадливо стукнул по полу. Почему выходит, что все вокруг оказываются стократ более знающими, чем я в годы своего сидения на черном троне? Оплетала, Лис, Астис. Теперь этот вот Каллиграф.
Осталась одна... нет две маленькие загвоздки в твоих предположениях. Первая и главная – как же мне найти Астис и снять с её пальца кольцо? Немного сложно это сделать в свете вышеописанного.
Понимаю, что сейчас прозвучит нечто банальное, – с некоторым стыдом признался Каллиграф, – но в моих руках находится дар, принятый из рук наставников. Вещь сотворенная Богами. Она делает носителя неуязвимым для ментальной силы. По крайней мере, на достаточно длинный промежуток времени. Единственный её нынешний недостаток в том, что без подпитки из магических потоков окружающей среды она начинает терять свои силы при использовании.
Ха-ха-ха-ха! Значит, ты, будучи преисполненным сил и обладая такой замечательной штукой не решился связываться с Астис, а меня подбиваешь?! Однако в находчивости тебе не откажешь!
Кольцо, – суховато напомнил Каллиграф. Внезапно я заметил, что даже внешне ему больше тридцати семи лет. Морщины под глазами и внезапно открывшаяся сухость кистей говорили о годах сорока пяти. – Без кольца у меня все равно не было шанса её побить. А сейчас есть.
Вот как? А не врешь ли ты мне, маг? Потому что, говоря о первой загвоздке я пропустил вторую. Махонькую, но немного не стыкующуюся с твоими излияниями. Я был ей так сильно дорог пока не получил кольцо? А как насчет того, что она уже пыталась меня убить? Прямиком в тронном зале, во время праздника. Отдать весьма необычный подарочек. Плащик. Закавыка выходит, не находишь?
Внешне маг не смутился.
О плаще мне ничего не известно. Я же не всезнающ.
Ну, если это единственное, что тебе не известно то теперь можешь претендовать на титул всезнающего, – нагло заверил его я. – То, что ты просто трусил связываться с Астис мне ясно как белый день. Но вот и с её ко мне отношением ты тоже немного просчитался, великий маг.
Может быть. Я же не всезнающ, – натянуто улыбнулся ставший неестественно спокойным Каллиграф. – Могу в чем-то ошибиться. Но суть всегда верна.
И после этих слов я самовлюбленный?!
Не буду я с тобой спорить. Просто скажи, ты хочешь, вернуть кольцо или нет?
Эй-эй, не увиливай от ответа!
Хочешь или нет?
Я говорю, что ты слишком высокого о себе мнения! Попроще!
Может тебе дать пару дней подумать?
Хочу. Давай свою безделку, – я решил, что с этим болваном спорить бесполезно и протянул руку. Маг отрицательно покачал головой:
В кормушке для птиц.
Ты хранишь древний реликтовый артефакт в кормушке? Среди пшена и птичьей слюны? Нет слов.
С наслаждением выпрямившись, я подошел к окну, отмечая как за время нашей неспешной беседы, переменилось положение солнца. Не без брезгливости запустил руку в кормушку, вороша остатки птичьего обеда. Ну и гадость! Больная фантазия у этого мага, ничего не скажешь.
Пальцы поскребли по деревянному донцу и наткнулись на округлый предмет. Кольцо!
На миг у меня сердце ухнуло в пятки. Но, спешно извлекши колечко, я обнаружил, что оно имеет весьма ограниченное сходство с тем другим. Серебристо-молочное по цвету, оно тянуло по своему телу слабо различимую вязь символов.
Первые слова Речи, – пояснил, вставая рядом, Каллиграф. – Оберег.
И где же я могу найти Астис?
Есть одно место. Вне зависимости от своих планов она появится там. Когда-то там произошло событие, навсегда изменившее историю нашего мира. Сейчас там всего-навсего старый обветшалый замок. Замок Боллеран.
Вернувшись под пристальным взором Ольмарка за стол Тольяр, не скрывая напряжения, бросил:
Нужно убираться отсюда. И побыстрее.
Он оглянулся назад. Гуно Весельчак так и не появился в кабаке. Должно быть, уже мчал прочь из Черномыса.
Что случилось?
Гел, будь добр свали отсюда, – не терпящим возражений голосом потребовал Тольяр. Мужчина попался вполне сообразительный. Подхватив недопитую кружку, он, не прощаясь, вымелся из-за стола.
Я только что ввязался в очень скверную историю. И нажил врагов, – парень очень коротко рассказал произошедшее. Ольмарк изменился в лице.
Чем ты думал, Яр? – досадливо спросил он. – Какого ляда ты полез?! Мы бежали из лап этих чокнутых баб, только для того чтобы ты вот так подставлял?
Прости.
Прости? О Боги! Накрылся весь отдых. Ты опасен для окружающих, парень.
Ольмарк плюнув под стол, встал и двинул на улицу. Тольяр последовал за ним, только сейчас начиная осознавать последствия своего непродуманного поступка.
... Выехав на дорогу, они направились в сторону лимана, рассудив, что возвращение на перекресток ничего кроме лишней проблемы дать не сможет. Нельзя ведь поручиться, что в ту самую секунду, когда кони неохотно несут их под сенью старых изогнутых дубов, разговорчивый бродяга не рассказывает о двух путниках каким-нибудь милым и очень щедрым господам. Пустые зеркальные гляделки, заглядывающие под кожу.
Из-под чьего ножа вышло такое творение? – прижимаясь к теплой гривастой шее, думал Тольяр. – Ведь ясно же, что это искусственное создание. Дело рук магов? Да нет, ведь маги лишились сил... впрочем, это как раз не важно. Нет, скорее алхимика. Они любят работать с человеком. Желание убить Гуно – во что я ввязался, наивно полагая... что? Что он отблагодарит? Какое мне было до него дело, кроме взыгравшего чувства справедливости. Кроме того, что мне тошно, когда на одного нападает десяток – добро бы этот один был подлец, а другие блистательные посланники Небес. Но те ведь по одному лишь своему виду раза в два хуже самого Весельчака. Добро, зло. Меня тошнит от идиотских сказок, рассчитанных на то чтобы вырастить слабовольных идеалистов продолжающих верить в такие сказки уже взрослыми».
Обманул паршивец. И где же обещанный ровный прямой тракт? – вдруг пробормотал Ольмарк, поднимая руку и тормозя своего скакуна. Они оказались на развилке. Одна дорога, петляя за ежевичными зарослями, уходила в заросли крыжовника. Вторая дорога открытая и прямая шла по видимости к людскому жилью.
Скорее всего, на лиман, – решил Тольяр вслух.
Замечательно.
Гм... знаешь, Оль. Не думаю, что лучший выход ехать сейчас к людскому жилью. Особенно, после того как я...
Ольмарк вздохнул. И полез в кошель.
Знаешь, Яр, – он вытряс на ладонь несколько золотых. – К моему сожалению, ты прав. Понимаешь, какая штука. Ты ввязался в дурное дело. Глупо и безрассудно рискнул жизнью ради того чтобы хвастануть своей бравурностью. Просто не узнаю тебя. Но думаю так. Рискнул-то ты. Сам-то я из любой передряги выберусь, но...