Нам известно, что в лагере на материке есть конюшни и площадка для обучения навыкам верхового боя. Известно и то, что местные жители оказывают сообществу Лебяжьего острова различные услуги. Об Амбаре мы раньше ничего не знали. Раньше в этом строении наверняка держали скот, хранили сено и сельскохозяйственные орудия. Сейчас Амбар превратился в хорошо охраняемый лабиринт комнат и мастерских, в которых вдали от посторонних глаз приобретаются и оттачиваются специальные навыки. На одном его конце расположились казармы – мужская и женская, разделенные тонкой перегородкой.
– Много отдыхать вам не придется, – говорит Брида, показывая нам на жесткие и узкие соломенные лежанки, – надо многому научиться, а времени мало. Так что складывайте снаряжение и приходите ко мне вон в ту длинную комнату.
Она сразу заставляет нас пользоваться только вымышленными именами. Брокка теперь зовут Доналом, меня Кирой. Арку отныне Арт, к тому же мой дядюшка. Мы с ним достаточно похожи – высокие, широкоплечие и светлокожие, – чтобы в это можно было поверить. Дядюшка Арт холост и обращается со мной, как с дочерью. Для выполнения задания Брида решила не делать Донала с Кирой братом и сестрой, в отличие от нас с Брокком в реальной жизни, потому что внешне между нами нет ничего общего. По легенде, Донал присоединился к нам с дядюшкой Артом в надежде посмотреть мир. Наша родная деревня расположена у черта на куличках на северо-востоке – достаточно далеко для того, чтобы при дворе Брефны оттуда никого не оказалось. На всякий случай Брида заставляет нас выучить все о тех краях. Название деревни выдумано, расположена она в глуши, я по легенде путешествую с дядюшкой после смерти родителей, которые умерли от чумы, когда мне было четырнадцать.
– Итак, Кира, – говорит мне в первое утро Брида, когда мы еще раз проходимся по моей истории, – предположим, после вечернего представления какой-нибудь парень отводит тебя в сторонку и кладет руку на грудь или лапает сзади. Как ты отреагируешь?
Я знаю, какой была бы моя реакция в реальной жизни – быстрой, решительной и болезненной для нахала. Но Кире не полагается быть сильной и стремительной, как Ливаун. Как и кровожадной.
– Дам ему пощечину, – говорю я, – а потом закричу и позову на помощь дядюшку Арта.
– А если дядюшка Арт будет далеко и не сможет тебя услышать?
– Ударю коленом в пах, достаточно сильно, чтобы сделать больно, но при этом не причинить вреда. И скажу: «Погоди, вот узнает об этом дядюшка Арт, он тебе задаст».
Я на мгновение задумываюсь и добавляю:
– Но лучше этого вообще не допускать. Не стоит уединяться с незнакомцами в темных углах.
– Твоя реакция на грубое обращение со стороны мужчины может наступить еще до того, как ты вспомнишь о своей роли, – говорит Брида, – ты можешь ответить с быстротой молнии и изувечить парня, тем самым продемонстрировав свои пугающие боевые качества, чего нам очень не хотелось бы. Одно дело сказать мне, что ты сделаешь, и совсем другое сделать это на практике. С другой стороны, все увидят, что ты девушка крупная и сильная и, если повезет, будут вести себя осторожно.
Она переводит взгляд на Брокка. Брида – женщина лет сорока, худощавая и мускулистая. Когда она смотрит на кого-то, создается впечатление, что ее взгляд пронзает того насквозь. Я понятия не имею, как ей это удается. Если мне посчастливится войти в число избранных и остаться на Лебяжьем острове, она, надеюсь, научит меня этому.
– Ну, Донал, – решительно говорит Брида, – если какой-то незнакомец станет приставать к девушке, с которой ты играешь дуэтом, как ты поступишь?
– Дам Кире шанс справиться с ним самостоятельно. Но при этом буду следить за происходящим, и если приставала посмотрит в мою сторону, дам ему понять, что меня это злит. А на помощь приду, только когда меня об этом попросит Кира. Если, конечно, попросит. В схватку вступать не стану. Сурово его отчитаю. Как вариант, пригрожу рассказать обо всем дядюшке Арту.
– Как, неужели ты не возьмешь дело в свои руки?
Брокк отвечает Бриде холодным, спокойным, хмурым взглядом, в точности таким, как у нее.
– Только если пойму, что Кире действительно угрожает опасность. Я знаю, что она вполне может защитить себя сама. И если это выставит меня в глазах обидчика трусом, так тому и быть. В идеале ни она, ни я не должны доводить ситуацию до стычки. Дядюшки Арта это тоже касается. Не дело, когда днем человек кого-нибудь дубасит, а вечером теми же руками играет на музыкальном инструменте. Хотя с момента нашего появления на острове мы с Ливаун только этим и занимаемся.
Наступившая тишина красноречивее любых слов.
– Я, конечно же, хотел сказать с Кирой, – поправляется Брокк.
– Больше не допускай ошибок, Донал. Малейшая оплошность может навлечь на тебя крупные неприятности и сорвать миссию. Это крайне отрицательно отразится на Лебяжьем острове и его правителях. Мы идем на обдуманный риск, доверяя вам, неподготовленным и неопытным новобранцам.
Я вижу выражение лица Брокка – он явно недоволен собой – и считаю себя обязанной вступить в разговор:
– Да, в шпионстве мы действительно новички, но в музыке нам не занимать ни подготовленности, ни опыта. К тому же, и он, и я неплохие бойцы, это на тот случай, если на каком-то этапе выполнения задания вдруг понадобятся эти качества.
Мне досадно видеть, что моего брата осуждают за незначительную оплошность.
– А как насчет Дау? В тайных миссиях он подготовлен и опытен не больше нас. И при этом даже не музыкант.
Брида пристально смотрит на меня. Брокк опускает глаза на свои руки. Я понимаю, что оплошала гораздо сильнее брата, и бормочу:
– Простите, это было непозволительно.
– Зато, в своем роде, своевременно, – отвечает Брида, – подтверждение тому, как легко ты теряешь контроль над собой. Объясни мне, почему это было ошибкой.
– Мы на острове совсем недавно, мне очень повезло получить этот шанс.
Я прилагаю все силы, чтобы в голосе звучало раскаяние, хотя на самом деле больше злюсь. Нет, не на Бриду, с ее самообладанием все в порядке. Злюсь на себя, за то, что не умею держать рот на замке.
– И если кому-то и ставить под сомнение решения тех, кто старше и лучше меня, то уж точно не мне.
Брида хохочет, немало меня удивляя.
– Давай, Кира, ты же можешь лучше. Прошу тебя, не оскорбляй меня лживыми ответами.
– Первая часть, о том, что я новичок и высоко ценю предоставленную возможность, была правдой. Я понимаю, что для выполнения подобных миссий наши руководители и наставники, такие как вы, обладают опытом, позволяющим делать им верный выбор, решая, кого отправить и какие на кого возложить задачи. Мне не стоило ничего говорить о Дау и оспаривать планируемые детали выполнения задания.
– Так-то лучше. По крайней мере, ты взяла это себе за правило здесь, в тихом и безопасном Амбаре. Даже не думай заикаться о чем-то подобном после отъезда. То же самое, Донал, касается и тебя. К отбору мы подходим тщательно, взвешивая все риски и преимущества. У каждого из вас есть слабые места. Они есть даже у нас, даже у самых закаленных. Вы должны забыть, что вам, в конечном итоге, придется конкурировать с другими, чтобы занять место в нашей общине, и делать все для того, чтобы заслужить подобное доверие. Просто выполните это задание, проявляя благоразумие, умения и здравый смысл, которых мы ожидаем от всех без исключения. Я уже говорила вам о взаимодействии? Его тоже имейте в виду. Что же касается Дау – то есть Нессана, – то ему перед отъездом разрешат объяснить вам возложенную на него роль. Группа поддержки поедет в Брефну отдельно от вас; чтобы не привлекать внимания. Когда явитесь ко двору, вам придется друг друга максимально избегать. Дядюшке Арту время от времени нужно будет обмениваться информацией с Огном, который на время устроится работать кузнецом, к тому же, вспомогательная группа будет готова подключиться, если он того потребует.
Она на несколько мгновений умолкает, словно размышляя о том, что сказать еще, и добавляет:
– Вижу, твои наставники не ошибались, и у тебя то, что на уме, то и на языке.
Так нечестно, совсем нечестно. А как же Дау? Если кто-то и прет всегда напролом, говоря то, что думает, так это он. Хотя я молчу, мои мысли, по всей видимости, отражаются на лице, потому что Брида добавляет:
– Твоя озабоченность, Кира, вполне обоснована. Ты, как известно, человек прямой. Как и Нессан. Но благодаря роли, возложенной на него для выполнения этого задания, ему будет легче соблюдать столь необходимую осторожность.
– Потому что он не будет вылезать с конюшни? – спрашивает Брокк.
– Нет, – отвечает Брида, – потому что на время выполнения миссии Нессан превратится в немого. И не произнесет ни единого слова.
5. Дау
День шестьдесят седьмой. Я на материке готовлюсь к выполнению задания. Шанс, о котором можно только мечтать, но почему мне отвели столь жалкую роль? Нет, я не жалуюсь. Каждое произнесенное нами слово, каждый наш ход зачтется нам в будущем и повысит шансы. К тому же, я понимаю стратегические преимущества немтыря. Если человек не говорит, значит ему не под силу передать другим услышанное. Более того, предполагается, что помощник кузнеца не умеет ни читать, ни писать. Поэтому окружающие при нем будут бездумно говорить что угодно, помимо прочего еще и считая тугодумом.
Трудно будет такое снести? С учетом последствий, которые все это может за собой повлечь, на деле мне придется терпеть все мыслимые унижения. Так и представляю, как ухмыляется Ливаун и как Брокк сочиняет о моем плачевном положении песнь. Думаю, они втихаря надо мной смеются. Но мне в голову тут же приходит мысль, что какие-то слова, которые я, по мнению сказавшего их, не в состоянии услышать и уж тем более передать, могут стать жизненно важным шагом к решению загадки, помогут нам найти и вернуть таинственную арфу, а потом возвратиться на Лебяжий остров, покрыв себя славой. Хотя по сути мы, скорее всего, вернемся без всякой помпы, как самые обычные ребята, проделавшие обычную для них работу. А пропажа и возвращение Арфы Королей станет легендой, известной одному лишь регенту да его ближайшим конфидентам. Ну и, естественно, нам пятерым, хотя мы сохраним все в тайне.
Я полон решимости не говорить ровным счетом ничего о несправедливом распределении ролей, в том числе и самому себе. Как и принимать в расчет тот факт, что Ливаун с братом давно стали опытными музыкантами и при дворе Брефны им придется делать только одно – оставаться собой, полностью обратившись в слух. Я не буду сравнивать это со своим собственным заданием: изображать из себя придурковатого мужлана. И не стану заострять внимание на неравенстве нашего положения, идеально играя свою роль. Если во всем этом есть какая-то подспудная справедливость, я буду вести себя так, что Арку наверняка впоследствии предоставит старейшинам острова обо мне положительный отчет. И подавлю в груди желание лицезреть, как Ливаун совершает ошибки. Это могло бы убавить шансов ей и повысить мне, но, в то же время, привести к провалу миссии, для которой нас нанял регент. Кроме того, я почти уверен, что мысли Ливаун движутся в том же направлении, что и мои. Мне уже доводилось наблюдать ее яростную волю всех превзойти. Почти равную моей, хотя и не до конца – она, в конце концов, женщина.
А Брокк? Брокк будет делать то, что делает всегда: петь, как ангел, касаться струн арфы и вызывать на глазах у публики слезы. И может случиться так, что ключи к разгадке тайны он отыщет быстрее меня или его сестры. В нем есть нечто привлекающее других. Из нас троих он единственный, кто способен разговорить кого угодно. Вполне возможно, что Брокк в ходе этой миссии отличится больше всех. Поэтому не принимать в расчет его точно не стоит.
Мы без конца повторяем свои легенды. Наставники пытаются застать нас врасплох, задавая вопросы за столом, когда мы ложимся спать или сосредотачиваемся на той или иной задаче. Я слышал, что и Ливаун, и Брокк допускали ошибки, откликаясь на свои настоящие имена. Благодаря вынужденной немоте мне легче, чем им – я могу повернуть голову или сделать какой-нибудь жест, когда кто-то произносит Дау, но это еще не значит, что в этом слове мне слышится мое имя. Разговаривать мне запретили на второй день по прибытии на материк, оговорив, что до нашего возвращения открывать рот можно только в самом крайнем случае. Однако добавили, что в последний вечер нашего пребывания здесь мне разрешат говорить за ужином. Следовательно, в пути мне придется направлять коня без помощи голоса. Тем лучше, ведь у меня есть кое-какой опыт верховой езды. А еще это означает, что до завершения миссии мне нельзя задавать Иллану-Огну вопросы об использовании инструментов и всего, что нам понадобится для совместной работы. Ну да ничего, справлюсь, обязан справиться. Буду жестикулировать, гримасничать, мычать, задействую все, что лучше всего послужит заявленной цели. Эта маскировка задумана с одной-единственной целью – выставить меня дурачком.
Я просыпаюсь во мраке ночи и тут же понимаю – что-то не так, хотя в казарме слышится только мерное дыхание Брокка. Сажусь. Мгновение спустя кто-то запихивает мне в рот кляп и силой его там удерживает. Я задыхаюсь и давлюсь, пытаясь глотнуть воздуха. Вторая рука зарывается в мои волосы и толкает вперед. Я изворачиваюсь и брыкаюсь, что есть сил, но тут подоспевает второй, хватает меня за ноги и стаскивает с соломенной лежанки. В груди бешено барабанит сердце, на коже проступает холодный пот. Молча и быстро меня волокут к двери. Из моей груди вырывается даже не крик, а приглушенный стон. Шевелится во сне Брокк. Ливаун за перегородкой бормочет «Заткнись!» и тут же опять засыпает.
Я уже почти на пороге. В голове яростно проносятся мысли. Что это? Нападение или проверка? Что мне делать – драться или пустить все на самотек? Меня тащат по темному коридору, вталкивают в комнату, я слышу лязг перекрывшего дверь железного засова и в неверном свете единственной свечи вижу двух человек в накидках с капюшонами. Черты их лиц скрыты повязками. Стало быть, всего их четверо. Надежды одолеть их всех нет никакой, даже если очень постараться. Да будут прокляты Ливаун и Брокк, а вместе с ними и этот нескончаемый день, утомивший их настолько, что они даже не смогли проснуться! Втроем у нас были бы все шансы справиться.
С моего рта убирают руку и вытаскивают кляп, теперь я могу дышать. А в следующий миг надевают что-то на голову, то ли куль, то ли мешок, чтобы нельзя было ничего увидеть. Меня отпускают, но не успеваю я ничего предпринять, как кто-то хватает меня за руки и связывает их за спиной. Понятно, это учебная проверка. Налет на Амбар не закончился бы в этой маленькой комнатенке и нападающие не позволили бы Брокку с Ливаун мирно спать в постелях, не причинив никакого вреда, да еще и в пределах слышимости. Не говоря уже об Арку и остальных.
– Говори! – рявкает чей-то голос. – Кто ты и что здесь делаешь?
Я стараюсь дышать ровнее, выпрямляю спину и под прикрытием мрака высоко держу голову.
– Ты что, не слышал, что я тебе сказал? Говори!
Мне отвешивают затрещину, довольно увесистую для того, чтобы даже через ткань обжечь щеку. Что-то слишком сурово, даже по меркам Лебяжьего острова. Я в ответ что-то мычу, как и положено Нессану. И что дальше? Чего они от меня добиваются? Чтобы я заплакал? Чтобы закричал, призывая Ливаун и Брокка на помощь? И если я громко, но нечленораздельно закричу, а они примчатся меня спасать, будет ли это означать, что я проверку прошел, а они нет?
В другую щеку влетает еще одна оплеуха, ничуть не хуже первой. У меня болят шея и запястья. Путы затянуты мучительно туго. И как я, интересно, буду заниматься кузнечным делом с ободранными руками? Я опять мычу, на этот раз громче. Со связанными запястьями у меня нет возможности объяснить жестами свою немоту. «Это все уловка, Дау, – убеждаю я себя. – Помнишь, как братья запирали тебя в старом сундуке? Как помогали тебе взобраться на верхушку огромного вяза, а потом бросали? Или как в тот раз завели тебя в болото, а сами ушли? Тогда тебя спасала сообразительность. Так почему не воспользоваться ею и сейчас?»