— Это Лоренс де Графф, очень известный капитан флибустьеров, — ответил Старый Этьен.
— И чем он известен? — поинтересовался я.
— Сначала он, командуя кораблем у испанцев, перебил много флибустьеров, а потом попал к ним в плен, перешел на их сторону и захватил несколько богатых призов, перебив много испанцев, — рассказал трактирщик.
— Биография настоящего шевалье, — вынес я вердикт.
— Во-первых, он не благородный человек, самозванец. Во-вторых, не де Графф, а какая-то голландская фамилия, которую я не только запомнить, но и выговорить не смогу. В-третьих, он не француз, а голландец, — сообщил Старый Этьен и добавил с хитрой усмешкой: — Но лучше об этом не напоминать ему: самозванцы, как и бастарды, очень ранимые и вспыльчивые.
— А как он получил флибустьерский патент? — задал я вопрос. — Сейчас вроде бы мир с испанцами.
— Нет у него никакого патента, действует на свой страх и риск. Поэтому и приплыл сюда, а не в Пор-де-Пе. Так сеньору барону Жаку де Пуансе легче говорить испанцам, что он ничего не знает о проделках флибустьеров, а доля от добычи помогает ему не замечать флибустьеров на Тортуге, — поведал трактирщик.
— И сколько отдают губернатору? — спросил я.
— Обычно десятую часть, но это зависит от капитана, — ответил он. — У этого капитана очень хорошие отношения с бароном. Лоренс де Графф сделал его намного богаче. И не только его.
Я заметил, что Старый Этьен как-то не по-французски умудряется завидовать всем. У других его соотечественников это чувство не выходит за рамки своего сословия.
Катер подошел к берегу. Капитан подождал, когда матросы вытянут нос катера на сушу, после чего торжественно перешагнул через борт. В его объятиях сразу оказалась дама примерно его возраста или чуть старше, одетая в розовое шелковое платье. Желтый чепец полностью скрывал ее волосы, но, судя по черным усикам, она брюнетка.
— Это его жена, испанка Мари-Анна по прозвищу Божья Воля, вдова капитана Длинного Пьера, — опережая мой вопрос, сообщил Старый Этьен. — Пора мне возвращаться в трактир. Сейчас начнется. Советую вечером не выходить из комнаты. Эти пьяные скоты позабыли, как надо вести себя с благородным человеком, могут напасть группой даже на безоружного.
О нравах отморозков разных стран я знал не хуже трактирщика, поэтому после ужина ушел в свою комнату, где попытался читать «Дон Кихота», подаренного мне доном Диего де Маркесом. Роман сейчас в моде. Я несколько раз в будущем пытался прочитать «Дон Кихота», но быстро ломался. Есть книги только для избранных. Для избранных придурков.
11
Захваченный галеон вез из Веракруса в Гавану хлопок для догрузки судов, отправляющихся в Европу. Груз был продан всего за четверть его цены. Покупателями выступила компания тортугских негоциантов, в числе которых был и Старый Этьен. Не удивлюсь, если он окажется самым богатым человеком на Тортуге. Судно тоже продали за четверть его цены. Покупателям выступил какой-то плантатор с Эспаньолы, у которого, как уверяют, отродясь таких денег не было. Злые языки утверждали, что истинный покупатель — барон Жак де Пуансе. Я подумал, что губернатор решил подзаработать оптовой торговлей. Скупая по дешевке пиратскую добычу и отвозя ее в Старый Свет, можно очень быстро разбогатеть. До недавнего времени французским дворянам запрещалось заниматься каким бы то ни было бизнесом, кроме владения имениями и службы королю со шпагой или в мантии чиновника. За нарушение могли вышвырнуть из привилегированного сословия на несколько лет или навсегда. Французский король, издавший указ, разрешающий дворянам торговать оптом, не подозревает, что отправил на плаху своего потомка, а вместе с ним и монархическую форму правления. Как выяснилось позже, я был о губернаторе слишком плохого мнения: он, как и положено благородному человеку, предпочитал добывать деньги разбоем.
Выяснилось это во время визита к Лоренсу де Граффу. Капитан флибустьеров проживал в трактире «Золотой галеон». Не могу понять людей, которые, имея возможность купить дом, живут в гостиницах. Лучше только на вокзале. Лоренс де Графф сидел за столом в компании трех подчиненных и четырех женщин, включая его жену Мари-Анну. На этот раз он был в черном камзоле и темно-синей рубахе с белым кружевным воротником в виде солнечной короны с длинными узкими лучами. На толстой и длинной цепи из желтого металла висела бляха, похожая на те, какими в двадцатом веке будут награждать собак за победу в конкурсе на лучший экстерьер. Золотистые волосы завиты. Жена заботится о своем пуделе. Сегодня она была в чепце с кружевами, на фоне которых черные усики выглядели контрастнее. Ее трудно назвать даже симпатичной, но насмешливо-лукавый взгляд, которым она одаряла мужчин, говорил, что она знает о них больше, чем им хотелось бы, и умеет этим пользоваться. Меня Божья Воля наградила таким же взглядом, нарвалась на более насмешливый и сморщила нос, довольно длинный для ее маленькой головы, который сразу покраснел, потому что интуитивно или телепатически уловила мою оценку ее внешности.
— Добрый день, капитан! — поздоровался я на голландском языке. — Тебе не нужен опытный мастер?
— А кто ты такой? — задал встречный вопрос Лоренс де Графф.
Я коротко рассказал легенду. Она понравилась сидевшим за столом, особенно эпизод с племянником губернатора Санто-Доминго.
— Слишком ты молод для опытного мастера, — подлила ложку дегтя Мари-Анна.
— Я исправляю этот недостаток каждый день, — улыбнувшись, сказал я.
Улыбнулись все, кроме жены капитана. Из чего я сделал вывод, что место на корабле Лоренса де Граффа мне не светит, придется ждать другой корабль. Оказалось, что дело даже не в ней.
— Мне не нужен мастер, я сам достаточно опытный мореплаватель, — произнес Лоренс де Графф. — Но моему другу Мишелю де Граммону нужен позарез. Предыдущий погиб в бою, и без него они налетели на рифы и потеряли шестнадцатипушечный корабль. Ему доверили другой, мой последний приз, тот галеон, что у пирса. Справишься с таким?
— Конечно, — подтвердил я. — Но галеон слишком тихоходен, чтобы захватывать призы.
— Для следующей экспедиции нам нужна не скорость, а вместительность, чтобы взять как можно больше буканьеров, — поделился он. — Завтра утром Мишель де Граммон должен приплыть сюда. Зайди в это же время, познакомлю вас. Ты по-французски понимаешь?
— Достаточно хорошо, чтобы исполнять свои обязанности, — ответил я на французском языке.
— Тогда никаких проблем не будет, — уверенно заявил капитан флибустьеров и дал понять, что аудиенция закончена, за стол приглашать меня не собирается: — Жду тебя завтра.
Я не заметил, когда жена дала ему знать, что мое присутствие за столом нежелательно. Наверное, Божья Воля владеет высшим уровнем супружеских отношений — умением управлять супругом телепатически. Впрочем, не удивлюсь, если решение принял он сам. Представляю, сколько раз Лоренсу де Граффу самому приходилось просить кого-то, унижаться перед дворянами. И вот он миг отмщенья! Не понимает, что человек становится должником того, кого унизил.
Мишель де Граммон, действительно, приплыл на следующее утро на пяти пирогах вместе с полутора сотней головорезов. Старый Этьен рассказал мне, что этот шевалье — настоящий, как сказали бы янки, стопроцентный. Он парижанин, сын сержанта роты мушкетеров, элитного подразделения, что в обычных войсках приравнивалось к званию капитана, а то и майора. В четырнадцать лет убил на дуэли мушкетера из роты отца за сальную шутку в адрес старшей сестры, после чего был пристроен юнгой на военный корабль и отправлен в колонии, подальше от королевского гнева. Мишель де Граммон быстро дослужился до командира корабля, но был изгнан с флота за пристрастие к азартным играм. Злые языки утверждают, что за невыплату карточного долга. От карт пострадал — карты и помогли: после отставки он умудрился выиграть столько, что хватило на покупку и снаряжение пятидесятипушечного корабля, с помощью которого ограбил несколько испанских прибрежных городов, а потом потерял его во время шторма. После чего стал командовать только чужими кораблями, потому что с захватом призов ему тоже не везло.
Я встретился с Мишелем де Граммоном на квартердеке галеона. Капитан был крепышом невысокого роста. Черные прямые волосы до плеч прикрывали плешь на макушке. Карие глаза живые, с искорками — глаза сластолюбца. Короткие, тонкие, обгрызенные усы. Смуглая кожа. Видимо, потомок гасконцев — слишком похож на испанца. На распахнутом, черном, помятом и потертом на локтях камзоле не хватало второй сверху пуговицы, причем сохранившиеся были из красного дерева, то есть, по местным меркам, дешевыми. Белая полотняная рубаха позабыла, когда ее стирали, зато имела рюши возле выреза. Кружевной черно-белый воротник когда-то стоил, наверное, кучу денег, а сейчас был настолько грязен, что стал почти одноцветным. Зато камзол и рубаху поливали духами, как подозреваю, из ведра. Светло-желтые лосины, потертые на бедрах и в жирных пятнах, заправлены в низкие черные сапоги с отворотами. Сапоги находились в состоянии раздумья: запросить каши или помучиться еще чуток? Черная, мятая, фетровая шляпа размером с тележное колесо и без перьев возлежала на кнехте. Там же покоилась и заеложенная кожаная перевязь со шпагой в ножнах из черного дерева. Чаша шпаги были из обычной стали, а рукоятка обмотана кожаным ремешком.
— Лоренс сказал, что ты шевалье. Это так? — первым делом спросил Мишель де Граммон, внимательно глядя мне в глаза.
— Даже более, чем он, — усмехнувшись, ответил я.
— Сукин сын все еще воняет селедкой, которую ловили его предки! — с веселым пренебрежением воскликнул французский шевалье и выругался на зависть боцману с французского фрегата, разместив все корабельные якоря в теле своего коллеги и компаньона, причем в самом неожиданном месте.
Я захохотал от души. Не потому, что ругательство было смешным, а из-за разницы между моим внутренним образом настоящего парижского шевалье и тем, с кем сейчас общался. Видимо, воспитание Мишеля де Граммона застряло на уровне четырнадцатилетнего юнги.
Мой смех очень понравился капитану флибустьеров. Больше всего верят в обладание чувством юмора те, кто его не имеет.
— Ты принят, — огласил он свое решение. — Будешь получать две доли, как и квартирмейстер, на долю меньше, чем я, но на полдоли больше, чем хирург, канонир и боцман. Устраивает?
Квартирмейстер был типа завхоза, арбитра при дележе добычи и судьи в одном лице. Его избирали общим голосованием. Как я понял, квартирмейстер был ограничителем своеволия капитана и вторым человеком на корабле. Следовательно, я буду вторым «вторым» и получать соответственно.
— Конечно, — сразу согласился я, потому что, как рассказал Старый Этьен, полторы-две доли для мастера было стандартным условием «охотничьего договора» — договора о разделе добычи.
Сперва десятую часть отдают губернатору, из оставшегося треть — судовладельцу, еще треть — тому, кто снарядил корабль в поход, и только последняя треть делится между членами экипажа. То есть, всего тридцать процентов. Если разделить примерно на полторы сотни долей, то мне достанутся три десятые процента — в сто раз меньше, чем судовладельцу.
— Боцман, принеси топор! — крикнул капитан.
Боцмана звали Пьер Лагард. По словам капитана, он был бретонцем и гугенотом. Первое, по мнению капитана, было плюсом, а второе не было минусом, несмотря на то, что гонения на гугенотов во Франции возобновились. Почему — узнал чуть позже. Боцман был высокого роста, плотного сложения, с суровым и невозмутимым лицом, на котором бледно-голубые глаза казались полинявшими. Одет чисто и дорого. Если судить по лицу и одежде, то истинный шевалье — Пьер Лагард, а не Мишель де Граммон.
Капитан взял у него топор и протянул в мою сторону.
— Я безбожник. Не верю ни в бога, ни в черта, потому что, сколько живу, ни разу не видел ни того, ни другого. Так что клянемся мы не на Библии, а на топоре. Положи руку на обух и поклянись, что будешь чтить наш закон, за нарушение которого тебя и зарубят этим топором, — приказал Мишель де Граммон. — Знаешь наши порядки?
— Мне рассказали, — ответил я.
Пиратские законы везде одинаковы. Меняются только детали. У тортугских пиратов за гибель в бою полагалось напарнику или семье восемьсот экю или восемь рабов, а за ранение — от ста (за потерю глаза или пальца) до пятисот (за потерю правой руки) экю или от одного до пяти рабов. Кара за утаивание чего-либо из добычи присуждалась при стоимости от одного экю. За любую серьезную провинность могли, кроме типичных порки или казни, высадить на необитаемый остров с одной бутылкой пороха, одной бутылкой воды и одним пистолетом или мушкетом. Совсем новым было только запрещение курить после захода солнца и ходить с зажжённой свечой без фонаря, чтобы не устроил пожар.
— Поскольку ты офицер, из оружия хватит и шпаги, но лучше будет, если еще и пару пистолетов приобретешь, — предупредил капитан флибустьеров.
Рядовым пиратам полагалось иметь огнестрельное оружие и рубящее холодное. Большинство было вооружено испанскими мушкетами с гранеными стволами длиной под метр, или французскими с круглыми и более длинными стволами калибром чуть менее дюйма или аркебузами, чаще английскими. Кое у кого были пистолеты, но обычно один. Из холодного оружия предпочитали кутласс — абордажную саблю с однолезвийным изогнутым клинком длиной около семидесяти и шириной около пять сантиметров, гардой в виде чаши, из-за чего кутласс презрительно называли половником, и эфесом «кастетного» типа для нанесения им ударов на короткой дистанции, или шотландским палашом с широким обоюдоострым клинком и гардой в виде чаши или корзинки, или обычным топором.
— У меня есть и пара пистолетов, и сабля, и аркебуза, — сообщил я.
— Очень хорошо! — похвалил Мишель де Граммон. — Завтра сюда прибудут на своих кораблях еще три капитана — Жан де Бернанос, Шарль дю Мениль и Николас ван Хорн — и на следующее утро отправимся захватывать Каракас. Так что постарайся завтра уладить все свои дела.
— Мне нечего улаживать, только расплатиться с трактирщиком, — ответил я.
— Для меня частенько самое сложное дело — как раз рассчитаться с трактирщиком! — ухмыльнувшись, произнес Мишель де Граммон.
Улыбнулся и я, подыгрывая его самолюбию, но запомнил, что платить по долгам — слабая опция капитана.
На самом деле мне даже с трактирщиком не надо было расплачиваться. Он был должен мне, а не наоборот. Несмотря на то, что добыча у флибустьеров Лоренса де Граффа была не супер, нашелся пьяный придурок, который купил моего коня за сто экю — раза в три дороже, чем стоит такой конь во Франции. Старый Этьен взял свои комиссионные и предложил оставить деньги у него под полпроцента в месяц. Я согласился и оставил только те, что получил за коня и осла. Трактирщик может кинуть меня, но с таким же успехом я могу попасть в плен и потерять все, что будет при мне. Лучше не класть оба яйца в одну корзину.
12
На следующий день в гавань прибыли гукер водоизмещением тонн сто двадцать под командованием Николаса ван Хорна, шхуна водоизмещением тонн сто под командованием Шарля де Мениля и двухмачтовый пинк — разновидность шхуны с более плоским дном, выпуклыми бортами и узкой кормой, который чаще встречается на Средиземном море и имеет там три мачты — водоизмещением тонн пятьдесят под командованием Жана де Бернаноса. Первый — голландец, начинавший матросом, хороший мореход и при этом узкогрудый коротышка с бусами на шее, снизанных из крупных жемчужин и большого рубина. Последние два — шевалье, оба высокого роста и с хорошими, по нынешним меркам, манерами, которым не помешала даже служба Жана де Бернаноса капитаном в кавалерийском полку.
В экипаже бывшего кавалериста я увидел знакомых — буканьера Жильбера Полена и его слугу Жака, который был вооружен подаренной мною аркебузой. Хозяин будет иметь две доли, за себя и слугу, хотя последний вряд ли стреляет так же метко. Кстати, я тоже буду получать полпая за Кике, как за юнгу. То, что мой слуга — испанец, никого не интересует. Во-первых, у слуги та же национальность, что у его господина, а во-вторых, среди пиратов я видел несколько испанцев. Так что у нас у всех одна национальность — флибустьер.