Но самое интересное начинается дальше.
При подключении к ВИРТУСу чипы считывают сигналы, исходящие из спинки кресла (и никаких тебе шунтов из ретро–фантастики: сигналы сканируются через одежду и кожу, без проводов и разъёмов). Эти сигналы, воздействуя на органы чувств, меняют исходящие извне раздражители на иные — созданные виртуальностью. То же и с мотонейронами, «ответственными» за движение: если вы решите согнуть ногу, биочип этот сигнал перехватит — но в виртуальности вы её согнёте; можно сказать, что во время вашего пребывания в ВИРТУСе головной и спинной мозг находятся в обманутом положении.
Сначала это всех пугало — в людях жил страх, что правительства, корпорации или бог знает, кто ещё, превратят их в марионеток. Но время шло, всё больше смельчаков (в том числе знаменитостей: кинозвёзд, поп–идолов, блогеров) вживляли себе чипы, и ничего с ними не случалось — зато в ВИРТУСе они были как рыба в воде. Они превосходили тех, кто пользовался виртуальностью «по старинке», но ни в костюмы, ни в гейм–сферу им влезать не приходилось: всего–то и надо было, что сесть в кресло.
И число таких счастливчиков быстро растёт; их — а точнее, нас — уже большинство.
Я пошевелил рукой, словно бы вспоминая, как это делать. Затем другой рукой и ногами. Потом осторожно повернул голову, лицезря свой холостяцкий бардак.
Наконец–то поднявшись, сделал пару упражнений.
В этой глупой разминке не было бы нужды, соблюдай я положенный срок подключения — три часа максимум. Но тайм–контроль я взломал и с тех пор торчу в ВИРТУСе как больной (Коля/Спайк этой фразой попал в точку). Стыдно признаться, но в гейм–кресло я иногда сажусь в памперсе.
— Канал новостей, — бросил я, пройдя мимо экрана. Без включённого телика в пустой квартире тянет повеситься.
Возникший на экране диктор завёл старую песню: перенаселение, потепление, загрязнение. Всё как всегда.
Сходив в туалет, я принял душ, прошёл в кухню и открыл холодильник, — но он встретил меня белизной… в том смысле, что в нём было бело и пусто. Только какое–то рагу одиноко лежало на полке. А водка в самом низу — не в счёт: в бутылке осталось не больше трети… Даже на опохмел едва хватит.
Не утруждаясь разогревом, я свалил рагу в миску. На дату изготовления не смотрел: меньше знаешь — крепче спишь.
С миской в руке я вернулся в гостиную — ну или в комнату, когда–то считавшуюся таковой.
В лежащем на столе смартфоне меня ждали эсэмэски.
Первая оповещала, что на меня подана жалоба в комиссию по ролевой этике. Вторая — что действие моей менторской лицензии приостановлено. А вот третья…
Я глупо моргнул, прочтя сообщение:
Клим Ларин, пожалуйста, подойдите к окну.
Эсэмэска была странной не только по смыслу, но и наличием запятых с точкой.
Я глянул на зашторенное окно. Похоже, меня разыгрывают… Наверное, соседские дети. Зря я дал Поповым свой номер.
— Уши надеру, — беззлобно бормотнул я.
Снаружи просигналил клаксон — просигналил протяжно и как будто призывно.
Подойдя к окну, я сдвинул штору.
Мимо пролетел дрон–курьер с блестящим кофром в металлических лапах: кто–то в нашем подъезде купил продукты. Мигнул щит с рекламой: мой смартфон послал сигнал, что я взглянул на этот щит, и там вместо колы, рекламируемой секунду назад, вспыхнул логотип кофе (я всегда плачу безналом, а история покупок хранится в смартфоне — вот он и «доложил» щиту, что я — заядлый кофеинщик… К слову, если бы на щит смотрел кто–то ещё, тот под двоих бы не подстроился и оставил бы колу).
А затем моё внимание привлекли припаркованные машины: среди них, клеймя позором колымаги соседей, блестел чёрный шикарный «Ягуар».
Смартфон в моей руке тренькнул — пришла четвёртая эсэмэска. Она сообщала, что мой банковский счёт пополнился на один ноль.
Я оторопело перечитал сообщение.
Его отправили из банка, где я хранил свои кровные: всё, что нажил к тридцати семи годам. Скажу честно, сумма была смешной.
Но сейчас она перевалила за пятьсот тысяч.
У меня округлились глаза. Должно быть, кто–то ошибся…
Между тем за окном кое–что изменилось.
Из окошка «Ягуара» высунулась рука и, кажется, помахала. Затем она вновь скрылась в салоне — и опять появилась, уже со смартфоном. А мой собственный смартфон загудел.
Приняв вызов, я спросил:
— Кто это?
— Моя фамилия Лоцкий, — ответили незнакомым голосом. — Мой шеф хочет с вами встретиться. Итогом встречи может стать семизначная сумма на вашем счёте — вдобавок к той, что уже на нём появилась. Выходите, если вам интересно.
И собеседник дал отбой.
Я не меньше минуты вникал в услышанное, гадая, а не тронулся ли я умом. Может, не стоило отключать тайм–контроль?..
Я отложил смартфон, оделся (после душа я был в одних трусах) и вышел во двор.
Там меня уже ждали.
Перед дверцей «Ягуара» стоял мужик — сухопарый, с костлявым, будто высушенным лицом. От носа к уголкам губ тянулись морщины, они же пролегли на лбу. Мужик был в джинсах и ветровке.
— Здравствуйте, Клим, — сказал он мне и, протянув руку, представился: — Я Марат Лоцкий.
Вместо того, чтобы ответить, я скользнул взглядом по машине — привычка, оставшаяся с прежней работы: во всём видеть подвох. Но салон «Ягуара» был пуст. Таинственный Лоцкий — кем бы он ни был — приехал один.
— Зачем вы перевели мне деньги? — спросил я. Но тут мне показалось, что я уловил суть происходящего: — Вы работаете на состоятельного геймера, которому срочно нужен ментор? Если так, то извините — помочь не могу. Скоро я лишусь лицензии.
— Не лишитесь, — пообещал Лоцкий.
Я вскинул брови, а мой новый знакомый извиняющимся голосом доложил:
— Это из–за меня на вас подана жалоба. Мой шеф искал с вами встречи, но вы завалены работой: в «Хрониках Унгарда», в «Лодосе», в «Битве за рай»… Из ВИРТУСа вы выходите дважды в день — вероятно, лишь затем, чтобы поесть и поспать. Попроси я вас о встрече, вы бы мне отказали, так что я действовал иначе, — Лоцкий глянул на «Ягуар», а точнее, на соседнее с водительским кресло. Там лежал его планшет — очевидно, с ВИРТУС-коннектом.
— Я связался с вашими клиентами, — пояснил Лоцкий, — и попросил их вас спровоцировать — разумеется, подкрепив просьбу деньгами. Сумма, зачисленная на ваш счёт — компенсация за мою бестактность. Обещаю, что Спайк — а точнее, Николай — отзовёт свою жалобу в течение дня.
Он умолк, а я стоял с открытым ртом.
Компенсация за бестактность?.. С пятью нулями?!
Но тут я запоздало смекнул:
— Стоп… Вы что, за мной следили? Отслеживали мои действия в ВИРТУСе?
Лоцкий лишь дёрнул плечом.
— Кто вы такие? — спросил я. — Ваш шеф — чокнутый игрок? Застрял в новой локации и теперь ищет ментора?
— Мой шеф не играет в игры, — сообщил Лоцкий. — Совсем.
Я растерялся окончательно.
Сейчас все играют в игры — ВИРТУС сделал игроманами даже политиков. Если кто–то не играет, значит он — сумасшедший.
Однако Лоцкий уточнил:
— До недавнего времени шеф часто входил в ВИРТУС, но лишь в целях коммуникации. Однако теперь он этого делать не может. Поэтому он и хочет встретиться с вами в реале.
— Не понимаю… — я и впрямь мало что понимал. — Со мной — ментором — хочет встретиться тот, кто не играет в игры и даже не может войти в ВИРТУС?
Лоцкий кивнул.
Я с глупой усмешкой развёл руками; в столь нелепой ситуации сложно найти слова.
— Вы всё узнаете, — сказал Лоцкий, — когда встретитесь с моим шефом.
— А вдруг я не захочу с ним встречаться? — уточнил я. — Верну вам деньги, попрощаюсь и попрошу меня больше не беспокоить?
— Такое очень даже возможно, — признал Лоцкий. — Однако Николай… тот самый Спайк, который вас разозлил, в этом случае забудет отозвать жалобу. И я вряд ли смогу на него повлиять.
— Ясно… — буркнул я со вздохом.
Ну а что я ещё мог на это ответить?
Шефа Лоцкого звали Олег Рябов (если точнее, Олег Иванович). Занимался он оптовой торговлей. Ничего прочего Лоцкий о нём не сказал и лишь скупо добавил, притормозив у светофора:
— Если шеф сочтёт нужным, он сам посвятит вас в детали своей работы.
— А вы–то кто? — спросил я. — Начальник его охраны?
— Скорее, помощник, — уклончиво сказал Лоцкий.
Я с усмешкой кивнул — знаем мы таких «помощников». От Лоцкого разило спецслужбистским душком.
Ещё я отметил, что он не перевёл «Ягуар» на автопилот. Видимо, любит водить.
Офис Рябова находился в Северном Чертаново, в здании, построенном на месте снесённого торгово–развлекательного центра. Тот центр — как и сотни других — пал жертвой прогресса: шопинг в виртуальности куда занятнее обычного, а всё, что вы там накупили, к вам домой доставит дрон. К слову, ВИРТУС не только торговые центры угробил: под раздачу попали музеи, квест–клубы и кинотеатры. Виртуальная эпоха перевела развлечения в новый формат.
Лоцкий оставил «Ягуар» на стоянке. Мы взошли на крыльцо, миновали охрану (никто не просил меня приложить к сканеру электронный паспорт — видимо, потому что я был с Лоцким) и в лифте поднялись на тридцатый этаж, занятый офисами оптовой компании «Терра». Название я счёл банальным.
Блондинка на ресепшене кивнула Лоцкому — вроде бы с трепетом, и ту же реакцию выказала секретарша, доложившая о нас шефу. Лоцкий вежливо открыл мне дверь: эдакий Штирлиц, косплеющий дворецкого. Мне стало смешно.
Лоцкий остался в приёмной, а я вошёл к Рябову.
Его офис был просторным, с панорамными окнами, дорогим деревом и полосками хрома. Одну из стен — ту, что была напротив стола — превратили в интерактивную панель. Шкафы были обиты кожей. Думаю, в другой день я бы всем этим залюбовался.
Но сам Рябов в эту обстановку не вписывался.
Он стоял у окна — седой, грузный, невысокий. А когда он развернулся, стало ясно, что двигаться ему сложно (впрочем, я уже заметил в его руке трость). Лицо его было в глубоких морщинах, взгляд выражал усталость — и мне показалось, не только физическую.
— Здравствуйте, господин Ларин, — поприветствовал меня Рябов. — Прошу, присаживайтесь.
Я молча сел в кресло напротив стола. Рябов занял своё место и дежурно спросил:
— Чай, кофе, вода? Ничего крепче не предлагаю: если вы займётесь тем, что я намерен поручить вам, то от вас потребуется трезвый рассудок.
— А если не займусь, — уточнил я с сарказмом, — то можно не тратить на меня алкоголь?
— Займётесь, господин Ларин, — сказал Рябов. — Не сочтите за надменность, но я это знаю.
Он несколько мгновений сверлил меня взглядом, будто оценивая. Но это не вызвало дискомфорта. Так умеют смотреть лишь лидеры и психологи — хотя первое без второго, полагаю, невозможно.
— Не откажусь от минералки, — сказал я после паузы. — Ваш Лоцкий не дал мне нормально поужинать.
Тут я, конечно же, лукавил: мой ужин нормальным не назвал бы и бомж.
Рябов сочувственно улыбнулся:
— Марат это умеет, — он ткнул пальцем в селектор: — Катя, принесите нашему гостю воды.
Вошла секретарша, неся на подносе воду (дизайн бутылки намекал, что она жутко дорогая — небось добывается где–нибудь в Андах). По просьбе Рябова секретарша достала из шкафа печенье. Разложив его по блюдцам, вернулась к шкафу. Потом вновь подошла к столу, но уже с тонометром:
— Шесть вечера, Олег Иванович.
— Да, разумеется… — Рябов вроде смутился, а в ответ на мой взгляд пояснил: — Один инсульт я уже перенёс и теперь меня пытаются уберечь второго.
Я зачем–то кивнул, смекнув в ту секунду, почему он не может войти в ВИРТУС: при нарушении мозгового кровообращения это запрещено. А ещё он не жаловал биочипы: любой, кто их себе вживил, мог заглянуть в смартфон и узнать свой пульс, давление, частоту дыхания и температуру, — а Рябов вместо этого использует тонометр, которые уже лет десять как не в ходу… В общем, дедок явно упрямый, «старой закалки».
Измерив ему давление, секретарша убрала тонометр и вышла. Видимо, всё было в норме.
— Хорошая девушка, — сказал Рябов, когда дверь за ней закрылась. — Мне предлагали нанять медсестру, но я отказался: Катенька отлично со всем справляется.
Он замолчал, и стало тихо. Отпив воду, я ждал.
— У меня погибла дочь, — внезапно произнёс Рябов.
Я остановил руку, вновь потянувшуюся к стакану.
— Это случилось ещё летом, в середине июля, — Рябов откинулся на спинку кресла. — Собственно, тогда–то меня и прихватило.
— Соболезную, — искренне сказал я.
Рябов рассеянно кивнул и продолжил:
— Мою дочь звали Кэсс — в честь известной художницы… впрочем, неважно. Важно другое, господин Ларин: моя дочь была убита. И я полагаю, что её смерть связана с ВИРТУСом.
Он снова умолк. Я ни о чём пока не спрашивал — это было бы лишним. В таких беседах не спешат.
— Кэсс работала тестировщицей в «Нулане», — сообщил Рябов. — В день своей гибели она тестировала игру, и там возник какой–то сбой — судя по всему, очень странный. И Кэсс в тот же вечер сбила машина. Полиция сочла это простым ДТП, но я убеждён, что они ошиблись… или что их заставили ошибиться.
Тут я счёл нужным уточнить:
— Почему вы так решили?
— Из–за камер, — отпив из стакана, Рябов прокашлялся; разговор давался ему нелегко. Поймав мой взгляд, он пояснил: — В квартале, где убили Кэсс — уж позвольте мне настаивать на слове «убили» — выключились все камеры до единой… как потом выяснилось, вследствие кибератаки… И именно в тот час, когда погибла моя дочь. Прошло уже почти три месяца, но не нашли ни машину, ни водителя, ни виновных во взломе камер. По всем трём пунктам — тишина.
Я неуверенно кивнул, хотя версию об убийстве счёл спорной: хакерская атака — явление частое. Шпионские программы иногда опережают программы защиты, а желающих напакостить предостаточно — от простых отморозков до террористов.
С другой стороны, отключение камер — задача в наши дни непростая… особенно в Москве. Тут либо профи работал, либо большой талант. Ни расшалившийся подросток, ни банальный неудачник такое бы не проделал.
А Рябов между тем продолжал:
— Конечно, я включил связи и настоял на том, чтобы полиция допросила сотрудников «Нулана» — всех, кто работал вместе с Кэсс. Одна из них сообщила, что в тот день моя дочь провалилась под текстуры и увидела там нечто странное: неигрового персонажа, который выглядел как мальчик. Тот мальчик что–то ей сказал… что именно, она не сообщила, но… — тут голос Рябова дрогнул, а рука скользнула в карман, откуда он извлёк запятнанный кровью стикер. — В кармане моей дочери было вот это: очевидно, она записала услышанное.
Рябов протянул мне стикер. Я осторожно его взял.
— Чтобы завершить начатое, соверши три деяния, — негромко прочитал я вслух. — Сорви плод раздора на белом камне, забери глаза у бога войны и на бывшем болоте отыщи фею без ног, — я поднял взгляд на Рябова. — Так вот зачем вам нужен ментор — вы хотите понять, что всё это значит?
— Я уже это понял, — поморщился Рябов, — по крайней мере, отчасти. Неужели вы думаете, что до вас в этом офисе не было менторов? Нет, господин Ларин — я обращался уже к троим.
Он сделал паузу. Я ждал.
— «Плод раздора» — это, разумеется, яблоко, — сказал Рябов. — В ВИРТУСе есть сегмент под названием «Фрея»: относительно новый, но наверняка вам известный. Во «Фрее» есть площадь с пирамидой из белого камня, а на ней…
— Растёт яблоня с единственным плодом, — закончил я.
— Верно, — Рябов кивнул. — Что касается глаз бога войны…
— Бинокль, — я не удержался — решил блеснуть знаниями. — Бинокль в одном из помещений упавшего в каньон дирижабля. В том отсеке был наблюдательный пост, прозванный марсовой площадкой: в воздухоплавании часто заимствовали морские термины. Отсюда и фраза про бога войны.
В детали я не вдавался — Рябов явно мужик начитанный; он наверняка знал, что у парусных судов над марсовой площадкой могло находиться «воронье гнездо» — то есть бочка для наблюдений. Поэтому на дирижаблях наблюдательные пункты (пусть это вовсе и не бочка) часто называли так же: «марсовая площадка» или «воронье гнездо».