За Бочкарева молниеносно ответил Ванник, прикрывая мгновенное замешательство лейтенанта Кёллера.
- Лейтенант посвятил свою судьбу армии и СС, я полагаю, это заменяет любое образование.
Сигрун промолчала, а Карл Хабсмеер сменил ритм постукивания.
- Хорошо. Пусть заполнит вопросник Кунца, нужно знать его психологическую устойчивость.
- Да, мадам, - кивнул Хабсмеер.
Сигрун поднялась и вышла, не прощаясь, а ими занялся Келлер. Принес несколько листов с вопросами, затем, посмотрев на оберштурмбаннфюрера Шаубергера, еще одну. Зевнув, налил себе еще одну чашку кофе и извлек из нагрудного кармана пластинку из фольги с запрессованными в ней кругляшками.
- Второй день без сна, - пояснил он, присаживаясь к ним на диван, - сейчас все озверели, торопят и торопят. Не желаете?
- Что это? – спросил с недоверием Шаубергер. – Стимулятор?
- Это препарат Д-12. Он лишен недостатков десятки, и, тем более, Д-9. Правда, дозу не следует превышать.
- Нет, благодарю. Хотя, дайте одну, похоже, нам предстоит бурная ночь, а армейские препараты никуда не годятся.
- Без этого сейчас не получается, - согласился Хабсмеер, - впрочем, осталось менее суток, а потом уже отдохнем. Отоспимся, примем ванну. Да, горячая ванна на час, и чтобы никто не донимал с расчетами и перепроверками!
- Беспорядок полнейший, - вставил Ванник, пряча таблетку в упаковке в свой карман. – Главное - в спешке не пороть горячку.
Хабсмеер вяло кивнул.
- Например, зачем уничтожили «Герхард» и «Елену»? Я до сих пор возмущен – потратить столько средств и времени на них, чтобы потом уничтожить.
Хабсмеер запрокинул голову на спинку дивана и прикрыл глаза.
- Не только их. Но это очевидно – сейчас есть вероятность, что объекты попадут в руки противника. А через неделю, когда война окончится, мы переведем «Ханебу» и «Врил» в серийное производство. И перейдем, наконец, в нормальные лаборатории и исследовательские центры. Я например, мечтаю о Ривьере. Голубая гладь Средиземного моря из окна, теплое майское солнце, и бокал «Шато Петрус» урожая двадцать девятого года. О-о, это терпкое сочетание вкуса слив и трюфелей!
Хабсмеер оживился, отставил чашку, поднялся с дивана.
- Не буду вам мешать.
- О, нет, господин штурмбаннфюрер, - мягко и располагающе улыбнулся Шауберег, - здесь не окопы переднего края, по тебе не стреляет русская артиллерия, не бомбят штурмовики. А после них все остальное помехами никак не может считаться. Кстати, мы слышали, что «Андромеда» уже на исходной позиции?
- Да, - Хабсмеер заходил по лаборатории, где они находились, пролистал какие-то бумаги, поправил карандаши, взял листок, положил его. – «Андромеда» вышла из Новой Швабии и сегодня утром достигла базы в Норвегии. Завтра в три утра она будет над Берлином. После чего мы запустим «Колокол» и война окончится.
- Ошибок не предвидится? – спросил Ванник, задумчиво склонившись над вопросником и ставя галочки в нужным местах.
- А для чего мы уже месяц торчим тут, проверяем расчеты на нашей вычислительной машине Z4 и проводим малые включения «Колокола»? Нет, ошибок быть не должно. Ошибки были раньше. Тем более, здесь собрались все наши лучшие умы, - Хабсмеер сел на стул, крутанулся на нем, встал, снова сел. – Единственное «но» – не знаю, что решили с помехой во вспомогательном контуре. Раньше для этого использовали заключенных, но они дают неустойчивое и нестабильное поле. Отвратительное качество. Я работаю в другом направлении и не знаю подробностей, но похоже, решение найдено. Возможно, что во втором контуре задействуют вас, лейтенант.
- Как? – переспросил Бочкарев.
- Вот его? – спросил Ванник, поднимая голову.
- Да, он обладает крайне выраженным чувствованием. Конечно, вы - наш, из СС, но вы далеки от проблем «Колокола» и «Врил», что называется человек со стороны, со здоровым скептицизмом. Возможно, это можно усилить. Не знаю, я не занимался этим. Вот про мощность, потребную для «Колокола», могу сказать все.
Хабсмеер вскочил со стула, быстро прошелся по залу, обошел по кругу диван и остановился перед ними.
- На «Андромеде» стоят четыре Туле-тахионатора модели одиннадцать и четыре Шуман-левитатора модели шестнадцать магнитно-импульсного типа. Общая мощность ...
- Но ведь он совершенно не подготовлен, - заметил Ванник, вновь погружаясь в листки, лежащие перед ним. – Я бы поостерегся брать случайного человека.
- Это второстепенный контур, и в нем нужно именно возмущающее противодействие! Да и сломать там ничего невозможно, оператор сидит в пустой камере.
- Да? - спросил Ванник и встал. - Мои ответы.
- Я тоже готов, - вслед за ним поднялся Бочкарев. – Возьмите.
- Отлично. Я мигом, - Хабсмеер схватил листки и умчался с ними.
Едва за ним закрылась дверь, Ванник снова сел на диван, утомленно закрыл глаза, через секунду вновь открыл, осмотрел лабораторию, в которой кроме них никого не было, и негромко спросил:
- Ну, лейтенант Кёллер, что скажешь?
- А что сказать? - так же тихо произнес Бочкарев. – Пару дней назад был последний месяц войны, оставалось совсем немного. Я даже уже про Ленинград стал мечтать, про то, как вернусь, про Университет свой. А тут вдруг всё встало с ног на голову. И «Колокол» этот загадочный, и диски...
- Скажи, а тебя не посещали мысли, что они на голову выше нас? Умнее, опытнее...
- Господин оберштурмбаннфюрер, не нужно меня агитировать, - обозлился Бочкарев.
Помолчав немного, он продолжил:
- У нас неделю назад из дивизии к немцам переметнулось двое, лейтенант и рядовой. Понимаете? Конец войны, противник почти разбит. А эти двое – к ним. И ведь воевали неплохо. Я никак не мог понять, отчего, ну что такое у них в головах замкнуло, упало, что они кинулись на другую сторону. А сейчас, похоже понимаю. Вот то, о чем вы сказали – оно и привлекло. Уверенность в себе, дух, о котором говорил Шталман там, в диске – я ведь все слышал. Да, нам не хватает их тонкости, мы попроще, грубоватее, но только потому, что совсем-совсем недавно, всего два десятка лет назад, встали на ноги и задышали полной грудью. И дух у нас не слабее, просто он глубже, запрятан сильнее. Чтобы в себе его найти и поднять – тут сил поболее надо. Кто послабее, тот чужим умом и живет и на чужое озирается - как ворона на блестящее. Не её это, не сможет она ну никак употребить по назначению – а ворует.
- То есть, полагаешь, твердость и дух у тебя, какой нужен?
- Думаю – да, - твердо ответил капитан.
- Другого ответа и не ждал, Бочкарев, - шепнул Ванник. – Потому что, знал это с самого начала. Так что будем делать? Сил и возможностей у нас никаких. Более того, я думаю, Шталман догадывается, кто мы. И на запуск «Колокола» мы никак повлиять не сможем.
Бочкарев подобрал бутерброд с тарелки, заглянул в одну чашку, другую. Взял кофейник.
- Поразительно, но я стал брезгливым, - пояснил он. – Раньше – ну совершенно никаких переживаний. С одной ложки, ножа – как угодно и с кем угодно. А вот сейчас отчего-то не могу. Наверное, это арийский дух так действует. Господин, оберштурмбаннфюрер, обратили внимание, что кофе здесь настоящий? Не эрзац. И масло коровье, а не маргарин. Помню, последний раз я ел такое масло в Рейн-Вестфалии, во время отпуска.
Ванник удивленно оглянулся, выискивая постороннего, но в лабораторию никто не входил. Он недоуменно поднял брови.
Бочкарев слопал бутерброд, запил кофе, отряхнул крошки с мундира и встал.
- Если вы позволите, то я пройдусь. Сидеть на одном месте, ничего не делая, для фронтовика утомительно.
- Ну ты и жук, - одобрительно заметил Ванник и махнул рукой, гоня прочь.
Он прошел по коридору в одну сторону, затем назад. От главного зала до этого места им не встретился ни один пропускной пункт, следовательно, в этой части базы можно ходить совершенно свободно. А дальше... дальше можно сказать, что он ищет уборную.
Бочкарев дошел до лестницы и, осмотревшись, поднялся еще на один этаж.
Здесь было так же пустынно, как и повсюду. Только раз хлопнули где-то двери и послышались шаги.
Бочкарев углубился в коридор, посматривая на таблички и плакаты. Потом, осмелев, стал заглядывать в двери, чтобы увидеть лаборатории, полные механизмов, электрических шкафов, деловитых людей за столами или у пультов.
Он сам не знал, чего ищет. Возможно, какого-нибудь случая, события, намека судьбы, если таковая имелась. Знака. Ну хотя бы в виде этого человека в костюме, стоящего у входа в уборную и держащего в руках полуистлевшую сигарету. От сигареты струился, завивался тонкий дым, и незнакомец вдыхал его, призакрыв набухшие веки.
Нет, решил Бочкарев, не годится: сонный он, погруженный в себя. Но тем не менее, обратился к курильщику.
- Простите...
- Да? – человек открыл глаза и стряхнул пепел с сигареты.
А что, собственно, у него спросить, подумал Бочкарев. Нелепое, не видели ли вы господина Хабсмеера? Сдался мне этот перевозбужденный после таблетки Хабсмеер.
Бочкарев подумал, что больше всего его сейчас интересует даже не пресловутый «Колокол», а та физика, которая опровергает Энштейна. Возможно, проснулся недоученный астрофизик, или же вскочило обыкновенное любопытство, нечто вроде «да неинтересно мне, что вы там прячете. Разве что одним глазом...»
- Простите, что отрываю, но мне нужен кто-нибудь из ваших профессоров.
- Кто именно? И для чего?
- Видите, в чем дело... я еще до войны об этом думал... а теперь, когда она скоро окончится... Я хотел бы поступить в университет и заняться тем, чем занимаетесь вы. Раньше я увлекался физикой и астрономией, и сейчас мне нужен совет: что именно выбрать?
Незнакомец задумчиво посмотрел на сигарету, сжал губы, хмыкнул и произнес.
- Признаюсь, ваш вопрос, лейтенант...
- Лейтенант Кёллер, господин профессор!
- ... лейтенант Кёллер, меня озадачил. Так неожиданно услышать подобное здесь, в этих стенах. Нет, вы совершенно правы, нужно думать о будущем, о мире без войны. Просто я забыл, как выглядит университетская кафедра. А знаете, что, приходите ко мне, я занимаюсь теоретической физикой, конкретно – волновыми свойствами эфира.
Эфира не существует, подумал Бочкарев. Это много лет назад доказал эксперимент Майкельсона—Морли.
- Это те свойства, которые позволили создать «Колокол»?
- Ну, в общем-то, да. «Колокол» - самое яркое воплощение теории. Хотя мы и не до конца понимаем, за счет чего свойства реальности так меняются, но это уже ваша задача, вашего поколения, Кёллер. Главное, что мы воспроизвели действующий механизм.
- А они меняются? – осторожно спросил Бочкарев.
- Уже доказано, не сомневайтесь. Дело в том, что... – профессор затянулся.
«Ну, ну!» - мысленно взмолился Бочкарев.