Шакал чувствовал себя раздраженным. И голым. Трудно было отыскать преимущество в споре с мужчиной, когда сидишь у его ног совсем без одежды.
– Почему мы так для тебя важны? – спросил он с вызовом. – Серые ублюдки. Зачем ты к нам явился? Зачем пошел со мной на болота?
Штукарь осторожно опустился на камень. Его лицо и руки были совершенно чисты, хотя Шакал не видел, чтобы он мылся. Чародей сделал глубокий, удовлетворенный вдох и посмотрел через реку.
– Уль-вундулас и вправду чудесный край. И только ты можешь меня по нему провести.
– В Уделье еще семь копыт, кроме нашего, – сообщил ему Шакал. – В любом из них тебя бы приняли.
– Никто, кроме Серых ублюдков, не годится.
Штукарь произнес это как каприз, однако его сжатые челюсти и взгляд, которым он смотрел на воду, указывали на то, что он больше не станет это обсуждать.
– Сегодня я мог сделать тебя врагом, – проговорил Шакал после долгой паузы. – Я про Блажку.
– Весь мир – ее враг, – ответил Штукарь, не отводя взгляда от Алундры. – Иначе она не была бы той, кто она есть.
– А кто, по-твоему, она есть? – спросил Шакал, понимая, что его вопрос звучит до нелепости покровительственно.
Когда Штукарь обернулся, на его лице была ленивая улыбка.
– Та, что способна на внушающее ужас величие.
Шакал крякнул. Штукарь был прав.
– Мне любопытно, – решился сказать чародей, – как она оказалась в вашем братстве. Это же редкость, да? Чтобы женщина вступила в копыто?
– Это невозможно, – ответил Шакал. – Но она смогла. Ну… мы втроем смогли.
– Да тут целая история.
Шакал скривил рот.
– Да не особо. Чтобы ввести в копыто нового члена, его должны предложить двое посвященных братьев. Этого можно добиться, если служишь сопляком, но не обязательно. Потом все решается голосами. Мы с Овсом выдвинули Блажку несколько лет назад. За нее проголосовали. Вот и все. Она была достойна этого и получила место.
– Я думаю, это потому, что ты ее тренировал, – заметил Штукарь беспечно.
Черт, этот чародей ничего не упускал. Шакал на мгновение искоса глянул на него. Штукарь снисходительно и небрежно улыбался.
– Да, – признался Шакал. – Хотя это была ее идея, в некотором роде. Мы с Овсом просто продолжили то, что уже было начато… от чего Блажка не могла отказаться. – Ему не слишком хотелось об этом рассказывать, но он поймал себя на том, что не может остановиться. Его языком руководило чувство вины, как будто рассказ о достижениях Блажки мог сгладить его вину за жестокие слова.
– У Ублюдков когда-то был старый трикровный. Певчий. Он был ветераном Нашествия, одним из основателей копыта, и ему Ваятель доверял больше, чем всем остальным. Мать Овса, Берил, была его койкогрелкой, хотя правдивее будет сказать, что это он ей грел койку. Когда он не уходил в патруль и не выполнял поручений вождя, Певчий проводил время в приюте. Он стал нам отцом, которого у нас никогда не было. Мы называли его Печным, потому что его имя было слишком сложным для малышей. Конечно, он души не чаял в Овсе, ведь он был трикратом и сыном Берил. Но Овес был неразлучен со мной и с Блажкой, да Певчий и не был против. Он помаленьку нас учил, и чем старше мы становились, тем больше: показывал, как ухаживать за свинами и за оружием, рассказывал про копыто и про тяжаков, про их язык. Мы были юны, но он готовил нас к тому, чтобы стать Ублюдками. По крайней мере, готовил двоих из нас.
Нам было лет по восемь-девять, когда он бросил вызов Ваятелю, чтобы занять место вождя. Мы никогда толком не знали, почему он швырнул топор. Другие его поддержали, но их было недостаточно. Вызов провалился. Ублюдки, которые его поддержали, убрали свои топоры и взмолили Ваятеля о пощаде. Но только не Певчий. Как зачинщик, он был обязан встать перед пнем и позволить Вождю метнуть свой топор. Так предписывает наш кодекс. Ваятель проявил милосердие. Я думаю, в память о тех годах, что они с Певчим провели вместе на войне. Он позволил ему уйти в кочевники.
Жизнь потекла без него, все тем же чередом, и так прошло еще несколько лет. До того дня, когда мы с Овсом пришли в Горнило, чтобы стать сопляками, оставив Блажку в Отрадной. Она в ту же ночь сбежала. Берил пришлось умолять Ваятеля послать ездоков, чтобы ее нашли. Они вернулись в тот же день. Мы с Овсом пошли с ней повидаться. Она сказала, что собирается найти Певчего, чтобы он смог закончить ее обучение, и тогда она станет ездоком. Она уже тогда была своевольной, и мы знали, что если она сказала, то так и сделает. Поэтому мы с Овсом пообещали научить ее всему, что сами умели, лишь бы она не уходила. Это была единственная причина – чтобы она осталась в безопасности. Вряд ли кто-то из нас всерьез об этом задумывался, но что нам было делать? Берил, может, и пережила бы еще один побег, но вождь уж точно нет. Искать ее во второй раз никто бы не пошел.
В те годы это было практически невозможно. Мы с Овсом почти не вылезали из Горнила, но Блажка была терпелива. – Шакал коротко рассмеялся. – Сейчас такое трудно представить. Тем не менее без нее жизнь шла иначе. Мы оба это чувствовали, и я, и Овес, поэтому пустая клятва превратилась в настоящую цель. Мы захотели, чтобы она вступила в копыто вместе с нами. Когда мы стали посвященными братьями, устроить это стало легче. Блажка не расслаблялась, пока мы служили сопляками, и управлялась с тренчалом лучше любого из нас. Но она не могла прятать свина в соломе, как прятала арбалет, поэтому верхом она ездила плохо. Мы тайком брали ее с собой в патрули в первый месяц после того, как стали Ублюдками. То, что у нас заняло восемь лет, она освоила меньше чем за три. Когда пришло время, мы с Овсом выдвинули ее. Еще с несколькими членами копыта мы были дружны. Мы выиграли голосование и заслужили гнев вождя, но это было неважно. Мы снова стали единым целым.
На берегу, будто по зову, появилась Блажка. Она помогла эльфийке выйти из воды, обе были мокрые. Тонкие ржаво-бурые руки и ноги эльфийки резко контрастировали с зеленым телом Блажки, состоящим из сплошных мышц. Они быстро вышли из фиговой рощи, где Блажка начала рыться в мешках у себя на седле, ища сухую одежду.
– Она красивая, – проговорил Шакал, наблюдая за ней. Женщины стояли достаточно далеко, чтобы можно было смотреть, не слишком стыдясь. Тем более он и сам был голый. Что, несомненно, делало его взгляд менее навязчивым.
Штукарь проследил за его взглядом и кивнул, прежде чем снова отвернуться к реке.
С некоторым усилием Шакал последовал примеру чародея.
– Но свое копытное имя она получила не поэтому, – продолжил он. – Когда за нее голосовали, Ваятель сказал, что женщины хороши только для двух дел. Чтобы их трахать и чтобы они…
– Ублажали, – мягко закончил за него Штукарь. Он протянул руку и принялся разматывать промокшую шину на руке Шакала. Когда он заговорил снова, в его голосе слышалось сочувствие. – И сегодня ты ей об этом напомнил.
– Нет, – ответил Шакал, поморщившись от передавшейся ему горечи. – Она никогда об этом не забывала.
Глава 10
Шакал порадовался, что комната Делии находилась на первом этаже борделя. Ему совершенно не хотелось взбираться куда-то с больной рукой. Рана по-прежнему причиняла немалую боль, и теперь его время от времени стал мучить озноб, как при лихорадке. Притаившись в тени за окном, он слушал, как Делия ублажает двух солдат Бермудо. Когда кряхтенье и стоны хиляков стали интенсивнее, Шакал стиснул зубы. Притворные стоны самой Делии звучали приглушенно. Шакал старался не думать о том, чем был занят ее рот. У него за спиной, на окутанном ночью холме, Блажка, без сомнения, хищно улыбалась. Ну и пусть насмехается, лишь бы прикрывала его сзади!
Когда тяжелое дыхание стихло и сменилось напряженной тишиной комнаты, полной спящих, луна уже была высоко в небе. Делия всегда дожидалась, пока ее хахали уснут, прежде чем тихонько уйти мыться. Раньше она так делала и с Шакалом, когда он еще был простым полукровкой, платившим за щелку. Но уже лет пять он больше не слышал, чтобы она уходила. Теперь он уже не был липким вонючкой, от которого следовало избавиться при первой возможности. Именно по этой причине он сначала подошел к ее окну, прежде чем пробираться в комнату Санчо и требовать ответа, приставив нож к шее неряшливого бордельщика. Осторожно приподнявшись, Шакал заглянул в разбитое окно и стал ждать, когда знакомая фигура поднимется с нагруженной кровати. Как только там возник силуэт Делии, он тихонько шикнул. Опасность разбудить солдат была невелика. Девки, работавшие у Санчо, умели выжать из мужчин все соки.
Шакал увидел, что Делия замерла. Она его услышала. И когда бесшумно вышла из комнаты, Шакал снова присел на корточки, чтобы пробежать вдоль стены борделя, к забору, окружавшему баню, стоявшую особняком. Там не было двери, поэтому Шакал дождался, пока на дальнем конце ограды послышались два тихих стука, а потом ухватился за край забора здоровой рукой и, подтянувшись, зацепился коленом за столбик, чтобы перемахнуть через забор. Из-за перелома падение вышло неловким, и Делия успела подойти к нему прежде, чем он выпрямился.
– Ты ранен, – прошептала она.
– Не особо, – солгал Шакал, оглядывая влажный сумрак небольшого дворика, чтобы убедиться, что они одни.
– Тут никого, – заверила его Делия. – Сюда.
Она подвела его к невысокому, грубо обтесанному деревянному строению, которое Санчо соорудил для девок и их покровителей. Шакал находил баню отталкивающей, предпочитая застоявшейся жиже из полудюжины бадей чистоту бегущей реки.
– Все равно что промочиться в поту от причиндалов, – пробормотал Шакал себе под нос, когда Делия повела его к скамейке.
– Мы завозим свежую воду из колодца, тупица.
Шакал сел и, посмотрев на ближайшую бадью, скорчил гримасу.
– Все равно…
Делия выскользнула из тоненького халата и налила воды из кувшина в стоявшую рядом чашу. Затем, взяв тряпку, нырнула за плетеную ширму. Ее голос тихо донесся из-за перегородки:
Конец ознакомительного фрагмента.