— У них тоже были миллиардные иски?
— Миллионные. Если было убийство, меньше миллиона гео ни один судья не назначит.
— Знаю. Несколько миллионов все-таки легче выплатить, чем миллиард.
— Ничего подобного. Уверяю вас, Анри, вам выплатить ваш миллиард гораздо легче, чем им их миллионы. У вас очень высокий старт. А теперь давайте запишем то, что мы решили.
Вспыхнул экран, а вверху красная надпись: «Долговременные цели».
— Дмитрий, у меня красный цвет четко ассоциируется с надписью: «Глубокая психокоррекция».
— Хорошо, — кивнул Кастальский.
И заглавие сменило цвет на зеленый.
Под ним возникла черная надпись: «Расплатиться по искам и вернуть гражданские права».
— Согласны? — спросил Дмитрий.
— Ну, ладно, — сказал я. — Хотя это и невозможно.
Внизу страницы, на большом расстоянии от предыдущей надписи, возник еще один зеленый заголовок: «Ближайшие планы». И под ним черная надпись: «письмо в неделю».
— Все правильно? — спросил Кастальский.
— В общем, да.
— Истфак университета Кратоса пишем?
— Да.
— А юридический? Если вы намерены и дальше заниматься сочинением законопроектов, не стоит полагаться только на помощь Камиллы де Вилетт и Станислава Руткевича, лучше самому быть компитентным.
— Согласен. Пишем.
— Анри, вы меня радуете. Кстати, я всегда к вашим услугам, если что-то надо будет выложить на Народное Собрание.
— Спасибо.
— Так, у нас половина одиннадцатого. Анри, все очень хорошо. Я доволен нашей беседой. Домашнее задание. Я вам сейчас кидаю наш файл с наброском плана. К долговременным целям вы должны добавить не менее десяти. И не менее десяти к ближайшим планам. Потом будем дорабатывать. Я понял, в какую группу вас определить. У меня есть группа новичков, но там ребята молодые, вам будет не интересно. К тому же группа более слабая, они вам не конкуренты, это будет избиение младенцев. Есть группа посильнее и постарше. Правда, там ребята не меньше года в РЦ. Но у вас тоже было два года свободы после психокоррекции и год ссылки. Так что как раз то, что надо. И относительно наших правил и обычаев они вас проконсультируют. Причем, надеюсь, не так односторонне, как Миша. Кстати, я рад, что вы уже познакомились. Вы в одной группе.
— Вы знаете?
— Анри, здесь на каждом шагу видеокамеры и регистраторы, которые фиксируют сигналы с браслетов. Я в каждый момент времени знаю ваше расположение с точностью до десяти сантиметров.
— Хуже, чем в ПЦ, — заметил я.
— Не хуже. Но психологам нужно знать все о поведении реабилитантов, увы. Потерпите. Просто забудьте об этом. Если никаких дурных намерений у вас нет, видеокамеры и регистраторы не играют никакой роли. Все равно, что их нет. Кстати, о браслетах… хотя, ладно. Не все сразу. Мы и так много сделали. Первое занятие у нас в пятницу. Тоже в семь. Здесь же. Я вас жду.
С вылазками в Озерное дела обстояли не так просто. Еще на первой встрече с моими одногруппниками я заметил, что ни у кого нет браслетов. После занятий поинтересовался у Мишеля, в чем дело.
— У всех импланты, — сказал он.
Я посмотрел вопросительно.
— Ну, делают тебе укол в плечо, вводят эту штуку, — сказал он, — работает как браслет. Браслеты снимают.
В тот же вечер я попросил объяснений у Кастальского.
— Да, да, — сказал он, — я давно собираюсь вам рассказать. Пойдемте, поужинаем.
Половина десятого вечера, в столовой почти никого нет. За окном горят круглые фонари. Мы взяли чай, сыр и яблочный пирог.
— Браслеты можно снять, — сказал Кастальский. — Более того, браслеты нужно снять. Наша задача вернуть вас в общество, а это значит, что демонстрирование всем некоторых особенностей вашего прошлого будет вредить делу. Браслеты плохи тем, что видны. Можно конечно носить рубашки с длинными рукавами, но не очень удобно. Тем более, что почти лето. Перед Психологическим Центром и в Центре вас воспитывали, и потому такое клеймо было полезно. Сейчас у нас другая задача. Я в Озерное в браслетах не выпускаю. Вас запомнят, город маленький. Что это за браслеты здесь каждая собака знает, так что это лишнее. Ставим имплант — через три дня летите в Озерное.
— Почему через три дня?
— Два дня имплант приживается. Поболит немного. Потом мы его тестируем, и можно ехать.
— Словосочетание «немного больно» у меня четко ассоциируется с действием кондактина, — заметил я.
— Действительно немного, — успокоил Дмитрий. — Если бы было как от кодактина вам бы уже десять раз успели описать это самыми черными красками. Было такое?
— Нет.
— Значит, все в порядке.
— На сколько его ставят? До конца курса реабилитации?
— Навсегда.
— Понятно. Его вообще можно удалить?
— Можно. Но это сложная операция. Надо удалять нановолокна. Он же врастает под кожу. Под наркозом можно вырезать, насколько я понимаю. Но, честно говоря, мне неизвестно о таких операциях. Анри, у вас шестой уровень контроля. И будет он всегда, и при посткоррекционном наблюдении тоже, до конца жизни, даже императорское помилование контроля не отменяет. Ну, будете до конца жизни с браслетами ходить?
— Не хотелось бы, — вздохнул я.
— Тогда давайте поставим. Можно хоть завтра зайти на коррекционное отделение. Операция две минуты.
— Я посоветуюсь с адвокатом.
— Хорошо.
Камилла прилетела через два дня. У нее были какие-то дела на Кратосе.
Тепло, градусов двадцать, солнце, и я повел ее гулять по острову.
У подножий сосен крокусы: крупные, фиолетовые с желтой серединкой, вдоль тропы первая трава, и на кустах подлеска мелкие листочки цвета тессианского лайма.
— Похоже, тебе здесь нравится, — заметила Камилла.
— Клетка просторная, — сказал я. — И даже довольно приятная на вид. Этакий вольер для медведя, построенный с учетом замечаний защитников животных. Но все равно зоопарк.
— Так мы подаем протест?
— Нет. Мы не подаем протест. Понимаешь, Камилла, здесь, конечно, меньше свободы, чем в Чистом. Это напрягает, но не особенно сильно. Зато как-то больше смысла. И больше общения. В Чистом местные жители вообще не хотели со мной разговаривать, да и мне было с ними не интересно. Здесь Кастальский руку жмет и готов трепаться. А он образованный человек. Да и мои одногруппники, хоть и не интеллектуальная элита, но и не идиоты. Совершенно нормально общаемся. Бандиты, конечно. Но кое-кого из них я бы даже взял в мое ополчение.
Лицо Камиллы выразило одновременно беспокойство, удивление и осуждение.
— Тессианское ополчение я собирал три года назад для защиты Кратоса, а не для войны против него, я только это имею в виду, — успокоил я.
— А, — вздохнула Камилла. — У тебя нет с ними конфликтов?
— Нет, абсолютно. Все учатся. Так что общие интересы. Я тут поступил сразу на два факультета университета Кириополя, и хотел бы его окончить. Я же знаю себя. На свободе, даже в ссылке, я гарантированно найду занятие поинтереснее, чем получение систематического образования. Для того, чтобы занудно осваивать программу, мне нужно, чтобы надо мной стоял Кастальский и грозил коррекционкой в случае отлынивания. Ну, пусть стоит.
— Может, ты и прав. Значит, не подаем протест.
— Да. И зверя этого будить не хочется. Мы опротестуем императорский указ, и НС пихнет меня в такое место, что я буду жалеть о Сосновом, как о потерянном рае.
— Очень возможно, — кивнула она.
— Камилла, а что такое шестой уровень контроля? — спросил я.
— Имплант предлагали ставить?
— Угу.
— Ставь. Это лучше, чем браслеты. Правда, он не только отслеживает все твои перемещения и уровень гормонов, но и записывает. Все хранится на нем, в Управлении посткоррекционного наблюдения и копии у Ройтмана и Кастальского. Но, если ничего не случится, этот архив никто и не будет поднимать. Ну, может быть, Ройтман посмотрит перед плановым обследованием. Ну и полицейские тебя видят на своих картах: зеленый огонек, если тебе можно находиться в данном месте, красный — если нельзя. С другой стороны, это для тебя защита от чрезмерного рвения некоторых правоохранителей, не верящих в эффективность психокоррекции. Если имплант докладывает, что тебя не было на месте преступления — это железное алиби.
Я проводил Камиллу и в тот же вечер сказал Кастальскому, что согласен на имплант.
Его ставил коррекционный психолог по имени Андрей в присутствии Дмитрия. Укол действительно оказался вполне терпимым. Правда, по субьективному впечатлению, имплант мне загнали не под кожу, а в мышцу, сантиметра, по крайней мере, на два.
— Не очень глубоко, — ответил Андрей. — Но он защищен. Случайно повредить практически невозможно. Специально тоже надо постараться.
Место укола и вживления импланта действительно слегка ныло пару дней. Потом боль ослабла и пропала вовсе. Кастальский попросил меня остаться после занятий в конце недели, когда я уже начал забывать о существовании сего прибора.
— Все в порядке, Анри, — сказал он. — Все работает. Руки на стол положите, пожалуйста.
Я подчинился и почувствовал, как ослабели браслеты и отошли от кожи.
— Можете снять, — сказал он.
Браслеты почти соскользнули с запястий, оставив на коже белые полосы.
Так просто!
Я подумал, что так просто убрать имплант из моего плеча уже не удастся.
— Вы волшебник, — улыбнулся я, потирая запястья. — Я же проходил в этих штуках двенадцать с лишним лет. Можно в Озерное?
— Пока нет, — вздохнул Кастальский.
— Почему?
— Во-первых, посмотрите на свои руки. Здесь каждая собака знает, откуда берутся такие следы. Загорите немного.
— Сколько мне загорать?
— Потерпите еще пару недель.
— Понятно. Вы не держите слово.
— Да я бы вас отпустил. Подождать — это только рекомендация. Но есть еще один момент, от меня не зависящий. Вас хотели видеть следователи СБК.
— Когда?
— Завтра. Думаю, утром, часов в десять.
— Здесь?
— Да. Здесь есть, где поговорить.
Глава 10
Утром Кастальский привел меня на коррекционку в совсем маленькое помещение со столом, тремя стульями и окошечком под потолком. Следователи уже ждали и были мне незнакомы. Один постарше, лет шестидесяти, другой — в моем возрасте.
Меня посадили в угол прямо под окошечком и сели напротив. Дмитрий встал у двери. Пожилой выложил на стол передо мной кольцо темного металла, похожее на устройство связи. Детектор, конечно. Это лучше, чем БП. Впрочем, оба прибора хорошо дополняют друг друга.
— Наденьте, — сказал пожилой.
— Без проблем, — кивнул я.
Снял кольцо связи и надел детектор на его место.
— А господин Кастальский, думаю, нас покинет, — сказал пожилой.
Психолог, было, собрался уходить, но я вмешался.
— Дмитрий, прошу вас, подождите немного.
Он остановился.
— Господа, — сказал я, — по закону, я имею право на допрос в присутствии психолога.
— Господин Вальдо, это просто беседа, — заметил пожилой.
— Беседа, говорите? Отлично, — кивнул я.
Снял детектор, положил на стол и надел устройство связи.
— Тогда пойдемте по лесу погуляем, — предложил я. — Погода хорошая.
Пожилой поморщился.
— Я думал, у нас сложится разговор. А вы отказываетесь нам помогать.
— Отказываюсь? Ни в коей мере. Просто хочу, чтобы все было по закону. Если вы что-то имеете против господина Кастальского, у меня есть альтернативное предложение. Я связываюсь с адвокатом, и мы ждем Камиллу де Вилетт. Не уверен, что она свободна. Но здесь есть гостевой дом. Ночевать на улице не оставят. Ну, подождете дня три.
— Господин Вальдо, мы не собирались вас ни в чем обвинять, — сказал пожилой, — но ваше отношение наводит на некоторые подозрения. Жаль, что вы не хотите пойти нам навстречу.
— Я и так иду вам навстречу. Даже согласен на допрос только в присутствии психолога, без адвоката.
— Для господина Кастальского даже стула нет, — заметил молодой.
— Я постою, — сказал Дмитрий.
И я посмотрел на него с благодарностью.
— Мы можем пригласить государственного адвоката, — сказал пожилой.
— Конечно, — кивнул я, — но вряд ли вас устроит немой допрос.
Пожилой вздохнул.
— У господина Кастальского нет допуска, а дело секретное.
— Не думаю, что у господина Кастальского к чему-либо нет допуска, если ему разрешили со мной работать, — сказал я. — Ваши же коллеги наверняка проверяли его десять раз до десятого колена. Дмитрий, у вас есть допуск?
— Смотря какой.
— Четвертого уровня, — сказал пожилой.
— Есть, — беспощадно ответил Кастальский.
— Ладно, мы посоветуемся, — сказал пожилой, и они вышли из комнаты, оставив меня наедине с Кастальским.
— С начальством пошли созваниваться, — предположил я.
— Наверное, — кивнул Кастальский.
— Дмитрий, я вам благодарен. Спасибо за поддержку. Так что буду торчать здесь и не летать в Озерное столько, сколько скажете. Если только эти господа не увезут меня куда-нибудь подальше против и моего, и вашего желания.
— Анри, о чем они с вами собираются беседовать? За вами что-нибудь есть?
— Нет, конечно. Мне последние двенадцать лет скрывать нечего.
— Тогда зачем создавать конфликтиную ситуацию?
— Не люблю, когда врут. И при этом пытаются обойти закон, который призваны защищать. Пусть помучаются.
Следователи вернулись.
— Дмитрий Константинович, вы можете остаться, — сказал пожилой.
Так я впервые услышал отчество Кастальского.
— Анри, наденьте детектор, — сказал следователь мне.
— Конечно, конечно, — кивнул я. — Но, так как «беседа», насколько я понял, носит официальный характер, перешлите мне, пожалуйста постановление о допросе и представьтесь.
— Да, теперь она носит официальный характер, — буркнул пожилой, — вы очень упорно этого добивались. Меня зовут Макеев Виктор Максимович. Моего коллегу — Берг Яков Тихонович. Постановление уже у вас, там подробно, с вашим процессуальным статусом и нашими должностями.
Мой процессуальный статус, слава богу, назывался «свидетель». Впрочем, сей статус имеет привычку меняться, причем не в лучшую сторону. Оба моих собеседника оказались следователями СБК по особо важным делам. Макеев — старшим следователем, а Берг — просто следователем. Я переслал постановление Кастальскому, Камилле и Ройтману.
И надел детектор.
— Господа, я готов. Что за особо важное дело привело вас ко мне?
Макеев отчетливо вздохнул.
— Речь пойдет об убийстве, совершенном в поселке Чистое десять дней назад.
— О Господи! — сказал я. — Меня сам Дауров допрашивал по этому поводу. Лично! Под БП. А потом еще был психологический опрос у Ройтмана. Да если бы я имел к этому хоть малейшее отношение, все бы было уже известно.
— Вас никто не обвиняет, — сказал Берг. — Но нас интересуют некоторые детали.
Я, молча, ждал продолжения.
— Почему вы решили, что к убийству причастен агент РАТ?
Я пожал плечами.
— Просто я видел там агента РАТ. Ничего больше. Если не преумножать сущностей, очевидно, что это либо Филипп, либо кто-то из местных. Если только не животное.
— Не животное, — усмехнулся Берг. — Это точно.
— Как был вооружен ваш Филипп? — спросил Макеев.
— Я не видел у него оружия.
— Что было обычным оружием бойцов РАТ?
— Боевые корабли в полном вооружении.
— Господин Вальдо! Вы прекрасно поняли вопрос. У вас была база?
— Да. В районе Махди, например. Я не помню точного места. Мне, видимо, стерли координаты. Они у Ройтмана наверняка есть.
— Неважно. Ну, так, боевые корабли на орбите, а вы с чем? Иглы Тракля с собой таскали?
— А бывало, — усмехнулся я, — Махдийцы нас неплохо финансировали, но игла Тракля — это жирновато, конечно. Одна на роту. Ручной деструктор был, куда более частым явлением.
— А что-то попроще? Охотничьи ружья?
— Ну, какое это боевое оружие? Я не говорю, что совсем не держали, но это для любителей охоты. Девушку застрелили из охотничьего ружья?
— Это закрытая информация, — сказал Берг.
— Если из ружья, это местные, — заметил я. — Далеко ходить не надо. В Чистом ищите.