Аля не знала, а теперь и спрашивать не хотела. Весь мир вокруг нее вращался с неимоверной пугающей скоростью. Все рушилось, подхваченное незримым вихрем. На длинных ресницах повисли крупные слезы, которые она размазывала вместе с тушью по щекам. Звуки и ощущения отступали, оставалось только бесконечное падение в никуда. Телефон выскользнул из ослабшей руки, отлетело защитное стекло, вдоль экрана протянулась трещина. Прямо через лицо Дениса с их парной фотографии, которая стояла в качестве заставки.
— Алевтина Викторовна, вам, похоже, не терпится ответить, — внезапно вырвал из отрешенного забытья строгий голос, в котором не оказалось ни капли участия.
Над Алей нависла седеющая голова сухопарого высокого замдекана, и она сжалась, как кролик под взглядом удава. Только этого не хватало!
Она слишком громко кричала в трубку, хотя уже предупреждали о сохранении тишины. Теперь и подруги, и прочие студенты смотрели на нее с сочувствием и пониманием, как будто ее вели на расстрел. Замдекана, в отличие от большинства преподавателей, славился непреклонностью и никогда не пытался понять своих учеников.
Слезы Али он, наверное, воспринял как признак неуверенности перед зачетом, торжествующе предвкушая, как отправит на пересдачу не лучшую свою ученицу. А она, плохо понимая, что вообще происходит, поплелась за ним следом на негнущихся дрожащих ногах.
— И планшет уберите, — напомнил замдекана. Аля подчинилась, забыв, что где-то в коридоре остался лежать ее телефон, который заботливо подобрали подруги. Ее уже ничего не интересовало.
Она не знала, как дальше жить. Не представляла, что скажет родителям. Ее отец при первой встрече с Денисом сказал четко: «Какой-то он двуличный». Они даже ссорились! За девятнадцать лет Аля впервые серьезно поругалась с папой, отстаивая непогрешимость возлюбленного, чтобы теперь страшно осознать, как точно разбирался в людях отец.
Глупо, как же глупо! И ужасно! Аля ощущала на себе клеймо. Горечь обиды заполняла ее пополам с болью, раздирая на части. Внутри нее начала отсчет невидимая часовая бомба, чье тиканье отчетливо гудело в ушах, поглощая все прочие звуки.
— Будете тянуть билет? — слабо возвращал к реальности голос замдекана.
Аля не помнила, как оставила сумку на столике у двери, как прошла к столу с разложенными полосками бумаги. Машинально она схватила первый попавшийся билет и села за парту, даже забыв вытащить ручку.
Вопросы расплывчато маячили сквозь нечеткую пелену. Но плакать Аля больше не могла, не среди сосредоточенно готовящихся студентов. Теперь она отчетливо поняла, что ей грозит еще и завалить сессию. А ведь совсем недавно мир представлялся прекрасным и надежным. Теперь же от него остались лишь контуры, нечеткие и стирающиеся, будто нарисованные мелом на мокром асфальте.
Утром все представлялось легким и приятным, все проблемы далекими и решаемыми. Теперь два вопроса и кейс, написанные на узкой полоске, оборачивались для Али незнакомыми иероглифами, точно она попала в другой мир на сдачу предмета, который никогда не проходила.
«Катастрофа!» — подобрало ее сознание самое точное определение всего, что происходило вокруг нее, всего, что окольцевало душащими обручами. Из груди рвался дикий крик, вопль утопающего. Аля резко встала, сметя со стола пустой лист для ответов вместе с полоской билета, и стремительно направилась к двери.
— Куда вы? Я вынужден поставить неуд! Алевтина! Стой! — донесся, словно через вату, встревоженный голос замдекана, но Аля уже не слышала.
Она выбежала прочь из аудитории, пропитанной чужой далекой тревогой. Вещи остались на столе у двери, телефон у подруг, но все это не интересовало. Она бежала прочь, лишь бы найти выход, лишь бы ее отпустила давящая на грудь воронка стальных обручей. Все больше хотелось кричать, выть, оглушительно визжать. Но обручи наливались прочностью металла, и Але оставалось только хрипеть и скулить. Ни проклятья, ни угрозы не возникали в затуманенном сознании. С губ срывалось одно имя:
— Денис… Денис…
Аля выбежала из кабинета, но наткнулась на недоуменные и даже обескураженные взгляды сокурсников. Они сверлили ее, как яркие прожекторы, ослепляя и причиняя почти физическую боль. Аля отшатнулась, заслоняясь от них руками.
Она не представляла, как отвечать на сочувственные вопросы: «Что случилось?» и «Как ты?». Случилось одно: конец света. Ее мир, ее уютный прекрасный мир, рушился. Неужели никто не замечал? Никто не видел кружения обломков ее счастья.
Аля развернулась и побежала к лестнице, желая спуститься, найти укромный уголок и наконец закричать. Так громко, как только возможно. Или хотя бы просто забиться куда-нибудь и как следует выплакаться.
— Денис, но как же… — шептала и шептала она, взмахивая руками. Ноги ее все больше дрожали. Один пролет лестницы Аля еще преодолела относительно благополучно, забывая цепляться за перила, потому что поминутно сдавливала голову и размазывала слезы, пелена которых заслоняла все вокруг.
На втором пролете проклятая шпилька сыграла с ней последнюю злую шутку этого ужасного дня: нога подогнулась, туфля скользнула на опасно-гладком искусственном мраморе. Аля успела вскрикнуть, но больше — ничего. Руки ее взметнулись вверх и потянулись к перилам — тщетно.
Она летела через ступени головой вперед. Черная воронка сдавила ее и провозгласила, что в этот день ей судьбой написано сломать шею или раскроить череп. Больше для нее в этом мире не оставалось места. Все звуки рванулись безудержным оркестром, все голоса сливались в единый гул издевательского смеха Дениса.
Потом наступила тишина. Вечная тишина. Алю поглотила темнота, непроглядная и всеобъемлющая. Все началось с разбитой чашки, а закончилось разбитой жизнью.
Или не закончилось? Или все только начиналось? Темнота не рассеивалась, но сквозь нее донеслись отчетливые обеспокоенные голоса:
— Ох, еще одна участница?
— Как странно она прибыла.
— Наверное, ошибка портала.
— Срочно доложите Королю.
Глава 2. Поверить в реальность
Мир все еще кружился вихрем осколков, распадались и свивались причудливые узоры калейдоскопа. В отдалении через зыбкую пелену доносились смутные голоса, встревоженные, недоуменные:
— Несите ее, да-да, вот так, осторожно.
— Ничего себе, давно такого не случалось.
— У меня есть одно предположение.
— Думаете, она не участница отбора? А кто же тогда?
«Куда меня несут?» — хотела бы спросить Аля, но губы едва дрогнули. Она слабо закашляла, ощущая боль между лопатками.
Но она же точно помнила, что летела головой вперед! Этот ужас стремительного падения все еще длился в ее душе безмолвным криком. Тем не менее, ударилась она отчего-то спиной. Еще ныла подвернутая нога, это тоже ощущалось отчетливо сквозь хоровод теней.
— Что-то не то творится с порталами. Как считаешь, Павена? — спрашивал кто-то, но Аля все еще не решалась открыть глаза. Она не знала ни одной женщины с таким странным именем, уж точно не в стенах родного факультета. Возможно, она все-таки упала и ее отвезли в больницу. Но почему тогда вокруг не пахло спиртом и хлоркой, а разливался приятный успокаивающий аромат меда и лаванды? Ответов по-прежнему не находилось.
— Ничего я не считаю. Я просто управляющая в гареме. Магия порталов не по моей части, — слегка сварливо отвечала загадочная собеседница, очевидно, уже немолодая.
«Гарем? Как гарем?» — ужаснулась Аля. Ее похитили? Она упала с лестницы, ее похитили, а потом продали в гарем. Какой еще гарем? Мысли путались, наслаивались туманными образами. Порой ей случалось при сильном стрессе просыпаться по несколько раз внутри сна, чтобы погрузиться в еще больший кошмар до окончательного пробуждения.
Аля нерешительно с трудом разлепила веки, надеясь, что незнакомые люди и их голоса рассеются предрассветными тенями. Но, похоже, вернуться к реальности не удалось: над ней в перевернутой перспективе плыл бордовым облаком тяжелый бархатный полог старинной кровати с витыми столбиками. Либо ее похитили и привезли в какой-то особняк, либо она все еще грезила — других логических объяснений не находилось.
Не хотелось думать, что череда ярких образов навалилась игрой последней искры угасающего сознания. Аля живо представила, как она лежит на лестничном пролете с неестественно свернутой набок шеей, из которой торчат сломанные позвонки. Но она где-то слышала, что жертвы таких несчастий перед смертью не чувствуют своего тела, буквально теряют с ним связь.
Ее же мучила тупая боль между лопаток и в подвернутой лодыжке. Аля безотчетно поклялась себе, что больше никогда в жизни не наденет высокие каблуки. Хотя разум ее все еще оставался затуманенным.
Она помнила, что бежала. Но почему и откуда? Все смешивалось, перекручивалось пластами сна. Потом смена узоров калейдоскопа застыла в отчетливом орнаменте: Денис. Ее предал Денис, ее дорогой ненаглядный жених. Из-за него она упала с лестницы и оказалась в этом месте. В месте… Где?
Аля резко дернулась, взметнув мягкое одеяло, пахнувшее лавандой, но вскочить не получилось, потому что по телу разливалась непростительная слабость. Бежать? Куда? Она не знала, куда спешила, и в тот миг, когда выскочила из аудитории. Прочь. Прочь из этой несправедливой реальности. И вот теперь она очутилась где-то в другом месте, совершенно незнакомом.
«Папа! Мама! Заберите меня отсюда! Пожалуйста!» — безотчетно заклинала она, бессмысленно разглядывая полог над головой, который подходил к интерьеру разве что средневекового замка. Ужас пронизал хрупкое тело. Ее все еще сковывало потрясение от предательства Дениса и заставляла холодеть в теплой постели предельная тревога неопределенности.
— Ты пришла в себя? Наконец-то! — раздался уже относительно знакомый голос, последовавший за тихим скрипом двери. Аля приподнялась на локтях, но снова закашлялась.
— Добрый день, — тихо и вежливо проговорила она, не зная, что еще ответить, хотя в голове роились сотни вопросов.
Вошедшая женщина выглядела лет на шестьдесят, может, чуть меньше. Носила она некое подобие платья-кимоно или турецкого халата с затейливой узорной вышивкой. Ее седеющие рыжие волосы толстыми косами оплетали голову. В руках она сжимала небольшой кубок, в котором поверх воды — или, скорее, спирта — танцевали язычки пламени, как над пуншем. Первые наблюдения не дали никаких ответов, даже наоборот — еще больше запутали.
— Я Павена, — представилась женщина. Ее артикуляция не совпадала со смыслом сказанных слов, как при озвучке иностранного фильма. Значит, говорила она явно не по-русски, но Аля отчетливо понимала ее. Сон! Точно сон! Если все считать сном, то многое обретало свою нелогичную логику. Только боль разбитого сердца и недавних ушибов отчетливо разграничивала реальность от вымысла.
— А я… Алевтина, — тихо представилась Аля, сочтя, что следует быть учтивой даже с незнакомцами из странно-отчетливых видений, тем более пожилыми и, очевидно, уважаемыми.
— Вот и славно. Здравствуй, Аля. Лежи-лежи пока. Ты ударилась, когда выпала из портала. Повезло, что тебя сразу заметили стражники, ночью в коридорах замка холодно, не хватало еще простудиться такой хорошенькой девочке, — беззлобно затараторила Павена.
После предательства жениха Аля уже сомневалась, насколько она разбирается в людях, но от новой знакомой не веяло явной враждебностью. Да и очнуться повезло не в тесных казематах, а на мягкой перине. Впрочем, это не означало, что можно считать себя в безопасности. И внутри у Али буквально зажглась тревожная кнопка: что-то не так. Везде не так! В старинной обстановке комнаты, в запахах, наполнявших ее, в речи, которая не совпадала с артикуляцией, в незнакомых нарядах. Что-то не так в самом мире, его очертания и краски воспринимались иначе.
— Где я? — наконец спросила Аля, терпеливо ожидая, когда яркие пятна, плывущие по тяжелому пологу, соизволят рассеяться. Голова еще гудела, но мысли постепенно прояснялись. Она лежала на спине, облаченная в белую рубашку. Руки слегка онемели, как от долгой неподвижности. Но она чувствовала свое тело. Хотя бы это радовало.
— В Замке Короля-Феникса на острове Фрег, конечно. Разве не сюда ты направлялась? Признаться, мы не нашли тебя в списках, — удивленно вскинула брови Павена.
— Каких списках? — измученно протянула Аля, все-таки приподнимаясь. Она уже ничего не понимала и только вдыхала тонкий запах, витавший в комнате. То, что она ошибочно приняла за лаванду, переливалось совершенно незнакомыми нотками. Але всегда нравились дорогие селективные ароматы духов, но в странном сочетании не находилось ничего привычного, будто его получили из неизвестных науке растений — отчего-то в этом не оставалось сомнений.
— В списках на отбор невест, — поразилась Павена, все внимательнее вглядываясь в лицо Али, словно силясь отыскать написанный на нем ответ и не находя ничего, кроме недоумения.
— Какой отбор невест? Я не записывалась ни какие кастинги… Это реалити-шоу? Розыгрыш? Или… Или я в коме? — задрожала Аля, дыхание перехватило. Она хотела домой — вот и все. К маме и папе, под их защиту. С ними всегда все было просто и понятно, а здесь даже мягкая постель показалась пыточной дыбой. Павена вовремя дотронулась до ее плеча, ласково говоря:
— Успокойся, успокойся. Лучше ляг, а я полечу твою ногу. Для начала. Можно?
Аля неуверенно кивнула, косясь на кубок с горящим в нем пламенем. Оно притягивало взгляд, манило необъяснимой теплой энергией, точно от него исходила песня.
— Что вы… делаете? — дернулась Аля, когда Павена откинула край одеяла и поднесла кубок к опухшей подвернутой лодыжке правой ноги.
Ох, гадкие-гадкие оказались те туфли! Из-за них не только нога пострадала, но, похоже, и с головой творилось что-то неладное. Еще более неладно выглядело намерение старухи Павены «лечить» растяжение огненным пуншем. Или что там у нее плескалось в чаше? Аля тихо пискнула, готовая бежать прочь, но на удивление сильная рука Павены не позволила отдернуть ногу.
— Это магия Короля-Феникса. Она исцеляет, — терпеливо объяснила она, как маленькой.
— Неверо… Невероятно, — замерла Аля, когда ощутила, что неприятный вздутый комок вокруг косточки стремительно рассасывается и ступня восстанавливает свою подвижность. В ее привычном мире ни один чудо-врач не сумел бы сотворить ничего подобного.
— Либо неудачное перемещение стерло тебе память, либо ты и правда из очень дальних мест. Юная волшебница, полагаю, неверно открыла портал?
— Я не волшебница… И порталы… существуют только в сказках.
— Хм… ты с материка Кита?
— Нет.
— Может быть, с дальнего края Архипелага Ската?
— Нет, нет и нет! Я не слышала об этих местах. И не понимаю, о чем вы говорите. Я с Земли! С планеты Земля! Понимаете? И мне очень! Очень хочется вернуться домой!
Уж если она невольно попала в какое-то шоу, то, возможно, следовало подыграть странной женщине. Но Аля видела, что огонь не обжег, а тело ее отозвалось благодарной легкостью на эти согревающие прикосновения искрящихся оранжевых лепестков.
— Ты в мире Весп-Лак. Земля… Земля, — задумчиво повторила Павена, покачиваясь из стороны в сторону. Она что-то вспоминала или же сопоставляла факты. Потом резко встала и, пообещав скоро вернуться, кинулась прочь из комнаты, сказав Але не вставать и не волноваться. Еще она указала на поднос с фруктами, стоявший на низком изысканном столике подле кровати. Там же оказался кувшин с прозрачным душистым соком.
«А если они захотят меня отравить? Или усыпить? И проснусь я уже в темнице или в другой непонятной комнате?» — вздрогнула Аля, но жажда мучительно скребла в пересохшем горле, мешая думать.
Сок полился из вытянутого позолоченного кувшина в такой же позолоченный кубок и оказался чудесным на вкус. В нем угадывалась сладость маракуйи, но освежал он как лимонад с мятой. Фрукты тоже были совершенно незнакомые: на блюде красовались гроздья крупных красных ягод, отдаленно напоминавших виноград, также предлагались сушеные финики или что-то подобное им. Узнавались по вкусу и форме только желейные рахат-лукумы. Аля задумчиво пощипала красные ягоды, утоляя неожиданно пробудившийся голод: значит, с завтрака прошло немало времени. Вскоре она отметила, что травить или усыплять ее не намерены, с радостью снова наполняя кубок.