За два дня, проведенных мною около залива, я имел возможность наблюдать этот странный народ. Их нравы произвели на меня самое лучшее впечатление. Они никогда не дерутся, не обманывают друг друга и очень любят детей, маленьких, смешных человеко-лягушат.
Старики и старухи отличаются огромными отвисшими животами, не в состоянии ходить на двух ногах.
По-видимому, эти существа не лишены дара слова и обмениваются друг с другом особыми разнообразными звуками, состоящими почти из одних гласных.
Я заметил также, что лягушкоподобные относятся с долей презрения к настоящим лягушкам и не входят с ними в общение, держась отдельно.
Люди-лягушки нуждаются в частом купанье и, говоря по совести, плавая в воде, мало отличаются от настоящих лягушек.
Я видел их общественное собрание.
Да, несомненно, они обсуждали совместно общие вопросы. Рассаживаются на берегу. Один, старейший, мурлыкает особым образом, другие слушают внимательно. Потом начинают отвечать, иногда в одиночку, иногда хором.
В одно из таких собраний случилось ужасное несчастье. Налетела стая огромных птиц, в раскрытых клювах которых виднелись ряды острых зубов.
Все бросились к землянкам, но птицы успели унести троих взрослых и нескольких детей.
Когда хищники улетели, народ вышел опять на берег и затянул жалобную песню:
— А-а-а-а-а…
Скорбный стон окончился душераздирающей трелью, и мне показалось, что эти существа способны плакать. Они утирали лапками свои прекрасные синие глаза.
Я крайне жалею, что не мог подробнее наблюдать жизнь и обычаи людей-лягушек. На третий день я углубился в лес в поисках пищи, устал и решил выкупаться в каком-то ручье.
Но едва я опустился в прохладные воды, меня подхватило и понесло стремительное течение. Я боролся изо всех сил, но пенистый поток увлекал меня все дальше, ударил о камень, и я потерял сознание.
Очнулся я на берегу ручья, протекавшего по долине.
Совершенно без одежды, оружия и припасов, я едва не погиб, но, к счастью, меня спасла партия промышленных охотников за козами.
Я не смею делать каких-либо выводов из того, что видел, но иногда мне приходит в голову, что человек был счастливее, когда был лягушкой…
Передо мной на короткий миг открылся мир прошлого, и занавес вечности опустился вновь над тем, чего, быть может, не должен видеть человеческий глаз.
Р. S. Рассказ д-ра Регеля может показаться читателю плодом болезненной фантазии. Долгое блуждание по подземному лабиринту, страшная усталость, жажда и голод, действительно, могли вызвать у Регеля бредовое состояние, в котором он видел людей-лягушек.
Весьма неправдоподобным, на первый взгляд, кажется описание пещеры, освещенной неизвестно каким источником света, причем ощущался и ветер, и подземное море волновалось и производило шум прибоя. Однако, при очень больших размерах пещеры возможны нарушения равновесия атмосферы вследствие местного повышения или понижения температуры, а следовательно, и образование воздушных течений. Труднее объяснить источник света. Не следует, впрочем, забывать, что далеко не все световые явления объяснены удовлетворительно наукой. Много ли мы знаем, в сущности, о природе полярных сияний или о зодиакальном свете? В низших слоях атмосферы наблюдаются иногда странные световые явления, например, огни св. Эльма, появляющиеся на корабельных снастях, огни Кастора и Поллукса, всегда состоящие из двух огненных языков, долго держащихся над шпилем высокой башни или колокольни. Обыкновенно, принято относить эти явления к электрическим феноменам, что вполне вероятно, но не объясняет, почему в данном месте появились такие-то огни, в другом — другие, а в очень многих местах не появляется никогда никаких таинственных огней. В пещере Регеля могли быть светящиеся облака, скопившиеся под высокими сводами.
Что касается главного, то есть людей-лягушек, то необходимо пояснить читателю, мало знакомому с наукой, следующее:
Биология установила, что все животные произошли из первичной клетки путем постепенного развития под влиянием внешних условий, борьбы за существование и, может быть, особого стремления оживленной материи усложняться и совершенствоваться. Для доказательства этой теории существуют два пути: палеонтология и эмбриология. Наука об ископаемых пытается установить непрерывную цепь между существами, населявшими землю в различные эпохи, и современными. К сожалению, сохранились кости лишь немногих животных, особенно некрупных. Удалось, однако, например, установить связь между ящерами и птицами через промежуточные типы. Относительно человека и обезьяны мы не имеем ни малейшей надежды открыть скелеты предков в восходящем порядке. Но теоретически на вопрос: «существовал ли предок человека, современник завров и древовидных папоротников?» — мы должны ответить скорее положительно. Предок этот по тогдашним условиям жизни на земле был, несомненно, земноводным животным, а принимая во внимание, что потомки явились интеллигентными существами, вполне допустимо, что и предок был не лишен некоторой рассудочности. Напомним, кстати, что в преданиях каждого народа существует представление о каких-то чудовищах, драконах и химерах. Нет доказательств, чтобы человек даже каменного периода мог видеть завров и птеродактилей, хотя бы уже вымирающих. Вероятнее, что в мозгу земноводных предков запечатлелся образ чудовищных ящеров и память о них передалась в неясных образах и потомкам.
Но ведь тогда рассказ Регеля о людях-лягушках получает некоторое правдоподобие. Второй путь доказательства теории эволюции (постепенного развития) дает эмбриология — наука о развитии зародыша.
Зародыш человека за 9 месяцев утробной жизни повторяет всю историю происхождения человека. Вначале он напоминает низшие одноклеточные существа, потом — многоклеточные. Приближается к моллюскам и слизнякам и даже является двуполым почти до 40 дней. Но самое замечательное, что в известный период зародыш человека имеет признаки жабр.
Если мы сравним постепенное развитие зародыша человека и лягушки, мы найдем много сходства. Например, лягушка, как и человек, дышит только легкими, но головастик (будущая лягушка) имеет жабры…
Действительно ли видел д-р Регель мир прошлого или это только научно-фантастический бред, но рассказ его вовсе не так уже противоречит данным науки, как это может показаться на первый взгляд.
Многим покажется позорным и обидным, что предок человека — лягушка, которую принято считать за олицетворение безобразия. Большинство, особенно женщины, относятся к лягушкам с омерзением и страхом. Редко кто решается взять лягушку в руки. Но здесь мы уже попадаем в несознательную область предрассудков и тех нервных ощущений, которые заставляют женщин при виде бегущей, совершенно безобидной мыши вскакивать на столы и стулья и подбирать платья. В действительности, лягушка совсем не безобразна. Формы тела ее имеют своеобразную гармонию. Выражение кроткое, мечтательное, слегка печальное. Лягушки питаются насекомыми, что скорее приносит пользу, и ровно никому не причиняют вреда. Между тем, они подвергаются систематическому истреблению. Тысячами убивают их дети и даже взрослые ради жестокой и глупой забавы. Многие породы птиц и некоторые мелкие звери питаются лягушками. На блюдо «лягушачьи филейчики под белым соусом» приходится убить сотни этих жалостных животных. Только огромная производительность спасает лягушек от окончательного вымирания.
Человеку вовсе не стыдно считать предком такое милое и кроткое существо, как лягушка, ему должно быть стыдно за крайнюю жестокость, с которой он относится к своим дальним сородичам.
Освобожденные звери
Весеннее солнце горячим светом заливало зоологический сад. Деревья стояли почти голые, с налившимися почками и лишь кое-где зеленели первыми чистыми листками. Пахло сырой, только что ожившею землею.
И сегодня, в воскресный день, сад был переполнен посетителями. Шли по дорожкам плотной толпой, тесня друг друга. Из-под огромных шляпок раздавалось почти беспрерывное женское щебетанье. Улыбались розовые губы, и звал к себе щекочущий девичий смех. Толстые женщины гордо несли огромные отвисшие груди, выкормившие собственную семью, и вели за руки нарядных живых кукол.
Молодые мужчины токовали, как тетерева, вокруг женщин.
Пожилые — смотрели на все ленивым взглядом, скучая от семейной прогулки и мечтая о водке и закуске на свежем воздухе.
И над толпой стояли душные испарения человеческих тел, смешанные с запахом духов, одеколона и пудры.
Животных перевели уже в летние клетки. Весенний воздух и присутствие множества людей взволновали пленников. Огромный тигр ходил быстро взад и вперед, углубленный в свои мысли, изредка злобно оглядываясь на толпу. Чета львов на виду у всех отдалась весенней страсти, а рядом одинокая львица надсаживалась в глухом угрожающем рыкании.
Все беспокоились, двигаясь на пространстве нескольких аршин, и только рысь спокойно лежала в глубине клетки, таинственно поблескивая зелеными глазами.
Густо толпились посетители у клетки обезьян. Смеялись их ужимкам и гримасам, а бесстыдство самцов и самок вызывало циничный хохот мужчин и краску на лицах девушек, что не мешало им хохотать исподтишка.
Толпа, возбужденная солнцем, весенним воздухом и тысячами прикосновений тел в толкотне, дразнила хищников, сердила слона, бросая в его огромную розовую пасть мясо, которого он не терпел, кормила обезьян в расчете на свалку, надоедала оленям и ланям поглаживаниями по их голодным и ищущим мордам.
Люди торжествовали победу над животными. Живя в каменных ящиках, ходя по каменным улицам, охраняемым и безопасным, они не верили в ужасы дикого леса и грозной пустыни. И теперь издевались над пленниками и рядили в шуты тех, один вид которых на свободе внушал бы им смертельный страх и позорную трусость.
— Я знаю, о чем говорили животные, — сказал Марк.
— Это интересно! Расскажи! — встрепенулся Илья.
Оба сидели на отдаленной скамейке зоологического сада, чисто выбритые по-актерски, в новых весенних костюмах. Всего две недели, как удалось им бежать из сумасшедшего дома, причем были убиты два сторожа, а третий — опасно ранен. Таинственное преступление, взволновавшее всю столицу, зверское убийство целой семьи и грабеж — также дело их рук. Но никто не узнал бы сумасшедших или преступников в этих изящных молодых людях.
— Я знаю, о чем говорили лев и львица, — повторил Марк, раскуривая сигару. — Теперь весна, и кровь обращается сильнее даже в гнусной клетке, куда безобразные, слабосильные, розовые обезьяны без хвоста сажают красивых зверей. Львица говорила: «Я люблю тебя, дорогой муж мой, обожаемый герой, владыка пустыни». И она ласкала его и целовала в прекрасную гордую голову. «Люби меня». А он, царственный пленник, в тоске и гневе смотрел через железную решетку на подлую толпу людей, мечтал о свободе и кровавой мести. И, когда требования львицы стали настойчивее, он брезгливо отворачивался и говорил: «Как можешь ты желать моих объятий здесь, в неволе, на глазах врагов наших, пришедших смотреть на позор наш? Стыдись!» Но львица, как женщина, легче приспособляется ко всякой обстановке и всюду хочет быть самкой и матерью.
Она настойчиво ласкала мужа и возбуждала в нем чувство. Звала к наслаждению, упрекала в холодности и злыми словами издевалась над ним: «Какой же ты мужчина, царь и герой, ты — старая, никуда не годная тряпка!» И он, гордый, забыв о царственном гневе своем, сдался, уступив просьбам и требованиям… Илья, видел ли ты его прекрасное, грозное лицо? Смотрел ли в глаза его? Сколько безысходной тоски и стыда выразили они, когда он обнял львицу!
— Знаешь что, Марк? Судьба животных в неволе напоминает мне нашу судьбу. Люди признали нас сумасшедшими за то лишь, что мы пошли открыто против их пошлой морали, сорвали маску лицемерия и стали искренними в своих побуждениях и желаниях.
— Да! Отвратительная розовая обезьяна без хвоста слишком зазналась. Она прожила много тысяч лет, создала государство, настроила города, изобрела миллион способов для защиты своего подлого существования. И что же в результате? Жизнь жестокая и глупая, в тюрьме, в оковах правил, законов, обычаев, жизнь, при которой гибнут красивые и сильные, а пошлость и трусость владеют миром. Илья, ты — музыкант. Я увлекался наукой. Скажи мне, стоит ли эта подлая толпа тех звуков, тех чудных мелодий, которые ты извлекал из скрипки? Для кого ты играл? Чей услаждал слух? Разжиревших до омерзения баб, молодых похотливых самок с птичьими мозгами, лживых, лицемерных, предлагающих себя на законное содержание, называемое браком? Лысых, с толстыми животами на тонких ножках мужчин, глупых, но полных напыщенного самомнения? Молодых дрессированных обезьян, отравленных уже гнусными болезнями? Они бросают тебе горсть золота, и ты за него отдаешь им, ничтожным и мерзким, свою душу, свой талант! Не думаешь ли ты исправить их, пробудить в них высокие чувства? Какой вздор! Ты просто играешь роль массажиста у богатой старухи. Ты своими молодыми, бодрыми руками дотрагиваешься до ее омерзительного, дряблого тела, и она испытывает приятное волнение и улыбается тебе накрашенными губами и показывает вставные зубы…
— А наука? Разве она не ведет к торжеству пошлости и трусости?
— Поэтому-то я и скрыл от розовой бесхвостой обезьяны свое великое изобретение. Я открыл тайну силы тяготения и нашел способ бороться с нею и совсем ее парализовать. Все предметы на земле притягиваются к ее центру, и это на глупом языке розовой обезьяны называется весом. Я могу уничтожить вес тел, уменьшить и увеличить по своему желанию. Я овладел отрицательными, отталкивательными силами. Какая огромная будущность моего великого изобретения! Можно построить воздушный корабль из стальных плит — воздушный броненосец с пушками, принимающий на борт две тысячи людей экипажа. Он полетит легче пушинки. И он же может плавать на поверхности воды и опускаться на морское дно. Маленького аппарата достаточно, чтобы поднимать гигантские тяжести… Но я поклялся, что проклятая обезьяна не узнает о моем секрете и не воспользуется им для своих гнусных целей. Довольно ей обкрадывать гениев, чтобы ковать новые цепи для голода и труда…
Марк умолк. И долго сидели оба злые, взволнованные, нагнувшись и чертя тростями на песке дорожки неведомые знаки.
Илья поднял голову.
— Марк, знаешь что? Выпустим зверей на волю…
Марк дрогнул, выпрямился, глаза его засверкали.
— Браво! Браво!
И громко хохотали оба, смотря друг на друга.
— Помни, Илья, главное условие успеха: смелость и быстрота. Не обращай внимания на крики толпы, не бойся сторожей, не гляди по сторонам. Оба перепрыгнем через ограду. Я отобью замок у львиной клетки, ты — у тигра. Ставь зубило под углом в 30 градусов и бей молотком. Не стучи попусту. Удар должен быть сильный, полновесный.
Илья молча кивнул головой.
А толпа, как и в прошлое воскресенье, все прибывала и прибывала.
Как всегда, теснились у клеток хищников.
Матери и отцы поднимали детей, и они смотрели неморгающими, круглыми глазками, полными любопытства и страха. Красивая девушка, с высокой грудью и широкими вздрагивающими бедрами, делала вид, что крайне заинтересована львами, а загоревшееся ушко насторожилось и внимательно ловило вкрадчивые слова стоявшего рядом студента. Прижимала и отталкивала ищущую руку.
Дальше, в ту же ограду уперся толстым животом кто-то с крашеными усами и с кокардой на фуражке. В цветном, шелковом сарафане жирная, откормленная кормилица поводила коровьими глазами, останавливая их на животных и на мужчинах.
И, держась за руку усатого военного, тяжело вздыхала его беременная жена, охраняемая от толпы мундиром мужа. Рабочий, полупьяный, смотрел вызывающе и задевал нарочно «проклятых буржуев», завидуя и ненавиствуя…
— Нельзя, господа, нельзя! — крикнул сторож.
Но было поздно. Двое, в охотничьих куртках и высоких сапогах, перескочили через ограду и ловко взобрались на каменный фундамент клеток.
Раздался стук и лязг отбиваемых замков.
— Господи, что они делают! Сумасшедшие! Остановите их!
Толпа замерла в ужасе, сбившись еще теснее. И даже вооруженный офицер не нашелся в эту минуту.