Самоубийство Земли - Максимов Андрей Маркович 6 стр.


— Так, значит, ты узнал тайну Планеты номер ноль? Попал сюда после меня и уже узнал тайну? — И тут Игорь изменился в лице. — Отец, раз ты здесь — значит, ты умер?

Отец поздоровался с каким-то человеком — вроде это был Борис Николаевич Ельцин, тот, под чьим руководством Россия вышла из самого затяжного кризиса в своей истории.

— Брось мыслить этими категориями: жизнь — смерть. На нашей Планете есть только бессмертие. А тайны, кстати, никакой не существует. То, что земляне называют Планетой номер ноль — это такое место в космосе, где живут великие люди. Подумай сам: великий человек — это, возможно, самое замечательное из того, что создает природа. Что такое история человечества? Это история ее великих людей. Выбрось из истории толпу, оставь только Имена и ты легко воссоздашь все события. Неужто природа может создавать великого человека, а потом — по истечении в лучшем случае восьмидесяти лет — выбрасывать его на свалку? Что она, дура, что ли? Великие люди живут здесь. Представляешь, какая сказочная, невероятная жизнь должна быть там, где живут гении?

— Извини, — перебил сын. — Но я никак не могу понять, почему здесь не только великие люди, но и самые обычные?

— Это совсем просто, — улыбнулся отец. — Гениям с гениями может стать скучно. Ты пойми: здесь та же самая жизнь, что и на Земле. Но! Здесь можно поговорить с Пушкиным, Лениным, Горбачевым, Серовым… Короче, со всеми, кто воистину может называться гением, вне зависимости от того, велик он в добродетели или в подлости. А если вдруг тебе надоест отечественная история, ты можешь перейти в другой сектор и вступить, скажем в клуб яхтсменов, которым руководит Колумб, или посмотреть спектакль, в котором главную роль играет Шекспир. Представляешь, оказывается, больше всего на свете великому англичанину нравилось играть на сцене, он и пьесы писал для того лишь, чтобы иметь хорошие роли. Всю жизнь разговоры о том, что такое счастье, казались мне пустопорожней брехней, но теперь-то я точно знаю: счастье — это жизнь на этой планете.

Игорь вспомнил, что очень похожие слова он уже слышал совсем недавно, и тогда и сейчас они были произнесены теми, кому он не мог не верить.

Проходящий мимо человек неожиданно остановился, подошел к Игорю, сказал:

— Добрый день, Игорь. И вы у нас? Рад. Весьма рад. Вы придете завтра на концерт? Приходите непременно. Мои отроки покажут невероятное искусство, невероятное, я вас уверяю.

И он удалился, придерживая свою длинную бороду.

— Кто это? — спросил Игорь.

— Это царь русский Иван по прозвищу Грозный. Он очень любит детей — организовал здесь детский сад, так я тебе скажу: его питомцы красиво поют. Если хочешь — сходим послушаем.

— Откуда он знает мое имя?

— Здесь все друг друга знают. Нас — избранных — не так уж много. И если он знает твое имя — значит ты наш. Понимаешь?

Словно в подтверждение этих слов мимо промчался на велосипеде знаменитый писатель XXI века Фазиль Белов и приветливо улыбнулся.

Отец продолжал говорить что-то про прекрасную жизнь на Планете номер ноль, но Игорь его уже почти не слышал. Мысль его лихорадочно работала: «Зачем я летел на эту планету? Чтобы открыть ее тайну. Зачем открывать тайну? Чтобы стать великим. А великими становятся, чтобы оказаться здесь. На Земле меня, действительно, запишут в великие пилоты — я погиб на Планете номер ноль».

— Я второй раз спрашиваю тебя, — услышал Игорь голос отца. — Ты согласен?

— Согласен на что? — не понял Игорь.

— Остаться здесь.

«Остаться здесь? Среди великих людей? Или? Возвращаться на Землю, где его никто не ждет, — ведь отец здесь, а кроме отца у него и нет никого. На Землю — в это пресное тупое существование? Ну, расскажет он про тайну этой планеты, возьмут у него пару интервью, напишут в газетах? А дальше? Продолжится та жизнь, от которой он улетел сюда? Возвращаться на Землю или ежедневно общаться с лучшими умами Земли и быть среди них равным? Какое может быть „или“ — когда лучшая Земля здесь — на Планете номер ноль? Какое может быть „или“ — когда и Бог и отец говорят ему, что только здесь обретет он счастье».

— Тебя что-то смущает, — по-своему расценил отец молчание Игоря. — Может быть, ты боишься прыгающих людей?

— Я их боюсь, — вздохнул Игорь. — Просто я слышал голос… Ты, наверное, не поверишь мне, но я слышал Голос с небес, Голос Бога, и он сказал мне, что я прошел какую-то проверку, и теперь начнется счастье. Но я не понял, о чем он говорил, что за проверка…

— Я верю, что так и было. Мы ведь не на Земле, здесь — своя жизнь, свои законы. А проверка… Ее все проходят. И здесь, и на Земле. Прогресс — конечно, великая штука, но он ведь не отменил человеческих пороков. Разве на Земле не приходится нам терпеть всякие унижения ради собственного спасения? Разве на Земле не приходится постоянно доказывать, что мы такие же, как все, и разве, доказывая это, мы не унижаем других? Иногда идем по трупам, лишь бы доказать: мы — такие же. Только земные испытания растягиваются на целую жизнь, а здесь занимают совсем мало времени, другая планета — другие законы. Вот и все. Но ты выдержал эту проверку. Ты не сломался. И теперь — ты с нами. Ты вправе остаться в городе великих людей. Впрочем, может быть, ты мне не веришь? — Не дожидаясь ответа, отец повернул за угол.

Верит ли он отцу?.. Он, может быть, только ему и верит из всех живых людей. Ему и Богу. А они говорят — одно и то же.

Правда, что-то смущало в словах отца, и более всего то, что отец сумел так хорошо здесь освоиться. Но ведь это — отец. Он всегда умел быстро разбираться в любой обстановке, и везде чувствовать себя своим.

И Игорь пошел вслед за отцом.

На соседней улице их поджидала машина — абсолютная копия той, на которой они с отцом ехали на аэродром.

— Сейчас мы с тобой поедем к кораблю, — сказал отец, открывая дверь «кадиллака». — Ты передашь сигнал на Землю, чтобы там не волновались, а затем взорвешь ракету.

— Зачем? — удивился Игорь.

— А для чего она тебе нужна? Так поступали все пилоты, которых на Земле считали погибшими, хотя они оставались жить здесь. Ибо не родился еще человек, который бы добровольно согласился вычеркнуть свое имя из истории. Впрочем, если тебе что-то не нравится, возвращайся на Землю. Но я бы не советовал этого делать.

Игорь сел в машину. По привычке на заднее сиденье, хотя место рядом с отцом было свободно. Ехали через лес. Игорь опять почувствовал аромат травы и цветов и решил: в самое ближайшее время непременно прийти сюда и просто погулять. Непременно.

Когда он взялся за знакомую ручку на двери корабля, у него перехватило дыхание.

— Не бойся, — подбодрил отец.

«Взять что-нибудь на память? — думал Игорь в последний раз шагая по кораблю. А впрочем — зачем? Меня ожидает бессмертие, а бессмертию сувениры не нужны».

Он занял место пилота. Передал на Землю: «У меня все в порядке. Не волнуйтесь. Прощайте».

Отец стоял сзади, потом обнял за плечи:

— Ну вот и все. Пойдем. Мне кажется, я вижу второе рождение своего сына.

Они спустились на землю. Какие-то люди копошились около ракеты. Игорь понял: сейчас корабль взорвут.

«Неужели я больше никогда не буду на Земле? Никогда?» — подумал Игорь.

Отец словно угадал его мысли:

— Ты прожил на Земле немало лет. И что же? В поисках счастья ты летишь на другую планету, потому что на Земле не нужны ни герои, ни гении. Они никогда не были ей нужны, и никогда не будут. А здесь мы станем с тобой прекрасно жить. Мы — единственная династия великих людей на Земле: отец и сын. Оба равны, и оба — великие пилоты.

Раздался грохот, столб пламени поднялся на том месте, где была ракета. Казалось, пламя хотело взлететь, но у него не хватило сил и оно рухнуло вниз, в объятия белой пены. Началась короткая и трагическая история любви двух стихий. Белая пена, извиваясь, обнимала пламя, кокетничала, шипела, вертелась так и эдак. А пламя хотело подняться, выпрямиться, показать свою стать, но тщетны были его потуги, не выдерживало оно страсти воды. Через минуту все было кончено: белая пена покрыла обгорелые обломки.

Игорь не выдержал, заплакал:

— Не надо, мой мальчик, — успокоил его отец. — Не надо. Прошлое кончилось. Впереди — новая жизнь! Впереди — бессмертие!

Они стояли и смотрели туда, где исчезла последняя ниточка, связывающая их с Землей.

И вдруг, сквозь оседающий дым, Игорь увидел очень знакомую фигуру, а потом услышал знакомый голос:

— Здорово, сын! Наконец-то я тебя нашел. Вижу, долбануло. Ну, думаю, не иначе мой сын шалит. И вправду…

Один отец стоял рядом с Игорем и удивленно смотрел на другого отца, который приближался к ним, разбрасывая ногами остатки ракеты.

Силы оставили Игоря, и он потерял сознание.

9

Он очнулся в ракете.

Увидел накрытый стол, за которым сидел отец и ел помидоры. Сок стекал у него по губам, и он со свистом втягивал его.

— Прочухался? — спросил отец.

— Ты кто? — Игорь сам удивился нелепости своего вопроса.

— Есть хочешь? Мясо горячее — подкрепись.

Игорь и вправду почувствовал дикий голод и набросился на еду. Когда он закончил есть и отвалился на спинку кресла, отец подошел к нему и со словами: «Что ж ты, сука, родного отца отличить не можешь!» дал прицельный удар в челюсть.

Сын рухнул на пол.

— Здравствуй, отец, — радостно заулыбался он, стирая кровь с разбитой губы.

— Здоровались, — буркнул отец.

— Но ведь если ты здесь… значит ты поставил себя вне закона. — Игорь с ужасом понял, что несколько часов назад уже говорил эти слова собственному отцу. Но этот-то уж точно — настоящий. Сомнений не было.

— Только завывать не надо. Что я, по-твоему, должен был делать, когда от тебя долго не было вестей? Конечно, ты — кретин, но это не повод, чтобы тебя бросать. И — хватит об этом. Рассказывай — только подробно — что с тобой тут было.

Сын старался говорить, не упуская ничего. И все равно его рассказ занял довольно мало времени, а ведь казалось, он прожил здесь годы.

— Так, — сказал отец, когда сын закончил. — Ни хрена не ясно, кроме того, что здесь нам придется несладко. Плохо, конечно, что я прилетел один. Кстати предлагал Джеку лететь сюда — он отказался. Пилот, который никогда и ничего не боялся, испугался закона.

— Извини, отец, ты, наверное, меня не понял: я видел Джека — того самого пилота, которого называли Гагарин, — так же близко, как тебя. Мы оба убегали от прыгающих людей, он даже пытался спасти меня, а потом исчез. Это был Джек, отец, Джек, — я это точно знаю.

— Какой к черту — Джек! Если хочешь знать, я отвез Джека в больницу, где его безуспешно пытаются вылечить от алкоголизма. Я навещал его перед самым полетом… Тот, кого ты встретил здесь, такой же Джек, как ты — пилот, и оба вы — идиоты!

— Тогда кто же он?

— Не знаю… Но думаю: эту планету населяют роботы. Роботы или люди. Больше нет оболочек, в которых могло бы существовать сознание.

Игорь уставился в одну точку, и вдруг вскочил, схватился за голову и закричал:

— Господи Боже мой, так значит я не стал стрелять в робота? В кусок дерьма, нашпигованный электроникой? Надо было расстрелять их, как… как…

Отец отхлебнул вина и сказал совершенно спокойно:

— Ты не стал стрелять в человека. Если бы ты поступил иначе, ты бы не был моим сыном. И хватит об этом. Будем размышлять дальше. Если есть роботы — значит должен быть и роботопроизводитель. Подозреваю, что это именно его голос ты называешь Голосом неба.

— Но это был Голос Бога, отец, я тебе говорю точно.

— А если есть роботопроизводитель, — продолжал отец, не обращая внимания на слова сына. — Если есть роботы — значит, должен быть завод или какое-то иное место, где их делают. Так?

День серел. В иллюминатор ракеты было видно, как опускается солнце. В это время суток все в природе приобретает какое-то испуганное выражение, словно сама природа боится той недолговечности, непрочности, которые всегда ощущаются в мире перед наступлением темноты.

Отец говорил, как всегда, доказательно, но что-то в его рассуждениях смущало сына. Не верилось, что все, кого встречал он на этой планете, были искусно сделанными роботами. Робот — существо без эмоций, он не умеет получать удовольствие, а все, кого он встречал, только этим и занимались.

Реклама

Можно и другие аргументы найти, но не в них дело. Сын был совершенно убежден — не роботы это, точно не роботы. Убеждения у него были, а доказательств не было…

И он спросил:

— Отец, подумай сам, кому могло прийти в голову создавать таких странных роботов? Для чего?

— Этого я не знаю, но многое бы дал, чтоб посмотреть в глаза местному Богу, которого, признаться, мне больше бы хотелось называть «хозяином», по-моему, так будет точнее. Так значит, говоришь, твой сон воплотился? Ладно, завтра мы пойдем на поиски хозяина. А сейчас — спать.

Ночью Игорю снился сон.

Будто бы пришел на корабль великий композитор Чайковский и позвал его за собой. И Игорь пошел. И только они отошли буквально метров на сто, как вдруг прямо с неба заиграла мелодия «Лебединого озера» — его любимая мелодия — выскочили в танце четыре балерины, но были они совершенно голые. Балерины Игорю очень понравились, и он решил с ними познакомиться. И вот он к ним приближается — а они отступают, танцуя. Он приближается — они отступают. Игорь злится чрезвычайно, но поделать ничего не может. А Чайковский при этом хитро улыбается и говорит: «Не надо бы шалить, молодой человек, ой, не надо бы вам шалить».

Игорь проснулся с больной головой и подумал: «Пора на Землю». Потом вспомнил, что на Земле его никто не ждет, — и ему стало грустно.

10

Едва сели завтракать — раздался стук в дверь корабля. Стук был вежливый, но настойчивый.

— Не надо открывать, — испуганно сказал сын.

— Откроем. Может, хозяин сам к нам пришел?

Отец взял оружие и открыл дверь.

Они увидели довольно высокого человека с седой бородой. Под руку его держала абсолютно голая девица, лишь относительно прикрытая балетной пачкой.

— Ты — кто? — спросил отец.

— Это Чайковский, — ответил Игорь. — Великий русский композитор.

Человек снял котелок.

— Вы абсолютно правы: Чайковский. Петр Ильич. У нас тут пикник намечается — так мы хотели бы вас пригласить. Там музыки будет много. Еще Илья Ефимович Репин обещал зайти — шаржи на всех рисовать.

Пока Чайковский говорил, сын внимательно рассматривал девицу и нашел ее весьма привлекательной. Смущала, правда, ее несколько непривычная открытость, но на этой планете, наверное, были свои законы. Сын даже завел с девушкой тот безмолвный разговор глазами, который всегда предшествует знакомству.

— Пойдемте с нами, — сказала балерина. — Там еще три моих подруги. Будет очень весело.

— А если у вас — дела, вы после все успеете сделать. Мы ж ненадолго, — улыбнулся Чайковский.

Сын спустился и подошел к девушке.

Чайковский отеческим взглядом осмотрел молодую пару и произнес:

— Вот видите, молодые люди уже обрели друг друга. Знаете ли, мне доставляет огромное удовольствие знакомить молодых людей. Я тут даже открыл небольшое «Бюро знакомств». Прелюбопытнейшее занятие!

Отец вел себя как-то странно: он подошел сначала к девице, потрогал ее, будто убеждаясь, что она живая. Потом подергал Чайковского за бороду, а потом сказал тихо-тихо:

— Исчезните оба. Я сказал: оба — испаритесь.

В ту же секунду Чайковский и девица растворились в воздухе, как не было.

— По-моему, я понял, в чем тут дело, — сказал отец, садясь в вездеход, — и теперь мне еще больше хочется встретиться с хозяином.

Сын не стал ни о чем спрашивать потому, что знал: о своих предположениях отец никогда не рассказывает, говорит только о том, что знает совершенно точно.

Чтобы не молчать, сын рассказал отцу свой сон.

— А чего это тебе Чайковский снится? — неожиданно спросил отец.

Сын не знал, как ответить: снится и снится.

— А то, что к тебе голые бабы во сне приходят, говорит о том, что парню пора на Землю, — отец улыбнулся. — Ладно, не злись. Если хозяин стал нас заманивать таким идиотским способом, значит не так уж он силен против нас.

Назад Дальше