— Здравствуйте! Разрешите…
Не успеваю договорить.
В меня словно на бешеной скорости врезается стальная плита, ужасающим ударом отбрасывая хлипкое тело далеко назад. Сердце замирает, воздух с шумом выходит из легких, зрение отказывает, сознание гаснет еще в полете. Вспышка запредельной боли пронзает мозг, и он послушно отключается, отправляя перегруженный разум в небытие.
Глава № 4
Сознание возвращается неспешно, постепенно, рывками; я будто всплываю из-под воды, медленно возносясь к воздушной кромке реальности. Глаза открываются, но не могут ничего лицезреть: перед взором лишь светлое пятно да расплывчатые серые силуэты. В ушах стук, беспрерывное бульканье и шум, напоминающий чье-то рассерженное шипение. Мысли бьются, зажатые в тисках боли: невозможно думать о чем бы то ни было конкретном, но главное — я жив!
Проходит, должно быть, несколько минут, прежде чем шок отступает. Молодой здоровый организм берет свое, недуг истаивает. Сначала возвращается слух — с громким хлопком шум и гул испаряются, на уши обрушиваются обычные звуки людной площади.
Слышу чьи-то далекие голоса, слышу мягкий стук шагов и еще — чье-то встревоженное дыхание рядом. Внезапно возвращаются тактильные ощущения, и я чувствую, как меня трясут, стараясь привести в чувства.
С превеликим трудом удается сфокусировать зрение. Свет перестает слепить; тени уходят, сменяясь человеческими силуэтами. Теперь я вижу прохожих, обывателей и зевак, столпившихся поодаль. А прямо надо мной склонилась Лола, занося ладонь для очередной пощечины. И судя по тому, как болит лицо, количество полученных оплеух явно перевалило за десяток.
Издаю какой-то звук и сдержанно улыбаюсь девушке. Она успевает остановить удар, и теперь смотрит на меня встревоженно и с заметной опаской. Красотка стоит на коленях, изогнувшись дугой; спортивный костюм облегает ее великолепное тело; мой взгляд невольно останавливается на внушительных округлостях, нависающих над лицом.
— Что это было? — произношу с трудом, — На меня будто бетонная плита упала…
Девушка вздрагивает, разом отшатнувшись назад; лицо Лолы бледнеет, глаза глядят испуганно и подавленно. Она мигом отстраняется, будто я заразный, смешно мельтешит назад на четвереньках, и лишь существенно разорвав дистанцию, поднимается на ноги.
— Эй, Лола, погоди! — я приподнимаюсь на локтях, все еще чувствуя ощутимую слабость.
Но красотка даже не думает задерживаться. Кинув на прощанье чуть виноватый и заметно испуганный взгляд, девушка поворачивается спиной.
— Стой! Лола! — мой писклявый голос похож на завывание мартовской кошки, — Лола!
Она не оборачивается, идет прочь быстрой целеустремленной походкой. Несколько мгновений спустя стройный силуэт теряется среди десятков серых фигур, стоящих и бредущих сквозь площадь. Теперь уже никто не обращает на меня внимания, люди даже как будто бы стараются обходить стороной ребенка, разлегшегося на дороге.
— Да что за дела… — шепчу расстроенно и растерянно, — Что происходит?
Не то чтобы я к ней слишком привязался, но все же — в огромном совершенно незнакомом мире Лола оказалась первой, с кем меня свела судьба. И вот — такое нелепое беспричинное расставание. Она словно боялась остаться рядом…
Кое-как сгруппировавшись, умудряюсь принять сидячее положение. Оглядываюсь вокруг — те же дома, та же толпа, здание транспортной станции на другом конце площади. Люди проходят мимо, стараясь не задерживаться, а бросив на меня беглый взгляд — брезгливо морщатся.
— Тей, вы совершили серьезное социально-деструктивное действие! — голос, внезапно раздавшийся в голове, заставляет вздрогнуть, — Сожалею, но ваш социальный статус понижен.
Мда… А я уже успел позабыть про Нимфу. Впрочем, может, хоть она сумеет что-то прояснить.
— Да что такого… — начинаю говорить вслух, лишь в процессе вспоминая, что достаточно мысленных команд, — Да что же я такого страшного натворил-то?
— Согласно Доктрине, представителям низших классов запрещено обращаться к индивидам высших, пока те сами и в явном виде не выразят на то согласия.
— Значит, все из-за того, что я заговорил с той дамочкой? — ошалело качаю головой.
Ответом мне служит многозначительное молчание. Думаю, если бы ИскИн мог обиженно сопеть, то именно сейчас он бы это сделал. Из чего следует закономерный вывод — я в очередной раз сморозил какую-то глупость.
— Что же получается, — ворчу я, стараясь встать на ноги, — Даже разговаривать нельзя?
— Считается, что личности низших классов не могут сообщить более продвинутым индивидам ничего ценного, а потому их речь признается деструктивной, — строго сообщила Нимфа, — Слишком большая разница в социальном развитии.
— А из какого класса была та… тот… индивид?
— Вообще-то разглашать подобную информацию не принято, — в голосе собеседницы звучит насмешка, — Но в данном случае я признаю вмешательство правомерным… Это пойдет вам на пользу, Тей. Возможно, вы станете лучше ориентироваться в окружающем мире… Не далее часа назад вы имели честь лицезреть представителя социального класса «бета»!
— А сам я…
[Тей Козловский, эпсилон-1—]
Подсказка появляется перед глазами, хоть и не многое проясняет. Пытаюсь вникнуть в содержимое.
— Это значит… Класс «эпсилон», первая ступень?
— Именно.
— А что за два минуса?
— Знак того, что вы стремительно скатились на самое дно социальной лестницы.
Буркнув что-то вроде «подумаешь!», наконец, занимаю устойчивое положение на нижних конечностях. Меня покачивает, ноги дрожат, в голове до сих пор сумбур. Мысли постепенно укладывают новые знания в закрома памяти. В мозгу возникают буквы древнего алфавита: «бета», «гамма», «дельта», «эпсилон»… Значит, та женщина была всего лишь на три класса выше? А мне показалось, что на землю спустилась богиня…
— Погоди! — восклицание вырывается в полный голос, пара прохожих недовольно оборачиваются, — Если это была «бета», то как же выглядит «альфа»?
— Боюсь, пока вам не дано этого постичь, — скорбно констатирует ИскИн, — Если бы на площадь явился индивид класса «альфа», толпа билась бы в экстазе… Или в конвульсиях. По настроению прибывшего.
Сделав неуверенный шаг, несколько секунд отдыхаю. Вдох, выдох — и я осмеливаюсь на еще одно движение. С трудом проковыляв по улице, останавливаюсь, опершись о стену ближайшего здания. Даже такое невеликое усилие далось весьма тяжело — дыхание сбилось, роба взмокла от пота, ноги чуть ли не разъезжаются. Да уж, дорого обошлась встреча с богоподобной «бетой».
— Нимфа, неужто из-за пары слов тут принято набрасываться с подобной яростью? — спрашиваю про себя, размеренно восстанавливая силы, — Еще бы чуть, и я не выжил!
— Тей, уверяю, вас никто и не думал атаковать, — с сочувствием отвечает ИскИн, — Всего лишь сработали естественные защитные контуры продвинутого тела… Боюсь, почтенная бета даже не ощутила вашего присутствия…
— Как это, не ощутила? — поражаюсь вполне искренне, — Разве можно задавить человека до полусмерти и не заметить?
— Ну… — готов поклясться, что голос Нимфы звучит смущенно, — Вы вот, например, не чувствуете пылинок у себя под ногами. Здесь то же самое…
Мне не нравится сравнение с пылинкой. Мне не нравится ощущение полной беспомощности. Вообще, чем дальше, тем больше не по нутру окружающая Система. Но поделать с этим я ничего не могу. Пока что… Остается лишь раздраженно сопеть, да сделать в уме очередную зарубку на память.
Усилием мысли вызываю перед глазами карту, зеленая точка услужливо подсвечивает расположение ближайшего спального блока, мерцающий курсив показывает направление движения. С ужасом осознаю, что идти придется почти сотню метров — а по моим ощущениям сил не хватит даже половину этого расстояния.
Тяжело вздохнув, отрываюсь от стены. Первые шаги даются с трудом, однако дальше, к моему удивлению, передвигаться становится все легче. Жизнь будто бы возвращается в разбитое тело, шагать все легче, силы не убывают, а напротив — восстанавливаются. Подходя к концу маршрута, осознаю, что походка стала вполне уверенной, дрожь в ногах испарилась, мир потихоньку приобретает обычные резкие очертания. И все же, я принимаю четкое осознанное решение — нужен отдых. Тем более, очень хочется посмотреть, как же тут все устроено.
Захожу в не слишком просторное фойе, где из мебели — ничего, лишь с потолка свисает нечто среднее между уродливой люстрой и попыткой замаскировать доисторическую видеокамеру. В противоположной от входа стене слегка выделяются три двери, при моем появлении открывается та, что в середине.
Пройдя внутрь, окидываю взглядом лифт. По размерам он почти не уступает предыдущей комнате; судя по количеству кнопок — может поднять вплоть до тридцатого этажа. Внутри идеально чисто, хотя никаких излишеств нет и в помине. Обычная стальная коробка, служащая для быстрого перемещения в вертикальной плоскости.
Задумавшись на секунду, нажимаю последнюю кнопку — хочется оказаться повыше, окинуть город взглядом с верхних этажей. В ответ слышится гневный гудок, на табло рассерженно мигает красный индикатор. Повторяю нажатие — с тем же эффектом.
— Тей, к сожалению, ваш социальный статус не позволяет подниматься выше второго этажа, — подсказывает Нимфа раздражающе спокойным голосом.
Сдержав желание сплюнуть, тыкаю в цифру «два», хотя с тем же успехом можно было бы остаться и на первом. Мимолетное покачивание — и двери раскрываются, предлагая покинуть помещение. Выхожу, раздраженно пиная створку ногой. Лифт и я — мы оба остались друг о друге крайне невысокого мнения.
Передо мной коридор, уходящий вдаль насколько хватает глаз. Я даже не вполне уверен, есть ли у него конец, или эта широкая кишка так и тянется сквозь весь блок домов. Через равные промежутки замечаю небольшие ответвления; там располагаются промежуточные площадки, на одной из которых я как раз и нахожусь.
Неяркое освещение струится с тонкой полоски на потолке. По стенам двумя рядами горят гирлянды индикаторов: примерно пополам зеленые и красные. Поначалу я не осознаю, что именно передо мной, настолько это необычное и пугающее зрелище. Лишь несколько секунд спустя до сознания доходит тот факт, что стены здесь представляют собой непрерывную череду из капсульных дверей, расположенных в два яруса: верхний и нижний; а зеленые и красные огоньки — не более, чем указатели, расположенные четко в центре створки.
— Тей, выбирайте любую спальню с зеленым индикатором, — раздражающе заботливым тоном руководит ИскИн, — Красный цвет означает, что капсула занята.
Киваю, хотя не вполне уверен, может ли нейросеть распознать мои жесты. В принципе, я уже и сам понял, что зеленый — хорошо, а красный — не очень. Иду вдоль по коридору, рассматривая однообразные ряды квадратных створок. На удивление, здесь не слишком многолюдно: встретилась всего парочка постояльцев, скользнувших мимо меня с настороженным видом.
— Почему все шарахаются прочь? — мысленно недоумеваю, — Я что, как-то не так выгляжу?
— Дело в том, что существует расхожее суждение, будто бы общаться и даже просто находиться рядом с индивидами низшей социальной группы — плохой признак, якобы ведущий к ухудшению собственного статуса.
— А на самом деле это не так?
— Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть; это закрытая информация. Равно как и все, что касается алгоритмов работы Системы.
Останавливаюсь посреди коридора, оглядываюсь: и в ту, и в другую сторону уходят ряды кабинок, кажущиеся бесчисленными. Гирлянды двуцветных индикаторов сливаются в перемигивающиеся полосы. Не знаю почему, но мне становится не по себе.
Ладонь притрагивается к ближайшей свободной кабине, дверь сразу же открывается, демонстрируя внутренности капсулы. С любопытством гляжу на индивидуальное спальное место.
Передо мной комнатушка метр на метр в поперечнике и чуть больше двух в длину. На полу — лежак, заправленный белоснежно чистым постельным бельем, стены и потолок — идеально ровные, без намека на какие-либо удобства и дополнительные приспособления. По сути, здесь можно только лежать и спать. Даже сесть не получится: высоты помещения явно недостаточно.
— Туалет и душ — в конце коридора, на лестничной площадке, — поясняет Нимфа, прежде чем я успеваю задать назревающий вопрос.
Устало вздохнув, заползаю внутрь. Хотя бы для этой операции предусмотрены все удобства: дополнительные держатели и поручни, две ступени на разной высоте, несколько крутящихся валиков, позволивших комфортно «въехать» в капсулу. Едва успеваю разместиться, как дверь сама собой закрывается, отрезая остальной мир напрочь. Теперь в моем распоряжении два кубических метра пространства, а снаружи не долетает ни звука, ни отсвета. Почему-то возникает аналогия с просторным уютным гробом.
Поерзав на лежаке, кое-как принимаю удобную позу. Организму нужен отдых, но несмотря на это, сон упрямо сторонится взбудораженного мозга. Одна за другой лезут мысли и воспоминания: из головы не идет встреченная богиня, да и красавица Лола, если уж быть честным, так и маячит перед глазами.
— Тей, вам требуется помощь со сном? — заботливо осведомляется ИскИн.
— А что, есть снотворное? — я не слишком-то доволен вмешательству в думы.
— Конечно, нет! — притворно возмущается Нимфа, — Зачем нужны препараты, если можно напрямую воздействовать на клетки мозга?
Хм… действительно! Этот вариант мне почему-то в голову не приходил.
— И как это работает? — вопрошаю с внезапным любопытством.
— Очень просто, — оттенки снисходительности в голосе ИскИна начинают раздражать, — Сколько вы хотите проспать?
— Ну, думаю пары часов будет вполне достаточно…
Еще не закончив фразу, ощущаю внезапно накатившую сонливость. Мысли мгновенно замедляются, тело расслабляется, глаза закрываются сами собой. Сознание погружается в сон почти моментально, будто кто-то щелкнул выключателем.
Таким же неожиданным и резким получается пробуждение. Я разом выныриваю из сонной пелены, открываю глаза; встрепенувшись, смотрю по сторонам. В капсуле загорается свет, приглушенный на время моего беспамятства. Сладко потягиваюсь, чувствуя себя отдохнувшим и бодрым.
— Время сна: два часа и три минуты, — докладывает Нимфа, — Активность мозговых клеток восстановлена на восемьдесят процентов.
Слегка нахмурившись, ползу к двери, нога бесцеремонно толкает створку.
— Зд о рово, — не слишком радостно хвалю нейросеть.
Не хватало еще отпускать искусственному интеллекту комплименты.
Дверь послушно открывается, я тут же выбираюсь наружу. Вокруг — все тот же коридор, где, кажется, совершенно ничего не изменилось за прошедшее время. Те же ряды огоньков, те же бесконечные капсулы, те же редкие силуэты постояльцев, исчезающие где-то вдалеке. И все же, несмотря на некоторую жуть ночлежки, находиться здесь гораздо приятнее, чем внутри одного из спальных гробов. Ловлю себя на мысли, что лежать в крошечной комнатушке дольше, чем необходимо для сна, нет совершенно никакого желания.
Между тем, дверца капсулы закрывается с мягким приглушенным чмоканьем. Индикатор на створке по-прежнему красный — внутри начался цикл уборки и стерилизации. Некоторое время смотрю на слегка мигающий огонек, потом медленно иду в сторону ближайшей лестничной площадки.
Достигнув фойе, оглядываю стены. При ближайшем рассмотрении удается отыскать помимо лифта еще три незамеченные ранее двери. Одна ведет в длинную туалетную комнату, разделенную на множество отдельных кабинок. Вторая открывает столь же вместительную душевую, где, наоборот, никаких переборок нет, только череда леек и полок для одежды. И в санузле, и в помывочной разделение по половому признаку отсутствует: видимо, предполагается, что индивиды не страдают излишней стеснительностью.