Так. Управление. Угу. Здесь всё просто. Это?.. Ага!
Болиды мчались вперёд и вверх, обгоняя громаду «Хаттыя». Тир позволил команде сделать ещё один залп в пустоту. Полюбовался слаженными действиями противника. Можно было попытаться включить в сферу восприятия не только двигатели корабля, но и сложные – сплошь из узелков и ниточек магии – механизмы орудий. Ещё было время озадачить нападающих парой скоординированных залпов. Но Тир предпочёл не выделываться.
– Прикажи им сесть в кресла и пристегнуться!
Пилот выкрикнул команду.
– Ну, – Тир судорожно вздохнул, нервная улыбка растягивала губы, – теперь потанцуем.
Вектор носовых гравитационных установок – резко вверх.
Хвостовых – вниз.
Задний ход.
Корма ухнула вниз. Тяжко застонало дерево.
Тир всем сердцем почувствовал каждую из шести секунд, ушедших на то, чтобы шлиссдарк встал вертикально. Такой медленный. До того неповоротливый, что хочется, помогая двигателям, самому бежать на корму, собственным весом подтолкнуть к земле.
Не ругай корабль, парень, лучше похвали себя: здесь шесть секунд на поворот – молниеносный манёвр. А теперь вниз. Вниз!
Повернув к болидам непробиваемое днище, машина строго по прямой неслась к земле. К морю.
– Господи Иису… – начал было пилот, с трудом шевеля губами.
– Заткнись! – рявкнул Тир, сразу вспомнив недоброй памяти муэдзина.
Он не оглядывался. И так знал, сколько ещё осталось до твёрдой на такой скорости поверхности воды. Он смотрел вперёд. Вверх. Ждал. И как только – не увидел – почуял, что враг обходит шлиссдарк с носа и бортов, перевернул машину днищем вверх, переключая направление ходовых двигателей, как на фортепиано играя на кнопках маневровых.
Показалось, что позвонки ссыпались в черепную коробку. Рядом задёргался в натянувшихся ремнях пилот.
Ничего, коллега. Это ещё цветочки.
Летя вниз головой над самыми волнами, Тир играл в салочки с преследователями. Восемнадцать пытались засалить одного. И не могли. И это было совершенно нормально, с его, Тира, точки зрения. Жаль лишь, что не осталось никого у орудий. Пару раз, когда «Хаттый» грузно покачивался с борта на борт, предоставлялась прекрасная возможность засадить фитиля особо рьяным ловцам.
Тир не сразу догадался переключить гравитацию в пассажирской зоне так, чтобы палуба стала «низом», а не «верхом». Мимоходом восхитился сложной в исполнении, но гениально простой в действии идее гравитационных установок.
– Кто ты? – Лицо пилота постепенно приобретало нормальный оттенок. – Где ты учился?
– Они будут гнать нас до берега, – Тир не услышал вопросов, – надеются, что над землёй я поднимусь выше.
– И поднимешься, – твёрдо произнёс пилот.
Тир его зауважал. Немногие люди осмелились бы спорить с ним после агрессивного воздействия на психику. Поэтому сказал честно:
– Нет.
– Мальчик, – проникновенно возразил пилот, – ты отлично летаешь, ты летаешь лучше всех, кого я знаю, но там, где ты учился, тебе наверняка объясняли, что летать над землёй намного сложнее, чем над морем. Шлиссдарк – не болид, он не так маневрен. Мы разобьёмся о первый же холм.
– И что, много там холмов? – поинтересовался Тир. – У тебя карта есть?
– Топографическая?
– Естественно!
– Нет.
– Зашибись! Сколько до оскландского побережья?
– На такой скорости? До Крепостного мыса два часа. Это уже Оскланд, только…
– Понял. Так есть там холмы?
– Только вдоль берега. А дальше равнина до самого Зеестера!
– Вот и славно. Теперь помолчи. И не вздумай молиться!
Пилот умолк, и Тир тут же забыл о его существовании. В мире остались он, «Хаттый» и шесть звеньев болидов, кружащих рядом, как рассерженные осы, норовящих ужалить, но не способных обойти защищённое днище.
И только когда впереди показался берег, Тир склонился к микрофону:
– Казимир, поднимись, пожалуйста, на мостик.
Светлый князь явился не сразу. Как выяснилось, он затруднился определить, где на шлиссдарке мостик.
– Следовало бы сказать: спустись, – заметил он, остановившись за спиной у Тира и с любопытством разглядывая море над головой. – Ты знаешь, возвращаясь к разговору о полётах, мне кажется, пневмокар как-то больше приспособлен для путешествий. Я тебя слушаю.
– Боезапас у болидов не вечный. – «Хаттый» рыскнул ещё ниже, не позволяя нападающим нырнуть между ним и волнами. – Я немножко поиграю с ними на берегу, и, когда скомандую, нам с тобой придётся десантироваться. Ты, – Тир взглянул на пилота, – полетишь дальше, как умеешь. Они погонятся за тобой: дотянешь до Зеестера, считай, и груз спас, и людей сберёг. Не дотянешь – тебе же хуже.
– Ты думаешь, – уточнил Казимир, – что охотятся персонально за нами?
– Уверен.
– Тогда кто помешает ему, – во взгляде, брошенном светлым князем на пилота, отразилось всё холодное недовольство аристократа, столкнувшегося с чужим высокомерием и получившего возможность поквитаться, – кто помешает этому сдаться сразу, как только мы выпрыгнем, и выдать нас с головой?
– Инерция.
– Инерция чего?
– Да уж не мышления. Чтобы сдаться, надо сначала остановиться и перевернуть шлиссдарк, а он тяжёлый. К тому же от грабежа наша смерть всё равно не спасёт.
– Где тебя учили? – зло выплюнул пилот. – Орки поганые – и те закон чтят, а щенки вроде вас знать ничего не хотят. Христиане, а хуже язычников.
– Ишь как, – только и хмыкнул Тир. – Казимир, будь готов через полчаса.
Эти полчаса оба провели с максимальной отдачей. Казимир уговаривался с Дарой о том, чтоб непременно встретиться, как только представится такая возможность. Тир «играл» с болидами и немножко светлому князю завидовал. Тот или не понимал, что сейчас происходит, или был настолько смел, что не беспокоился ни о чём, кроме новой встречи с красивой женщиной.
Вот пилот, от которого толчками расходились ужас и восторг, он понимал. И команда, закаменевшая в креслах там, в пассажирской зоне, – они тоже все всё понимали. Пилоты болидов не сразу поняли. Не поверили, что огромный шлиссдарк пойдёт так низко над землёй, над скалами. Ринулись все разом, пёстрой блестящей стайкой, как пираньи на плывущего через реку быка. Тир потомил их, совсем чуть-чуть, какие-то секунды. Затем позволил самым быстрым нырнуть под «Хаттый». И резко взял вверх, почти задев головой оскаленный камнями выступ.
Он успел. Болиды – нет. Их стало на два меньше, но это, скорее, баловство, чем способ разделаться с противником. Будь его машина поманевренней, ну хоть самую чуточку, и среди прибрежных скал можно было бы затеять такую весёлую чехарду, что долго бы потом смеялись те, кто её переживёт. Долго. До судорог. А так…
Крепостной мыс прикрывает морские подступы к Зеестеру, самому восточному порту Оскланда. Мыс потому и назван так, что стоит на нём старая могучая крепость под названием Кабо. Давно заброшенная крепость. С появлением воздушных кораблей надобность в морских отпала. Отпала и надобность в цитадели. Гарнизон перевели, коменданта отправили на пенсию. Остались только рыбаки, когда-то жившие под защитой Кабо, ныне прекрасно обходящиеся без неё и, может быть, приспособившие заброшенные залы под свои нужды.
– Казимир!
Через минуту светлый князь уже был на мостике. Он улыбался, глядя на камни, проносящиеся почти вплотную над головой:
– Что, пора?
– Я скажу когда. Надо за что-то зацепиться.
– Подпрыгнуть и повиснуть на дереве? – Князь прищурился, глядя вперёд, наклонился к Тиру. – Не бойся, – произнёс негромко, – не расшибёмся.
Тир от неожиданности чуть не врезался в скалу.
– Я летать умею, – напомнил Казимир.
«Хаттый» влетел в ложбину, ограждённую скалами с юга и голыми холмами с севера. Каменистое дно густо поросло кустарником, кривыми деревцами и жёсткой травой.
Сейчас. Потом будет поздно: за мысом нет ни скал, ни холмов – равнина, к тому же мелиорированная до полной потери естественного вида.
– Бери управление. – Тир поднялся из кресла, и пилот моментально оказался на его месте.
Ну! Ну… хотя бы куст попрочнее. Вон тот вполне сойдёт. Не куст, не дерево – падать невысоко.
– Вперёд!..
…Они лежали в колючей траве, боясь пошевелиться, даже друг друга не видели: камуфляжные костюмы что у того, что у другого были «хамелеонами» и лучше хозяев знали, как надо прятаться. Потом, когда исчез за грядой холмов шлиссдарк, когда растаяли в вечернем небе цветные мазки болидов, Казимир с Тиром ползком двинулись обратно на юг. К скалам. К крепости. К побережью, где были рыбаки и рыбацкие лодки.
И только оказавшись под надёжной защитой камней, прикрытые сверху широким скальным карнизом, смогли наконец облегчённо вздохнуть. Точнее, это Тир вздохнул, а Казимир рассмеялся:
– С тобой не соскучишься. Ты и на Земле так жил?
И снова Тир погасил вспышку памяти.
Нельзя вспоминать, как завершилась его земная жизнь. Незачем.
– Спасибо, – сказал он.
– Да ладно, – отмахнулся Казимир, – забудь. Лучше расскажи мне, что ты затеял. Но, пожалуйста, по порядку и от начала до конца. Ты вовсе не собирался возвращаться к Рыси, не так ли?
– Так.
– Почему?
– Он убил бы нас.
– Да он же тебя испугался!
– Вот именно. А после смерти Моюма стал бы бояться ещё больше. Работа, подобная той, за которую мы взялись, всегда оплачивается одинаково, потому я и требую аванс.
– Ну и что мы делаем дальше?
– Идём к морю, – Тир взглянул на небо, – находим рыбаков и лодку, добираемся до ближайшего города, а оттуда – в Саронт. Там принимают всех, кто может оказаться полезен. А мы можем. И даже если нас официально объявят в международный розыск, или как это здесь называется, саронтский герцог – надёжная крыша. С ним ссориться не станут.
– Откуда ты знаешь?
– Мы с тобой разные книжки читали в Драгане, – Тир улыбнулся, – ты – все подряд, а я искал, куда смыться. Повезло. Мог не найти.
– Нам вообще везёт, – рассудительно заметил светлый князь, – я бы назвал такое везение настораживающим.
– Пока тихо. – Тир поднялся на ноги и снова посмотрел вверх. Никогда раньше не боялся неба, родного и надёжного, а сейчас, вынужденный прижиматься к земле, поглядывал с тревогой. – Пойдём. Слушай, а как ты летаешь? И дерёшься, кстати. Как это получается?
– Вот так, – Казимир, не сбившись с шага, поднялся над землёй на ладонь, потом ещё сантиметров на двадцать, – это не полёт, это… больше похоже на медленный, затяжной прыжок. Если прыгать сверху, можно улететь довольно далеко, а если с земли, то я пролечу метров десять, не больше.
– Чтоб с «Хаттыя» убраться – в самый раз.
– Просто спрыгнуть у меня не хватило духу. Если бы я не умел летать, ни за что не решился бы. И, замечу сразу, что я не «дерусь».
– Да? – Тир сделал паузу, снизу вверх заглянул в лицо спутника и серьёзно сказал: – Объясни.
– «Когда движения танца смерти становятся совершенными, ты больше не принадлежишь тварному миру, ибо в нём совершенства нет и не может быть. Подобно ангелам и демонам твоя душа, облечённая плотью, ускользает в слои тончайших сплетений пространства и времени, и уже там ты ведёшь свой танец дальше, вперёд, к победе и смерти». Это искусство, – чуточку смущённо сказал Казимир, – оно не для людей – или для особых людей, отмеченных Драконом. Не столько бой, сколько состояние духа. И поражаю я не тела, то есть не только тела… Нет, это объяснить невозможно.
Тир молча кивнул.
Они шли бок о бок по старой дороге, когда-то бывшей единственным прямым путём от крепости Кабо к Зеестеру. Тир думал о том, что ему снова выпало сомнительное везение столкнуться с человеком… не-человеком, во многом превосходящим его самого. И снова он ошибся, с самого начала неверно оценив Казимира.
Казимир тоже думал. О Тире. О том, что вновь пришлось взвалить на себя заботу о смертном, но теперь-то уж он сделает всё, чтобы не погубить доверившегося ему. Может, хоть в этот раз получится?
А внизу, у подножия скал, на галечном пляже, что начинался от стен крепости и уходил на запад, к рыбацкому посёлку, поджидал их, сидя на тёплом камушке, отшельник. Не проявляя нетерпения, он, однако, с искренним интересом поглядывал на уходящую вверх дорогу, время от времени приговаривая с мягкой настойчивостью:
– Нет, Озирока, нет. Будь любезен, оставайся дома. Ты напугаешь их, а они и так изрядно напуганы.
Глава 6
Каждый ангел ужасен. И всё же – увы! -
Я вас воспеваю, великие птицы души, несущие смерть.
Рейнер Мария Рильке
– Человек, – сказал Тир, выйдя из-за поворота.
– Монах, – уточнил Казимир с лёгкой брезгливостью.
– Не любишь их?
– А за что их любить?
Пожав плечами, Тир пошёл вперёд, пробираясь между большими камнями и перепрыгивая через маленькие. Вопли муэдзина были хорошей школой, но христианские монахи просто так не орут, да и вообще, если шарахаться от любого служителя культа, жить станет довольно трудно.
Тиру не понравилось то, что монах поднялся им навстречу. Не понравилось то, что выглядел монах не по-монашески: был молод, высок, широкоплеч. А когда он улыбнулся, во рту сверкнули, несмотря на густые сумерки, такие клыки, что Тир чуть не повернул обратно.
Хотел увидеть настоящего керта, да? Ну вот. Увидел. Легче тебе стало?
– Мир вам, путники, – прозвучал дружелюбный спокойный голос, – да пребудет с вами если не милость, то хотя бы терпение Господа.
Тир остановился. Казимир, удостоив монаха едва заметным кивком, взаимно, мол, слегка подтолкнул спутника:
– Ну?
– Подожди, – сказал Тир, – вы кто?
– Моё имя Грэй И'Слэх. Впрочем, можно и отец Грэй, так, наверное, будет удобнее и для меня и для вас. Хотя вам, Чёрный, я не отец и, конечно же, не святой, а вы, сын мой, – взгляд неярких, странного цвета глаз обратился к Казимиру, – вижу, без сердечной любви пребываете в лоне матери нашей церкви. Однако вы спасаетесь от опасности, ищете надёжного убежища, я же могу предложить вам крышу над головой на эту ночь и на любое время, какое вы сочтёте нужным пользоваться моим гостеприимством. Не отказывайтесь, – произнёс он с властной мягкостью, – возможно, я смогу помочь вам.
– Ещё и священник, – прокомментировал Казимир. – Спасибо, – отрезал он решительно, – мы лучше пойдём.
– Спасибо, – задумчиво произнёс Тир.
Он смотрел на отца Грэя, пытаясь, как обычно, разглядеть за внешностью, нет, не душу, конечно, и не мысли, но увидеть эмоции. Это легко: люди, такие разные, во многом весьма схожи.
Он смотрел, но видел лишь внимательные глаза. Серые? Синие? И свет. Золотистый и тёплый, мягкий, как огни паникадила, уставленного сотнями восковых свечей.
– Спасибо, – повторил Тир, – нам действительно нужна помощь.
– Что ж, милости прошу. – Отец Грэй сделал приглашающий жест. – Обитель моя не столь скромна, как подобало бы смиренному отшельнику, я расположился в Кабо, но, с другой стороны, в случае необходимости там меня намного проще отыскать тем, кто приходит за утешением и советом.
– Ты что, в самом деле собрался… – начал было Казимир, мешая русские слова с немецкими.
– Да. Он нам не враг. Даже мне.
– Он – священник.
– Это не преступление.
– Это и в самом деле не преступление. – Отец Грэй, уже ушедший на несколько шагов вперёд, остановился, терпеливо ожидая, пока его гости решатся двинуться с места. – Я знаю русский язык, сын мой, но, увы, до сих пор не знаю вашего имени.
– Светлый князь Казимир Мелецкий. – Слова прозвучали как хрустальные молоточки, бьющие в хрустальный гонг, чисто, светло и высокомерно.
– Рад знакомству, – невозмутимо кивнул священник, – желаете ли представиться вы, Чёрный?
В этом его обращении близко не было ничего от агрессивного страха Рыси, от самодовольного отвращения Моюма. Чёрный – что-то вроде имени, которое всем известно. И странно, как это отец Грэй вообще допускает, что у «Чёрного» может быть и своё, настоящее имя.