Девушка покачала головой.
– Нет. Я мало кого в Талейне знала. Не успела еще. Так, только по лицам. Тебя вот, например, заметила.
– Почему?
Гвендилена хмыкнула.
– Не скажу. А большая сестренка-то?
– Пять лет. Так вот: Сирвинов тут нету. Похоже, в другое место угнали. Это тоже хочу узнать. А тебе, наверное, в Брислен надо? У тебя ж там родители, вроде?
– Никогда. – Гвендилена упрямо поджала губы. – Даже если живы они. Мачеха там у меня. С двумя своими дочками, а отец только блеет, когда ее видит. Сам рассуди: кому я там нужна? Вдовушка молодая, да без приданого? Они и так рады были, когда со своей шеи меня спихнули. Думаю куда-нибудь подальше от этих мест уйти. Подальше от них и от войны.
– Куда же?
– Может, в Лонхенбург. Город, говорят, большой, а прислуга везде требуется.
– Экая ты… решительная.
Девушка улыбнулась.
– А как иначе? Иначе пропаду. Да и не будут меня тут долго держать. Кому баба в монастыре нужна? Утихомирится все потихоньку, а потом выпроводят меня отсюда, как и остальных женщин.
– Пожалуй… – Юноша поерзал на валуне.
– То-то и оно.
Гвендилена встала, оправляя платье. Ростом она была на полголовы пониже Эдвина. Прядка рыжих волос упала ей на лоб; девушка забавно на нее дунула. Очень красивая, снова подумал Эдвин. Кожа шелковистая. Губы такие… спелые, что ли. Стройненькая. Даже под этим мешковатым платьем видно. Она была босиком; узкие маленькие ступни заканчивались аккуратными пальчиками.
– Ну, как? Возьмешь?
Юноша нерешительно взглянул ей в лицо.
– Я… я подумаю.
– Хорошо.
Она легонько потрепала его по голове, вновь смешливо фыркнув.
– Не бойся. Обузой не буду. Может, даже сгожусь на что.
Эдвин посмотрел на нее, раскрыв рот. Гвендилена весело расхохоталась. И, подобрав юбку, принялась быстро взбираться по тропинке. Дойдя до пригорка, обернулась и, улыбнувшись, помахала ему рукой.
Эдвин еще долго сидел на валуне, раздумывая о Гвендилене. Эта девушка его ошеломила. Размышлять о том, возьмет он ее или не возьмет, даже не приходилось. Конечно, возьмет. А вот как раз о том, почему «даже не приходилось», он и раздумывал.
Эдвин привык ощущать себя взрослым человеком, знающим себе цену. Он неплохо умел стрелять из лука, мог приготовить при случае обед, починить все, что угодно, по хозяйству, рубаху заштопать – в общем, самостоятельный парень, с руками и головой. Не какой-нибудь виллан – свободный, и этим обстоятельством Эдвин всегда гордился. Его дед по отцовской линии был солдатом на службе у деда нынешнего герцога Беркли. Правда, рану получил, вот и пришлось службу оставить. Но за преданность свою получил немного денег и право налоги не платить.
Свободный. Такой же, как и герцог, или даже сам король. Могу идти куда хочу, и делать, что хочу.
Да и внешне совсем не урод. Высокий, худощавый. Эдвин замечал, в особенности в последние год-два, что девушкам он небезынтересен. Несколько раз юноша задерживался до утра на деревенских праздниках в Талейне, и вниманием обделен не был, так что, в общем, непонятно, что его останавливало.
Нет, не девичья неприступность. И Айрис, и Гринна, к примеру, очень откровенно к нему ластились, просто он не мог заставить себя относиться к женскому полу с такой же легкостью, как, например, его приятель Рибе. Тот был мешковат и рыжеват – ничего особенного. Но подружку какую-нибудь на сеновал затащить – это для него раз плюнуть.
А Гвендилена – другое дело, не то, что Гринна или Айрис. Просто красавица. У него аж дыханье перехватило, когда ее увидел. Даже руки задрожали, будто украл чего, но он никак не мог заставить себя не смотреть на нее. И хуже всего, что она, похоже, это заметила. И, может, даже не во внешности дело. Очень она живая. И веселая. Смешливая такая, и тоже делает, что хочет. А язычок у нее острый, сразу видно. И ежели он ее с собой не возьмет, то заслужит только презрение. Вроде как забоялся, или просто не захотел девушке помочь.
Эдвин тяжко вздохнул и, сбросив одежду, полез в воду.
* * *
– Вот он!
Раздавшийся с пригорка крик заставил Эдвина обернуться. Он уже стоял на берегу, завязывая штаны. Продираясь через кусты, к озеру быстро спускались несколько человеческих фигур: монахи и трое солдат из тех, что остались в монастыре.
– А ну, руки подними! – грозно рявкнул один из солдат; другой прицелился в него из арбалета.
– Эй, эй, – обескуражено произнес Эдвин, выставив перед собой ладони, – в чем дело? Я иду уже. Брат Эльфин сказал же, что до девятого часа…
Солдаты окружили его со всех сторон.
– Брат Эльфин, значит… мерзавец.
– Да в чем дело?!
В ответ один из них древком копья больно ткнул юношу в спину.
– Гаденыш… руки ему свяжите.
Запястья Эдвина туго стянули веревкой; другой ее конец солдат намотал себе на руку.
– А ну, давай, вперед.
Всю дорогу монахи – их было двое – шли быстро, не оборачиваясь. Эдвин попытался пару раз спросить, что же все-таки произошло, но, заработав еще несколько тычков копьем, угрюмо замолчал. Его сапоги из мягкой кожи остались на берегу, и босые ноги с непривычки быстро покрылись ссадинами и порезами от острых камешков и колючек.
Реакция людей на появление Эдвина в нижнем дворе его потрясла. Никто не работал. Народ толпился кучками, что-то бурно обсуждая. Увидев юношу, все замолчали. Но ненадолго. Шквал воплей обрушился на него:
– Негодяй!
– Мерзавец!
– Кто бы мог подумать!..
– Убийца!!!!
В Эдвина полетели камни, а кто-то из толпы изловчился ударить его кулаком. И как раз по ссадине на голове, заставив охнуть. Солдаты распихивали людей в стороны, освобождая дорогу, но, казалось, не хотели делать ничего для того, чтобы защитить его от побоев.
Брат Мадауг стоял прямо у них на пути, расставив ноги и уперев руки в бока. Юноша ринулся к нему и крякнул от боли, когда веревка впилась в запястья.
– Скажите, что случилось?!
Толстый келарь, хмуро глянув на Эдвина, сплюнул себе под ноги.
– Надеюсь, боги простят меня… – И с этими словами он наградил Эдвина сильнейшей оплеухой, разбив его губы в кровь. Затем развернулся и зашагал в сторону кухни. – За мной.
Эдвина отвели в то же подземелье, откуда он вышел сегодня поутру, но в другую камеру. Она была побольше, так же без окон и с десятком ржавых железных колец, вделанных в стены; с некоторых свешивались толстые цепи.
На правую руку Эдвина надели кандалы; Мадауг запер их небольшим замком. Солдаты вышли первыми, а келарь принялся возиться с дверью.
– Скажите, прошу вас… – Из губы текла кровь, а голова, казалось, трещала по швам. – Что случилось? Брат Эльфин ведь сказал мне, что все знают, что я не виновен…
Обернувшись, Мадауг гневно посмотрел на юношу.
– И поэтому ты его убил?
Глаза Эдвина ошарашено расширились. Келарь презрительно фыркнул.
– Теперь уж не отвертишься.
С этими словами он вышел из камеры. Замок щелкнул, и Эдвин остался в кромешной темноте.
– Стойте!
Ответа не последовало, и Эдвин различил лишь шум удаляющихся шагов да затихающие разговоры солдат.
Поначалу в мыслях царила полная неразбериха, но кое-что он быстро уразумел. Брата Эльфина убили. Очевидно, после того, как Эдвин вышел от него и отправился на озеро. Убийца понял так: раз Эдвина отпустили, значит, он смог оправдаться и, скорее всего, что-то рассказал ризничему. Может быть, даже о том, как этот убийца выглядит. И расправился с монахом, как только Эдвин ушел. А Соил видел, как Эдвин заходил к Эльфину, да и Мадауг знал, что он туда идет.
Теперь ему ни за что не доказать, что он невиновен. Все думают, будто это он убил Эльфина, а значит, в скриптории, скорее всего, был сообщником. Или даже не сообщником, а наверное, все же это он убил Гвилима, а рану получил в борьбе с ним.
Эдвин сидел на полу, привалившись спиной к холодной осклизлой стене, и пытаясь унять дрожь. С потолка мерно капала вода.
Нет, все это ерунда. Не сходится ничего. Ведь до этого Эдвин почти неделю сидел в камере, а преступник разгуливал на свободе. Значит, убийца должен понимать, что Эдвин ничего не знает и не сможет рассказать, как тот выглядит. Иначе бы убийцу тут же схватили. А раз так, что Эдвин мог рассказать Эльфину? Ничего. Так зачем же Эльфина убивать? Они должны это понять. Он должен все объяснить, хотя бы брату Мадаугу.
А что именно объяснить?
Поняв, что окончательно запутался, Эдвин ударил себя кулаком по лбу.
А-а-а!!! Он чуть не закричал, ужаснувшись собственной догадке. Так затем убивать, чтобы свалить вину на него, Эдвина. Они думают, что ризничий допросил его и каким-то образом прознал о правде, и Эдвин тут же его убил.
Да. И пошел купаться на озеро. О боги, какая чушь: ни один преступник в здравом уме не стал бы спокойно плескаться в водичке в миле от места убийства.
Но это ему не поможет. Все уверены, что он просто сбежал, и его у озера настигли. Проклятье.
Эдвин попытался успокоиться, вздохнув полной грудью.
Поиски настоящего преступника на этом прекратятся. Они уверены, что уже его нашли. А что дальше? Его повесят, как пить дать. А перед этим будут пытаться узнать, куда он дел похищенную книгу. А поскольку он ничего не скажет, его даже, наверное, будут пытать.
Эдвин нервно вздрогнул.
Чего ж тогда ждут?
Ну да, это понятно. Монахи людей не вешают. И не пытают. Не по их части такие дела. Для этого нужен представитель местной власти, на чьих землях находится монастырь. Скорее всего, они уже послали кого-то к герцогу. От силы день-другой, и завтра к вечеру все будет кончено. А ежели гонец на лошади, то и того скорее. Его повесят. Повесят. А перед этим еще пальцы щипцами пооткусывают. А еще, рассказывают, пыточники такое делают…
Эдвин сидел, глядя в темноту. Тело затекло, и он попытался переменить позу. Цепь звякнула.
Левой рукой юноша принялся ощупывать кандалы, холодные и довольно тесные. И мокрые. Но, даже несмотря на это, выдернуть руку не получится – кисти у Эдвина были по-мужски крупные. Замок, который скреплял две их половинки – самый обычный на ощупь, с небольшим отверстием для ключа. А у Эдвина ни ножа, ни куска проволоки.
Эдвин поднялся, шаря по стене. Цепь оканчивалась железным кольцом со штырем, вбитым в щель между камнями. На всякий случай он потянул за кольцо, а затем попытался его провернуть. Не получилось. Судя по слою ржавчины, эти цепи сковали еще при короле Эдгаре, и кольцо сидело в камнях прочно, как будто составляя одно целое со стеной.
Юноша пыхтел от натуги, дергая его то вправо, то влево. Кольцо было слишком маленьким, так что даже хорошенько ухватиться за него не получалось. Цепь громыхала и скрежетала ужасно громко, и он порадовался, что возле камеры не оставили охрану. Иначе бы уже давно кто-нибудь заявился, услышав этот шум.
Обессилев, Эдвин вновь опустился на пол. Если и получится выдернуть кольцо из стены, ему не за что не выломать дверь. Насколько он успел заметить, она была дубовой, почти в ладонь толщиной, да и заперта снаружи.
Юноша вдруг затаил дыхание. Показалось, или нет? Под дверью как будто мелькнул неяркий красноватый свет. Опять появился, и снова исчез, словно с той стороны по коридору кто-то тихонько ходил со свечой в руке.
Неужели… убийца?
Нет, вряд ли. Если его, Эдвина, сейчас убьют, все поймут, что настоящий преступник еще не найден. Он сейчас затаился и радуется, попивая вино.
– Эд… – послышался шепот. – Эдвин, ты где?
О, боги, Гвендилена.
– Я здесь.
Свет стал поярче: судя по всему, она поставила свечу на пол. Спустя мгновение из-под двери показались кончики пальцев. Щель была довольно широкой.
– Как ты там?
– Я не убивал его, Гвен!
– Да я знаю. Я тебе верю. Похоже, только я одна и верю. Никто не стал бы убивать, а потом на озеро мчаться, за голыми девушками подглядывать.
– Ну, что ты говоришь такое…
– Шучу. Слушай, – быстро продолжила она, – тебе надо выбираться отсюда. Они завтра к обеду герцогского человека ждут. Догадываешься, зачем.
– Хорошо бы выбраться, но на мне кандалы. Ключ у Мадауга.
Эдвин торопливо рассказал ей про штырь в стене.
– Большая дырка-то в кольце?
– Дюйма два, наверное. Может, чуть больше.
– Понятно. Подожди немного.
Чуть погодя – Эдвину показалось, что прошла целая вечность, – она просунула под дверь палку, судя по виду – черенок от лопаты.
– Вот, попробуй этим.
Вытянув цепь на всю длину, Эдвин едва дотянулся до конца палки.
– А потом-то что? – спросил он.
– Я постараюсь ключ от двери раздобыть. От кандалов-то вряд ли, а вот от двери попробую.
– Это как же? Он тоже у Мадауга.
Гвендилена фыркнула.
– Глупый. Ты что, думаешь, тут от каждой двери свой ключ? Да тут в кладовых три десятка дверей и дверок. Наверняка к половине из них одни и те же ключи подходят. Здесь, знаешь ли, монастырь, и народ не особо вороватый. А на кухне этих ключей целая связка на стене висит. Я попробую найти. Верхняя дверь вообще только на засов закрывается. Так что ты к середине ночи будь готов.
– К середине ночи… я уж тут потерялся.
– Сейчас вечерня. Весь народ на службе. А я сбежала. Все, пошла.
Она подняла с пола свечу.
– Гвен!
– Что?
– Я твой должник.
Девушка тихонько рассмеялась.
– Уж будь уверен – не забуду.
* * *
С той палкой, что Гвендилена просунула ему под дверь, все оказалось намного проще. Эдвин засунул черенок в кольцо и принялся расшатывать штырь. Спустя всего несколько мгновений штырь с каменным хрустом начал поворачиваться, и юноша наконец выдернул его из стены. Железка была длинная – в две трети локтя, и вся покрытая зазубринами – для того, чтобы крепче цепляться за кладку.
Умница Гвендилена, подумал он. Без ее помощи ему бы никогда не вытащить эту штуку. Только бы ей остальное удалось.
Поразмышляв с минуту, Эдвин засунул штырь обратно так, чтобы легко выдернуть его при неоходимости.
Судя по всему, вечерня уже давно закончилась, и монастырь сейчас укладывался спать. Кормить, похоже, Эдвина никто не собирался, хотя его желудок отчаянно журчал, требуя еды: последний раз он ел прошлым вечером. Ну и ладно, подумал юноша. Меньше всего на свете ему хотелось, чтобы кому-нибудь пришло в голову заявиться сюда раньше времени или, чего доброго, перевести его в другое место.
Эдвин вновь уселся на пол, в сотый раз раздумывая обо всех обстоятельствах этого дела. Ничего нового сообразить он не смог: одни и те же мысли круг за кругом прокручивались в голове, пока, наконец, его не сморил тяжелый сон.
Очнулся он от шороха в коридоре.
– Эд…
– Я здесь.
– Хорошо. Сейчас попробую.
Эдвин вытащил из стены штырь и, намотав цепь себе на руку, подошел к двери. Цепь была не меньше четырех футов длиной, но, слава богам, не особенно толстая и тяжелая.
В течение некоторого времени с той стороны слышался только негромкий скрежет: Гвендилена один за другим вставляла ключи в замочную скважину.
– Ну как?
– Сейчас…
Эдвин начал уже переживать не на шутку, когда дверь с негромким скрипом отворилась.
– Тихо, – произнесла девушка, для убедительности приложив палец к губам, – спят все. Только у ворот два стражника.
Эдвин кивнул и на мгновенье задумался.
– Вот те раз… а как же можно отсюда сбежать?
Гвендилена, состроив гримаску, неопределенно повела плечами.
– Не знаю. Я думала спрятать тебя где-нибудь, а потом незаметно выбраться.
– Дурная идея. – Эдвин привалился спиной к стене. – Если меня утром тут не найдут – а ворота-то заперты всю ночь, – весь монастырь обшаривать начнут. Мышь не проскочит.
Гвендилена закрыла себе рот руками.
– Ох, какая я дура. Что же делать?
– Подожди. Выбора нет. Подумаю, где можно спрятаться.
Эдвин кусал губы от волнения, отчаянно припоминая все то, что он знал о монастырских закоулках.