В последний момент он всё-таки проговорился, забыв, что имеет дело не с Паскудой, но Лучано не обиделся, только посмотрел укоризненно, и Аластору стало почти стыдно. На пару мгновений, не больше! А потом он допил шамьет – как можно было так испортить вкусный напиток? – и сел поудобнее, опираясь на высокие подушки, а Лучано, снова вздохнув, спустил енота с коленей и принялся рассказывать.
Всё по порядку, как Аластор и потребовал. О том, как на холме появился один из орденских магов, причём не Бастельеро, как смутно ожидал Аластор, а какой-то иной, совершенно ему не знакомый. Дункан Роверстан, магистр Белой гильдии. Как этот разумник подхватил выпавшую из Разлома Айлин и принялся спасать Аластора. Как Айлин, видя, что надежды нет, провела ритуал. Тот самый, второй, в который по уши влез уже и Лучано. Подарочек дона Раэна, чтоб его… Не мог объяснить заранее, что это за гадость, раз уж подарил?!
Услышав про магическую метку, Аластор молча закатал сначала один рукав, затем второй. Глянул – и его передёрнуло. Чёрная вязь оплетала руки и выглядела не нарисованной, а словно впаянной в кожу, едва заметно выступая над ней. Какие-то веточки, острые листики, шипы… Ничего особенного, даже было бы красиво, наверное, но от метки веяло чем-то невероятно чужим и странным. Аластора передёрнуло, и он опустил рукава.
– У тебя тоже? – спросил отрывисто, и Лу кивнул.
– На одной, – уточнил он спокойно. – Слева. А у синьорины Айлин – справа. Насколько я понял грандсиньоров магов, эти метки нас и связывают.
«Словно клеймо на породистом жеребце, – с неприязнью подумал Аластор. – Простой честный шрам был бы куда лучше. Впрочем, не мне жаловаться. Если эта метка спасла мне жизнь… Интересно, а откуда на холме взялся этот маг? Как его… Роверстан? Да, точно, Дункан Роверстан…»
Спрашивать об этом он не стал – откуда Лучано знать? А тот продолжал рассказывать в подробностях и, кажется, ничего не утаивая. Как вскоре после второго ритуала открылся портал, и на холм явились маги из Академии во главе с самим лордом-протектором. Ах, он теперь, оказывается, ещё и Архимаг?
«Осталось только на трон взойти, – ядовито подумал Аластор. – Все остальные возможности возвыситься лорд Бастельеро уже использовал. Впрочем, если у него получится и это, я уж точно в претензии не буду».
– Значит, убрать метку, – он кивнул на свою правую руку, – пока нельзя?
Лу молча помотал головой.
– А вам… придётся быть рядом со мной?
Лучано так же молча кивнул, словно у него кончились слова – явление для говорливого итлийца настолько необычное, что Аластор даже отвлёкся от собственных тяжёлых дум.
– Слушай, – начал он неловко, – я понимаю, что ты на такое не рассчитывал. И если я смогу как-то исправить… Я всё для этого сделаю!
«Они же действительно оказались ко мне привязаны, – осенило его. – И Лу, и Айлин! Но… как теперь быть? У них собственная жизнь. Айлин должна продолжить учёбу, а Лу снова уедет в Итлию… или куда-нибудь ещё, куда его позовёт ремесло наёмника. Я не могу требовать, чтобы они остались рядом со мной, просто не имею на это права! И ни за что не стану даже просить. Но маги, наверное, сделают с этой связью что-нибудь. И всё закончится!»
Он представил, что приходит новый день – а они, все трое, расстались. Больше нет необходимости делить одну палатку и добытую Пушком дичь. Айлин не станет сушить волосы у костра, а Лу – расчёсывать их, жмурясь от удовольствия и думая, что никто этого не видит. Не будет шамьета, сваренного в котелке, но куда вкуснее, чем у поваров Академии. Не будет пахнущей дымом одежды и мохнатого тела Синьора Собаки, как зовёт его Лу, греющего им всем ноги в палатке. И лютни на привалах, и фырканья Искры…
Вообще не будет ничего, связавшего их навсегда теснее, чем родных братьев и сестру! Ни опасностей, ни боли и смертей, ни той особой искренности, что возможна лишь с людьми, которым доверяешь свою жизнь. Они… просто снова пойдут каждый своей дорогой! А главное, с чего он, Аластор, взял, что кому-то из них нужна эта связь?
– Не бери в голову, Альс, – опять улыбнулся Лучано, и фальшь в этой улыбке мог бы заметить только тот, кто видел совсем другие улыбки итлийца. – Я останусь, пока буду тебе нужен. Думаю, её величество поймёт все обстоятельства. А синьорина…
– Кстати, где она? – встрепенулся Аластор. – Я должен её увидеть…
Мысли теснились, не желая облекаться в слова должным образом. Конечно, он не станет упрекать Айлин! Лу был прав, она не могла поступить иначе. Но он должен сказать ей… Сказать всё!
– Ушла, – отозвался Лу. – Сказала, что идёт в купальню, а потом к себе в комнату, забрать кое-какие вещи. Альс, ты же не думаешь, что девица обойдётся гребешком и парой лент, если вернулась домой? Да я бы сам сейчас из купальни неделю не вылез! Но надо подождать, пока всё заживёт…
Он продолжал болтать, и Аластора почти отпустила странная тревога, накатившая, стоило подумать о проведённом ритуале. Здесь полно могущественных магов, придумают что-нибудь! Главное, что всё закончилось. Ведь закончилось, правда?! И он, и Айлин с Лучано живы, почти здоровы, не покалечены. Айлин даже магию не потеряла! Всё остальное можно исправить или вытерпеть…
В дверь постучали, Лучано смолк, а в следующее мгновение она открылась, и в палату шагнул высокий худой человек в белом, которого узнал бы любой дворянин Дорвенанта. Серебро когда-то золотистых, а ныне седых волос, тёмно-серые проницательные глаза на бледном лице, почти лишённом морщин. И взгляд, безусловно, доброжелательный, но всё равно Аластору захотелось выпрямиться под ним, словно удерживая давящую тяжесть.
– Лорд Вальдерон, – спокойно сказал канцлер Аранвен, не спрашивая, а утверждая. И внимательно посмотрел на Аластора. – Сударь Фарелли…
Взгляд, похожий на арбалетный прицел, переместился на Лучано. Понятливый итлиец вскочил с постели, поклонился и заявил:
– Моё почтение, грандсиньоры! Кажется, моему еноту необходимо погулять. С вашего позволения!
Он подхватил Перлюрена и, дождавшись едва уловимого, но, несомненно, одобрительного кивка гостя, выскочил в коридор. А лорд-канцлер присел на стул напротив кровати Аластора, положил на колени кожаный футляр для бумаг и так же негромко уронил:
– Я чрезвычайно рад видеть вас живым и в добром здравии, ваше высочество.
«Началось», – подумал Аластор так равнодушно, будто слова первого человека в государстве после короля относились к кому-то другому.
– Прошу прощения, милорд, – сказал он с должной учтивостью, – но вы ошибаетесь. Я наследник рода Вальдерон и никем иным быть не могу. Полагаю, вам это известно лучше, чем любому другому. Если не ошибаюсь, это ведь вы устраивали брак моих родителей, – вовремя вспомнил он слова отца.
В тёмно-серых глазах канцлера появился интерес, и он посмотрел на Аластора ещё внимательнее. Несколько мгновений длилось молчание, потом Аранвен снова заговорил:
– Вы совершенно правы, мой юный лорд. Однако это положение дел перестало быть верным два дня назад. Вот здесь, – он показал на футляр, – документы геральдической королевской коллегии об исследовании вашей крови. Я приношу самые почтительные извинения, что ритуал провели без вашего ведома и позволения, но обстоятельства не позволяли с этим тянуть. Однако счастлив сообщить, что ваша принадлежность к роду Дорвеннов не может вызвать ни малейшего сомнения. Теперь вы самым законным образом подтверждённый и признанный принц крови, последний и единственный наследник трона по мужской линии.
– Признанный кем? – бросил Аластор, чувствуя, как внутри разгорается гнев. – Разве может признать бастарда кто-то другой, кроме его… отца?
– Это возможно в особых обстоятельствах, – бесстрастно ответил Аранвен. – Например, если родитель умер или погиб. В таком случае ответственность за установление истины берёт на себя геральдическая коллегия. Ваш случай далеко не единственный.
– А эта коллегия всегда ждёт больше двадцати лет?! – выдохнул Аластор. – А потом копается в грязном белье, чтобы разрушить семью? Опозорить женщину, которая и так пострадала, измазать грязью репутацию мужчины, который спас её и ребёнка? Милорд Аранвен, я глубоко благодарен вам за то, что обрёл в лице лорда Вальдерона настоящего отца. Но я отказываюсь признавать себя сыном человека, который так поступил с моей матерью. Не говоря уж о том, что он меня так и не признал. Да что там признать! За всю мою жизнь он уделил мне пару слов на представлении ко двору! И я должен иметь к нему какое-то отношение?!
Он чуть понизил голос, понимая, что говорит слишком громко. Но Аранвен, казалось, ничуть не оскорбился. Сложив изящные бледные руки на футляре с документами, он рассматривал собеседника с интересом, словно редкую книгу или диковинную зверюшку. Дождался, когда Аластор отдышится после приступа резкой боли, а потом сообщил так же ровно и спокойно:
– Я понимаю ваше возмущение, лорд Вальдерон.
Аластор хотел высказать всё остальное, что накипело на душе, но запнулся, услышав этот бесстрастный, чуть утомлённый голос, а главное – обращение! Канцлер с ним не спорил! Неужели… он признал доводы? Однако следующей фразой Аранвен подтвердил опасения, что лёгкой победы в этом споре Аластору не видать.
– Но прошу заметить, – уронил он, – что ритуал исследования крови подтверждает не отцовство, а принадлежность к определённому роду. Скажите, разве все остальные Дорвенны перед вами чем-то провинились?
– Причём тут они? – возмутился Аластор. – Вы же хотите, чтобы я признал себя сыном совершенно определённого Дорвенна! Именно того, который отказался от меня и матушки!
– Я? – приподнял серебристые брови канцлер. – Благие с вами, милорд. Неужели из моих слов можно сделать такой вывод? Я полностью разделяю ваше возмущение поступком его величества. Это было весьма непорядочно с его стороны. Правда, я могу поручиться честью, что король всю жизнь сожалел об этом, но слова мало что стоят без поступков. Поверьте, я вполне понимаю вашу привязанность к лорду Себастьяну и всецело её одобряю. Никто не требует от вас отказываться от рода Вальдеронов. В конце концов, вы единственный и признанный наследник.
– Ничего не понимаю, – вырвалось у Аластора. – Нельзя же быть одновременно Вальдероном и Дорвенном!
– Нельзя, – невозмутимо согласился канцлер. – Зато можно признать себя Дорвенном по крови и сохранить титул лорда Вальдерона в качестве одного из малых титулов, а затем передать его кому-то из своих детей. Что касается урона репутации ваших родителей, то… всё зависит от того, как представить это двору. Родить бастарда короля – поступок не слишком почтенный, но подарить Дорвенанту спасителя и восстановить едва не угасший великий род Дорвеннов – это милость Благих, не иначе. Не нам спорить с их решениями.
В палате стало так тихо, что Аластор прекрасно слышал листву, шелестящую за окном. А ещё быстрый и тут же прервавшийся стрёкот енота… Оставалось надеяться, что на последний звук обратил внимание только он.
– Вы всё продумали, да, ваша светлость? – сказал он так же тихо, как до этого Аранвен. – Скажите, а чем вас не устраивает возвести на трон одну из принцесс? Они совсем юны, но ведь можно назначить регента. Я не слишком хорошо разбираюсь в политике, но есть вы, есть лорд Бастельеро… Зачем вам именно я? Кровь Дорвеннов продолжится в детях их высочеств Алиеноры и Береники.
– Не по мужской линии, – возразил канцлер. – А учитывая, что принцессы пошли в мать, не сохранив родовые черты Дорвеннов, можно с уверенностью утверждать, что они унаследовали кровь Дорве в куда меньшей степени, чем вы.
Он вздохнул и проникновенно взглянул Аластору в глаза, а потом задумчиво поинтересовался:
– Могу ли я узнать, почему вы так упорно отвергаете то, что положено вам по праву? Обида на его величество? Это веский довод, но король, как бы он с вами ни обошёлся, умер, а Дорвенант жив и нуждается в вас. Это наследие ваших предков, милорд, ваша страна, и она молит вас о помощи. Юные принцессы, даже при наличии регента, это совсем не то, что нужно для уверенности в будущем. Никто не собирается лишать их подобающего положения, но трон и корона Дорве должны принадлежать тому, кто способен их удержать и защитить. Вы молоды, сильны, прекрасно воспитаны и овеяны героической славой спасителя – Дорвенант примет вас с радостью! Будучи королём, вы сможете повести его к процветанию. Право, я не понимаю вашего отказа от заслуженной награды…
– К процветанию? – фыркнул Аластор. – Милорд канцлер, я действительно выгляжу провинциальным неучем, способным поверить в эти красивые обещания? Вы пытаетесь всучить мне нищую страну, разорённую демонами даже меньше, чем её собственными лордами. Я проехал от столицы до южной окраины, и знаете, что я видел? Голодные деревни и города! Рынки с ценами, взлетевшими до небес. Необработанные земли. Жителей, которые косятся на каждого чужака, подозревая в нём грабителя. Менял, обманывающих путников и уверенных в своей безнаказанности. И селян, знающих, что скорее умрут от голода, чем получат помощь у своего сеньора! Процветание! Да будь Дорвенант лошадью, я бы посоветовал избавить её от мучений, сдав на скотобойню! Простите, милорд канцлер, но я с четырнадцати лет помогаю отцу вести хозяйство. На землях Вальдеронов порядок и то самое процветание, о котором вы говорите, но лишь потому, что мы с отцом старались ради этого много лет. Я знаю, что такое управлять большим поместьем! Это ежедневные заботы, которые никогда не заканчиваются! А вы хотите, чтобы я взял на себя ответственность за весь Дорвенант?! Чтобы отказался от собственной жизни, которая мне нравится, и полностью лишился свободы?! Ваша награда выглядит хуже каторги, с той, говорят, хоть сбежать можно! А от короны, которую сам согласился надеть, уже не сбежишь.
Он замолчал, с трудом переведя дух и вдруг устыдившись собственных слов. Теперь Аранвен будет думать, что имеет дело с трусом и лентяем, уходящим от исполнения долга. Ну и пусть думает! Потому что три недели путешествия к Разлому и даже готовность пожертвовать собой несравнимы с пожизненным исполнением обязанностей короля. Шагнуть в лапы хоть демонам, хоть самому Барготу – подвиг. А то, что предлагает Аранвен, – участь рабочей лошади, пусть даже этой лошади полагается самый лучший корм и богатая сбруя.
– Я чрезвычайно рад, что не ошибся в вас, лорд Аластор, – уронил канцлер, поднимаясь со стула. – И прошу только об одном – подумайте над собственными словами прежде, чем дадите мне окончательный ответ.
– Он окончательный! – упрямо заявил Аластор, но величественный лорд покачал головой, так что благородная серебряная седина блеснула на солнце.
– Позвольте мне пока его не принять, – мягко попросил он и, отступив на шаг, отвесил изысканный глубокий поклон, положенный для прощания с лицами королевской крови.
Аластор молча склонил голову, благо больному или раненому, лежащему в постели, это дозволялось. Оставив футляр с документами на столике у кровати, Аранвен прошествовал до самой двери, но возле неё обернулся и посмотрел на Аластора с прежним непроницаемым лицом. Только во взгляде его что-то изменилось.
– Я старый человек, лорд Аластор, – сказал он совершенно спокойно. – Врата Претёмных Садов кажутся мне всё ближе. Но в этой стране будет жить мой сын, мои родичи и множество других не безразличных мне людей. И я всей душой желаю, чтобы Дорвенант благоденствовал. Сейчас тот редкий миг, в который судьбу нашей страны можно повернуть к лучшему или к окончательной гибели. Будь у меня ещё одна жизнь, я бы с радостью потратил её на благо Дорвенанта, как уже потратил эту. О, я прекрасно знаю, какова цена, которую платят за власть. Ни один разумный человек не назовёт её малой. Но я всё же прошу… нет, я умоляю вас взять корону, чего бы это вам ни стоило. Кораблю, лишённому руля, не помогут поднятые паруса, они лишь скорее погубят его. Дорвенанту нужен король. А король, знающий, что власть – это не только удовольствия, нужен во много крат больше. Я навещу вас через несколько дней, с вашего позволения, но если примете решение раньше, прошу известить меня в любое время.
И он вышел, прикрыв за собой дверь и оставив Аластора растерянным и пристыженным.
Через несколько минут дверь открылась, и в палату проскользнул Лучано с Перлюреном на руках. Енот держал в лапах ветку с какими-то ягодами и упоённо лопал их, перемазав мордочку тёмным соком. Спустив его на пол, итлиец растянулся на своей кровати, лениво отщипнул кусочек оставшейся от завтрака булочки…
– Всё слышал? – прямо спросил Аластор, вспомнив стрекотанье под окном.