— Ну, скажи что-нибудь! — сказал блондин. — Я знаю, вы говорящие!
Чёрный молчал.
— Андрей? — вопросительно обратился Карасов к блондину.
— Это ж функция, — непонятно ответил тот, — чёрта с ним разговаривать?
Борух вдруг понял, что уже пару минут не слышит стрельбы сзади. Группа Бета тоже не появилась.
— Медяк? — сказал он в микрофон шлема, не сводя глаз с Чёрного. — Медяк, ответь Боруху.
Тишина.
— Альфа, Центру, — прорезался внезапно Кузнецов.
— На связи, — ответил майор.
— Мы блокированы, повторяю — мы блокированы. Заперлись в бывшей котельной, в коридоре какие-то твари. Визуальный контроль потерян, рулите сами.
— Потери, Иваныч? — тихо спросил Борух.
— Все, кроме меня и связиста. Он трёхсотый тяжёлый, я — лёгкий, выживу. Двери стальные, прочные, мы вас дождёмся. До связи, не отвлекаю.
— Чёрт! — выругался Карасов, который тоже слушал канал. — Что за твари там?
— Мантисы, — отмахнулся от него блондин, — Эви, сваливаем. Тут сейчас будет слишком весело. Хватай планшет, поехали.
Он подхватил под мышку сундучок и помахал рукой собравшимся.
— Андрей, сука, ты что… — начал удивленно Карасов, но мулатка ткнула наманикюренным пальчиком в планшет, и они с блондином исчезли.
Без всяких спецэффектов — вот стояли, и вот — пустое место. Немедленно потеряв интерес к происходящему, развернулся и пошел к деревянному трапу Чёрный. Он даже не обернулся, когда в раскоп спрыгнуло первое чудовище, и забился в руках «Печенег» майора. Полетели брызги чёрной крови, но стойкость на рану у мантиса была необыкновенная — почти в упор, мощным патроном 7.62х54, свалить его удалось только на половине «сотой» ленты.
«Ещё одна, максимум две твари — и нам конец», — понял Борух.
Но, как только блондин с мулаткой исчезли, что-то изменилось — пропало ощущение заложенности в ушах, небо начало быстро светлеть, а в наушнике закричал Кузнецов:
— Альфа, есть связь, Альфа! Мангруппа идёт, продержитесь десять минут!
Глава 22. Артём
— И как, продержались? — спросил я, с трудом сфокусировавшись полуоткрытым глазом на два расплывчатых пятна. Одно из пятен было с бородой…
— Нет, блин, сожрали меня там! — заржало бородатое пятно. — Ты глянь, оклемался наш писатель! Говорит, как живой!
— Лежи-лежи! Тебе вредно! — приятным женским голосом сообщило безбородое.
— Так лежать или вредно? — с трудом выдавил из пересохшего рта я. Ощущения были, как будто я только что остановил головой грузовик.
— О, слышу сарказм! Значит, жить будет!
— Что со мной случилось?
— Помнишь, афишную тумбу на площади? Мы к ней мешки сгружали ещё?
Я почти собрался кивнуть, но сразу передумал — казалось, что голова может ненароком и отвалиться.
— Пока ты своё «миру мир» на плакате рисовал, мы с барышней, как примерные пионэры, играли в набор «юный химик». С селитрой и соляркой. Отличный вышел фугас на пару сотен кэгэ эквивалента. Взрывчатка, камни, плитка тротуарная, обрезки арматуры, прочий мусор… Ну и сама тумба за корпус. Уж больно она стояла удачно — угол взрывную волну фокусировал. Мечта сапёра. Грех было не воспользоваться.
Я медленно поднял руку и осторожно ощупал голову. Она была на месте. Пока это всё, что я мог сказать с уверенностью.
— Ну, в общем, контузило тебя слегонца, ничего страшного. Зато видел бы ты, как этих матиссов об стену размазало! Представляешь — вся площадь в соплях…
Я изо всех сил постарался себе этого не представлять, но всё равно замутило.
— Мантисов…
— Что? — Борух наклонился ниже.
— Мантисов. Матисс — это художник. Мантис — латинское название богомола. До меня только сейчас дошло…
— Ну, там по стенам такое художество развесило — куда тому Матиссу…
— Слушай… — я потихоньку приходил в себя, — а сейчас вообще что? Ночь? День?
— Я бы сказал, утро…
— А чего вы тут сидите при лампе?
— Видишь ли… Тут окон нет. Ну, то есть их теперь, если честно, во всем здании нет, но тут их и не было.
— Ты чего-то темнишь…
— Ну, мы это… как бы сказать… временно утратили контроль за территорией — смущённо признался Борух. — Там такая фигня творится, что лучше пока тут посидеть…
Я, кряхтя как старый дед, с трудом уселся на куцем диванчике. Подташнивало, и голова кружилась, но, если вдуматься, было не так плохо. Вот бы ещё…
— Выпить есть?
— А то! — обрадовался Борух. — Стратегический запас напитков мы эвакуировали при отступлении.
— Ему же вредно, у него контузия! — запротестовала Ольга.
После того, как зрение сфокусировалось, я её исподтишка разглядывал: разводы пороховой копоти на лице, небрежно висящий на плече стволом вниз «Вал», лихо торчащие из-под синего берета короткие рыжие пряди и вызывающе обтянутые тонким десантным тельником особенности фигуры под расстёгнутой курткой. Хоть сейчас на обложку моей пиздецомы. Ради такого зрелища, пожалуй, стоило приходить в себя.
— Алкоголь не только вреден, но и полезен! — веско возразил майор.
Действие коньяка на организм оказалось волшебным — резко, со щелчком, распустилось что-то до сей поры намертво скрученное в голове, мир обрёл краски, резкость и контраст. Даже головная боль исчезла, сменившись лёгким и даже почти приятным звоном в ушах. Попробовал встать — пошатнулся, но устоял, подхваченный Ольгой под локоть. От неё слегка пахло потом, сильно — порохом и почему-то степной терпкой полынью и горьким миндалём.
Осталась одна, но очень важная проблема.
— Борь, — сказал я, смущенно покосившись на Ольгу, — а где тут, к примеру, сортир?
— Не так всё просто… — отвёл глаза майор.
— Что у нас плохого? — до меня стало доходить, что если наша парочка бравых героев сидит, запершись в этом чулане, то, наверное, на то есть веские причины.
— Сам глянь. А то не поверишь ещё… Да каску надень, придурок! И так контуженный уже…
Я напялил каску-сферу, размышляя, какого чёрта не сделал этого ещё вчера. Глядишь, голова целее была бы… Теперь вообще снимать её не буду!
Опустил противопульное стекло и потихоньку, по сантиметру открывая дверь, выглянул наружу. Оказалось, что мы сидим во внутренней комнате второго этажа. Помещение для прислуги, надо полагать. Туалет — тоже для прислуги, не хозяйский, — тут дальше по коридору, идущему вдоль наружной стены. Окна выходят на главный фасад, и стеклопакеты взрывной волной вбило внутрь, выдрав из стен вместе с рамами. Пол усыпан битым стеклом, перегорожен перекрученными каркасами створок, а за пустыми проёмами сияет солнечное яркое утро. На небе легкомысленные пушистые облачка, а на массивных подоконниках «под гранит» — вороны. Чёрные, крупные, как бройлерная курица, и чертовски многочисленные.
Под окнами было уже порядком насрано. Периодически то одна, то другая птица срывалась с карниза и пикировала во двор, а на её место тут же садилась, громко хлопая крыльями, другая и сразу начинала пристраиваться поудобнее, чистить клюв и гадить. Дверь скрипнула, и в мою сторону сразу повернулись десятки клювов и чёрных внимательных глаз. Я дёрнулся, дверь приоткрылась и сразу три крупных твари стартовали на меня, как пернатые ракеты. Самая резвая успела дотянуться клювом, звонко цокнув по шлему — за что и поплатилась, попав между косяком и дверью, когда я её захлопнул, отскочив назад, как испуганный кузнечик.
Внутри оказались голова и часть крыла. Полуотрубленные полотном двери, они испачкали косяк кровью и перьями. Я приоткрыл дверь на пару сантиментов и брезгливо, кончиками пальцев выпихнул труп. Снаружи об дверь что-то стукнулось, но ворона — не дятел, дырку не проклюет.
— Еще немного, и в сортир мне было бы уже незачем… — признался я, нервно вздрагивая. — И давно вы в осаде?
— С ночи, представь себе, — ответил Борух. — После того, как рванула закладка, уцелевшие твари вдруг развернулись — и дружно почесали куда-то в сторону вокзала. Глядим — ты валяешься такой красивый, из носа юшка и глазки закатил — отволокли тебя в помещение. Потом пошли разбираться, что мы тут себе имеем — а там такая красота, что ты себе не представляешь…
— Не надо…
— Как будто десять тонн давленых тараканов вывалили… Чистый Матисс!
— За отсутствием туалета наблюю прямо тут! — предупредил я. — Я контуженный, мне не стыдно.
— Подумаешь, какие мы нежные! Кстати, пахнут они приятно. Миндалем и полынью. Парадокс — вокруг слизь и говно, а запах, как в кондитерской…
— То есть, мы, типа, победили?
— Типа да.
— Так почему мы тогда не празднуем, а в чулане сидим, как мышь под метлой?
Борух почесал лысину, поковырял в бороде, зачем-то оттянул затвор РПК и заглянул в патронник.
— Ты знаешь… Потом такая странная херня началась…
Повторный массаж лысины и почёс бороды.
— Набежали собаки. Много. До чёрта собак. Я, было, по ним палить собрался, но вот она, — он ткнул пальцем в Ольгу, — отговорила. И правильно, как оказалось. На нас им было похрен, они начали жрать всю эту чёрную слизь. Я чуть не сблевал, честное слово. А сама слизь прямо на глазах исчезала. И не только внутри собак, а сама по себе. Как будто испарялась, что ли… Вместе с кусками этих тварей. Как будто они не настоящие, а… Не знаю, в общем. Я до сих пор не уверен, что именно видел. Да и темно было…
— Ихор, — внезапно сказала Ольга, — это называется «ихор». Мифическая кровь чудовищ. Хотя это не кровь, а они не чудовища — просто название прижилось. Это странная субстанция, но для людей, собак и врановых она сильнейший метаболический агент. Для кошек почему-то нет.
— А вороны-то откуда? — я решил не уточнять пока, откуда она столько знает про эти дела. Похоже, тут все знают больше, чем я.
— Прилетели, — констатировал очевидное майор, — как начали пикировать с чёрного неба чёрные птицы, так мы чуть не обосрались.
— За себя говори, — поморщилась Ольга.
— Ладно, я чуть не обосрался. А принцессы, конечно, не какают. Поэтому в них со временем накапливается столько…
— Хватит! — раздражённо фыркнула рыжая.
— В общем, по причине отсутствия ПВО, мы организованно отступили на заранее подготовленные позиции. Съебались, в общем, — вздохнул майор, — ну и тебя утащили. Не бросать же…
— Спасибо.
— Обращайся.
— И долго мы тут сидеть собираемся? — мочевой пузырь напоминал о себе всё более настойчиво.
— Ну, мы, собственно, ждали, пока ты в себя придешь и освободишь нам руки. Идти можешь?
Молча кивнул. В сторону сортира я был готов даже бежать. Борух протянул мне мой автомат. Чёрт, а я и не помню, где его бросил. Наверное, на стене, возле пулемёта оставил. Позор и поругание виделись мне в глазах майора за такое отношение к оружию. Такие, как я, в пиздецомах погибают в первой главе, давая героям пример того, как поступать не надо. И поделом.
А вот Ольга с Борухом переглянулись, кивнули, встали у двери — рыжая с «Валом», майор — с пулемётом, — и, резко распахнув дверь, синхронно шагнули в коридор.
«Ду-ду-дум» пулемёта, короткий быстрый металлический лязг автомата. Шаг вперёд, разворот. «Ду-ду-дум», «тр-р-р». Три шага. «Ду-ду-дум», «тр-р-р». «Пустая!» — «Прикрываю!». Лязг замены магазина. Кровь, перья и дым по коридору. «Держу!» — «Заходим!». Самый запоминающийся поход в сортир в моей жизни. А я даже с предохранителя автомат не снял. Засмотрелся.
Санузел оказался разделён на несколько помещений, так что можно было спокойно пописать не на глазах у девушки. Правда, с громким в пустом помещении журчанием я поделать ничего не мог, и мне было от этого неловко.
— Сбросил балласт? — бесцеремонно спросил майор, закрывая приоткрытую дверь в коридор. — А противник, меж тем, отступил. То ли мы нанесли воронам неприемлемые потери, то ли им просто надоело.
— Скорее, ихор испарился весь, — сказала Ольга, — нечего им тут больше делать.
— Пошли вниз? — спросил Борух. — А то жрать охота. И патронов мало.
— Иди, — сказала рыжая, — а я душ приму. Тут вода течёт почему-то, хотя и холодная.
— Накопительный бак наверху, — пояснил я, — странно, что не замёрз.
— На улице уже совсем тепло, — ответила Ольга, — посторожишь меня?
— Без проблем, — ответил я.
Майор ушёл, а Ольга, раздеваясь на ходу, отправилась в душ. Дверь она не прикрыла, и я не то чтобы подглядывал, но… Краем глаза, клянусь! Фигура у неё шикарная. Особенно сзади. Ох, и спереди тоже! Интересно, она специально дверь не закрыла? Кажется, мне тоже не помешал бы сейчас холодный душ…
В каминном зале по сравнению со вторым этажом было чисто и уютно. Окна, прикрытые от взрывной волны стеной, не вылетели. Борух уже развёл камин и теперь кипятил воду в котелке, повешенном на кочергу. Ольга ушла в комнату переодеваться, а я присел в кресло и, немного посомневавшись, всё-таки налил себе ещё коньячку. Контузия контузией, а нервы тоже не железные.
— Странная барышня, — сказал майор, — очень странная. Не разведка и не спецура, и точно не конторская, но школа есть. Не понимаю, что ей от нас надо. А ведь что-то надо…
— А какая разница? — я всё ещё был под впечатлением подсмотренного в душе. — Не пофиг нам, кто она? У нас секретов нет, воровать нечего, завалить нас можно было без тайного внедрения. Да пусть она хоть из космического конного десанта имени мудей Будённого — нам ли не пофиг?
— Ох, не уверен…
Ольга спустилась как раз к чаю, свежая, задорная и прелестная, но немного, как мне показалось, напряжённая. Вгрызлась в печенье так, как будто на фигуру ей плевать. Хотя я бы такую фигуру объявил национальным достоянием.
— Ну что, гадаете, кто я и зачем тут? — подмигнула голубым глазом.
— Подслушивала? — мрачно спросил майор.
— Тут интересная акустика, — не стала отрицать она.
— Нам бы хотелось что-нибудь уже прояснить, — настойчиво сказал Борух, — а то как-то нечестно выходит.
— Непременно, — покивала она, изящно надкусывая ровными белыми зубами печеньку, — но сначала ещё один вопрос, можно?
Не получив возражений, продолжила:
— Ящик. Тот, который вы со склада спёрли. Не хотите посмотреть, что в нём?
— Он заперт.
— Если это то, что я думаю, и закрывал его тот, о ком я думаю, то я, возможно, угадаю код.
— Заинтриговала, — признался майор.
— Умею, — кивнула девушка. — Если я всё просчитала правильно, то содержимое ящика критически важно. Если ошиблась — ну что же, бывает… В любом случае, объяснения за мной, но давайте хотя бы попробуем?
Борух ушёл в соседний с залом кабинет, лязгнул там дверью вделанного в стену монументального сейфа и притащил ящик. Он по-прежнему жужжал и больше ничего не делал. Мы смотрели на Ольгу, Ольга — на ящик.
— Десять, ноль восемь, пятьдесят девять. День, когда всё началось.
Борух потрещал колёсиками, потянул ручку.
— Мимо!
— Хм… — Ольга глубоко задумалась, — а если… Пятнадцать, одиннадцать, тридцать шесть?
Треск, треск — щелчок.
— В самую дырочку! — кивнул майор, поворачивая ручку. — А это что за дата?
— Мой день рождения. Оказывается, для него это куда более личное, чем я думала…
— О, да ты скорпион! — сказал я. — В тебе должно быть полно яда и коварства… Стоп, а почему «Тридцать шесть»?
— Ого… — перебил меня майор, — это что за хрень?
Кубическое пространство, ограниченное толстыми двойными стенками ящика, походило на внутренности настенных часов — большая спиральная пружина и сложная система вращающихся с тихим жужжанием шестерён. Центр композиции — две грубо стилизованные фигурки — одна чёрная, с жирным графитным блеском, вторая — белая с искрой, как твёрдый каменный снег. От них исходило непонятное, как будто тянущее внутри, на уровне селезёнки, ощущение. Фигурки закреплены в металлических зажимах и медленно вращаются друг относительно друга, почти соприкасаясь плоскими основаниями.
— Механический часовой замыкатель, — сказал Борух. — В какой-то момент вот этот шпенёк зайдёт вот в эту вилочку. Видите? И верхняя фигурка опустится, войдёт в соприкосновение с нижней, вращение заправит эти выступы в эти пазы… Тогда второй конец коромысла передвинет переключатель и разомкнёт эти два провода.